Глава 23 Пенелопа Новый день. Новый доктор. Новый рецепт. Глава 24 Диллон Я не видел Пенелопу восемь дней, и не выхожу из комнаты, чтобы быть у окна на случай, если она проснется. — Папа и я, собираемся сходить куда-нибудь на ужин. Хочешь пойти с нами? — спрашивает мама. Ее тонкий голос доносится до меня из-за запертой двери. — Прогулка может пойти тебе на пользу. Лежа на полу под открытым окном, я кидаю мяч вверх и ловлю его, прежде чем снова бросить. Красные нити, вшитые в резиновый кожух, словно движутся по мячу вверх и вниз. — Диллон, можно мне войти? — спрашивает мама. Она пытается справиться с дверью дергая медную ручку, а потом стучит. — Ты еще не спишь? Я сажусь, позволяя мячу упасть на пол. Он падает на ковер с мягким стуком и катится к центру моей комнаты. — Я не голоден, — говорю я потирая лицо руками, прежде чем подняться на ноги. Заходящее солнце окрашивает стены моей спальни в розовый и оранжевый, и температура теплого воздуха начинает опускаться вниз вместе с самой яркой звездой на небе. Смотрю в окно и расстраиваюсь, увидев по-прежнему закрытые окна Пен. Я отхожу от него с болью внутри и открываю дверь спальни. Мама медленно входит в мою комнату, проводит пальцем по поверхности комода и кривится из-за слоя пыли. Ее карие глаза расширяются, заметив груду одежды в углу и массу грязной посуды, которую я не удосужился отнести на кухню. — По крайней мере, я знаю что ты ешь, — говорит она, складывая пустые стаканы и тарелки, чтобы забрать их. Сидя на краю кровати, я говорю: — Это не так важно. Пенелопа могла бы быть ее дочерью. С двумя кучками моей грязной «безответственности» в руках, она открывает рот, чтобы заговорить. Я настраиваю себя на ту же лекцию, что я уже слышал несколько раз на этой неделе, но мои плечи опускаются, когда она щелкает губами. Неспособный никого сделать счастливым, мне кажется, что я разрываюсь на две части. Мое сердце — с грустной девушкой по соседству, которая не может покинуть комнату из-за постоянной сонливости, вызванной таблетками. Соня, не проявляет ко мне сострадание и не позволяет увидеть Пен. Мои родители заставляют меня ходить в школу каждый день без нее, и они прячут домашний телефон, чтобы я перестал звонить Файнелам. Последнее что я хочу, чтобы Пенелопа считала будто я ее бросил; и мне хочется, чтобы мои родители знали, что могут доверять мне. Одно мешает другому, так что я застрял между школой и комнатой, в которой запираюсь сразу после возвращения домой. Мама переступает с одной ноги на другую. Ее светлые волосы убраны назад, и темные круги под глазами вызывают дискомфорт. — Мам, я в порядке, — говорю я, надеясь облегчить ее беспокойство. Она тяжело вздыхает. — Пожалуйста, пойдем с нами на ужин. Мне от этого станет лучше. Отталкиваясь от матраса, я соглашаюсь пойти и беру часть грязной посуды, чтобы помочь маме. Свет возвращается в мамины глаза, и улыбка расползается по ее маленькому лицу. Только эта ее реакция, поднимает мое настроение. Но оно сразу же падает, как и посуда из моих рук, когда я слышу крик Пенелопы. — Диллон! — моя мама зовет меня, когда я выбегаю за дверь, давя ногами посуду. Отчаянные и оглушительные крики моей девочки, становится громче, пока я несусь вниз по лестнице. Я выскакиваю на улицу вслед за отцом, который выбежал из кухни. Спускаясь с крыльца, я несусь во двор к Файнелам. Пен босиком и в пижаме, с горящим безумством в глазах, тянет за рубашку своего отца, пока он пытается отойти от дома. Она пальцами ног, словно вцепилась в траву, но ее отец сильнее, и вытаскивает ее на бетонную дорожку. Она спотыкается и падает, выпуская темно-синюю рубашку отца из рук. Ее грязные ноги покрываются кровью, когда Пен ударяется ими о бетон. Соня стоит в открытой двери дома прикрывая руками рот, и слезы катятся из глаз. Мама проходит мимо меня, чтобы успокоить соседей, которые стали друзьями нашей семье. С бешено колотящимся сердцем я пытаюсь подойти к Пенелопе, но мой отец не пускает меня. — Иди внутрь, — строгим тоном, которого я никогда не слышал от него раньше, приказывает он. — Папа! Пожалуйста, папа! Нет, ты не можешь, папа! — рыдает Пенелопа, но тренер Файнел не слушает ее. Даже когда его дочь, ползет за ним на коленях и хватает за лодыжки. — Отпусти, — рычит он. У Уэйна в руках небольшая картонная коробка. Я смотрю сквозь слезы, как костяшки Пен белеют от напряжения, и больше не могу стоять сложа руки. Несмотря на протесты отца, я отталкиваю его и подбегаю к Пен, и падаю на колени рядом с девушкой, которая рушит души. Она не реагирует на мое объятие, но что-то во мне щелкает, становясь на место, и я чувствую себя завершенным с моим безумством в руках. Уэйн молча стоит над нами, глядя на нас пустым взглядом. Он просто ждет, чтобы она успокоилась. Будто перед ним, не больше чем своенравная девушка устраивающая истерику. Я чувствую дрожь в ее мышцах и слышу страх в ее голосе. Это страх. Это истерика. — Это я, Пенелопа, — я шепчу ей на ухо, медленно положив свою руку поверх ее и осторожно обнимаю другой. — Давай, малыш. Вставай, — говорю я, держа ее так крепко, что не остается пространства между нашими телами. Вдруг, она разворачивается ко мне лицом, сильно прижимается ко мне и кричит: — Он разбил их! Свободный от удерживающих рук своего единственного ребенка, мистер Файнел подошел к металлическому мусорному баку, стоящему рядом с домом, снял крышку и положил ее на землю. Пен прячет лицо на моей шее, покрывая мою кожу теплыми слезами, не в состоянии справиться с тем, что ее отец собирается сделать. Я наблюдаю как он вываливает в бак все, что находилось внутри коробки и начинаю плакать с моей девушкой, когда я понимаю, что это было. Радуга поломанных дужек и разбитых линз выпадает из коробки. Круглые зеленые, овальные желтые, фиолетовые, красные и голубые фрагменты храбрости Пенелопы исчезают в помойке, наполненной пустыми коробками из-под молока и остатками еды с прошлой недели. — Боже мой, — я слышу как где-то позади меня вздыхает мама. Уэйн запихивает пустую коробку в металлический бак поверх разбитых очков и возвращает крышку на место. — Иди домой, парень — говорит он, забирая Пен из моих рук. Неистовый бой Пенелопы прекращается, и она становится спокойной. Он несет ее, как ребенка, прижав к груди; идет мимо моих родителей, а потом мимо своей жены, прежде чем исчезнуть в доме. Стирая сердитые слезы с лица, я встаю на ноги и бегу в дом в свою комнату. У меня тоже есть коробка, которую я держу под кроватью. — Ты должен позволить Файнелам самим разбираться с их дочерью, Диллон. Ты не представляешь через что они проходят, — говорит папа, стоя у двери. Глубоко вдыхая через нос, я жду когда он уйдет и оставит меня в покое. Он понятия не имеет, через что я прохожу. — Ты не выйдешь, пока не успокоишься, — говорит он, делая шаг ко мне. Из-за того что я выше и сильнее его, единственное что мне нужно сделать, просто пройти мимо него. Он не пытается остановить меня. Пробегая мимо мамы, входящей в дом, игнорирую ее протесты. Стоя посреди двора Файнелов, с яростью и болью, я бросаю горстки, рассчитанной поддержки, в дверь их дома. Маленькие упаковки с конфетками отскакивают от стены, рассыпаясь по веранде. Когда разрушитель невидимости Пенелопы выходит из дома, чтобы посмотреть что происходит, я бросаю в него пустую коробку. Кажется, что сотни желтых пакетиков взрываются между нами, и мы смотрим, как наши попытки сделать ее счастливой рушатся. Это лишь часть того, что он мне должен.