Диллон Оба родителя провожают ее до двери в класс. И после диалога, состоящего из вздохов Пенелопы, сердитого лица ее отца, и наставлений миссис Алабастер, учителя восьмого класса, новая девочка заходит в класс. Она прячет глаза за солнцезащитными очками в желтой оправе, ее лицо выражает спокойствие. Мистер Файнел находит меня глазами в маленькое окошко на двери и одаривает меня свирепым взглядом, прежде чем уйти. — Давайте, тепло поприветствуем Пенелопу Файнел в средней школе Кастл Рэйн, — объявляет миссис Алабастер у доски. — Это ее первый день с нами. Пожалуйста, будьте внимательны к ней. В ответ звучат наполовину бурчащие, наполовину шепчущиеся приветствия для новой девочки. Я подумал было помахать, но отказываюсь от этого, когда Герберт начинает производить чмокающие звуки позади меня. Откинувшись на спинку стула, я зажимаю его пальцы между стулом и столом. — Мистер Декер, пожалуйста, поднимите вашу руку. Я делаю так, как мне велят, и каждая пара глаз в классе номер двенадцать, устремляется на меня. Когда кровь отливает от моей поднятой руки, заставляя онеметь каждый кончик пальцев, меня больше не волнуют потешные выражения лиц моих одноклассников или смех Кайла, который доносится через ряд от меня. Волнует только неуверенность на лице Пен, которая вызывает у меня волнение. Она никаким образом не может знать, что я не спал всю ночь, думая о пузыре из жвачки или о зеленых солнцезащитных очках, которые она носит после захода солнца. С зажатой верхней губой между зубов, Пенелопа прижимает свою черную сумку к груди и смотрит в мою сторону, не подавая вида, что помнит о том, что мы соседи. — Займи свободное место рядом с Диллоном, — миссис Алабастер указывает Пен куда пройти. — Уверена, он не против облегчить первые несколько дней, пока ты сама во всем не разберешься, верно? Я опускаю свою руку, и мои щеки заливает румянец. — Нет, мэм. Весь класс начинает хохотать. Пенелопа опускает голову, и длинные темные волосы закрывают ее лицо. — Достаточно! — настаивает учитель. — Давайте не будем позорить самих себя и покажем мисс Файнел, что мы не буйный народ, что скажете? Тишина, которая заполняет комнату еще хуже, чем смех. Новая девочка все еще с опущенной головой начинает медленно продвигаться на свое место. Скрип ее туфель о кафельный пол напоминает звук, который издает доска для мела, когда проведешь по ней ногтями. Когда Пенелопа спотыкается о сумку Пеппер Хилл, которую та всегда ставит на пол у парты, звучат несколько смешков. — Извините, — шепчет Пен. Пеппер ухмыляется, поднимая свою уродливую розовую сумку с блестками прямо из-под ног новой ученицы. Она откидывает свои светлые волосы с плеча и бормочет: — Смотри куда идешь, Паула. — Мое имя Пенелопа, — внезапно слышится бравый голос. Она поднимает подбородок, освобождая лицо от волос. Словно Пен не сказала ни слова, противная девочка-подражатель с ухмылкой на лице вешает сумку на спинку своего стула, и отворачивается, решая, что Пен не стоит ее времени. Тщеславная и безжалостная, Пеппер относится так ко многим в нашем классе, так что меня совсем не удивляет ее отношение к Пен. — Так что ты там говорила про те дурацкие очки? — не так уж и тихо шепчет Пеппер своей подруге, которая сидит рядом. С высоко поднятой головой и расправив плечи, новая девочка занимает свое место рядом со мной. Из своей сумки она достает ручку и записную книжку в желтой обложке и начинает выводить что-то посередине. Класс продолжает занятие, а она начинает рисовать звезды и смайлы на своих руках. Никто из нас и внимания не обращает, когда миссис Алабастер переходит к учебному плану семестра. — Я собираюсь стать художником, когда вырасту, — шепчет Пенелопа. Она не поворачивает голову ко мне, когда разрисовывает кончики пальцев розовыми сердечками, но я вижу, как ее глаза быстро поглядывают на меня из-под солнцезащитных очков, которые она так и не сняла. Я не знаю ее настолько, что бы сказать, что ее художества отстой, поэтому я просто улыбаюсь и говорю: — Это здорово. «Пикассо» поворачивается на стуле. Темные стекла не полностью скрывают ее глаза, и я различаю длинные ресницы, порхающие под очками. — Если мы собираемся быть друзьями, сосед, то мы должны верить друг другу. Я не художник, а из тебя врун тоже не выходит, — говорит она тихо. — Это был тест, и ты провалился. Мое сердце начинает учащаться, и ладони потеют. Правая часть моего рта растягивается в улыбку, и я ничего не могу поделать с этим. — Я не хотел тебя расстраивать. Пенелопа пожимает плечами. Она рисует на свободном месте между костяшками и говорит: — Это невозможно. — Ты бесчувственная? Новая девочка трясет головой. — Только тогда, когда я невидимая. После этого она ведет себя так, как будто это я невидимый, отворачивается и подпирает рукой подбородок, перекидывая волосы таким образом, чтобы они служили стеной между нами. Я пытаюсь отвлечься, пока Пен меня игнорирует, но это не помогает. Даже когда Герб начинает шептать: «Пенелопа и Диллон сидели на дереве…», и я делаю вид, что его не существует, пока он не тыкает мне карандашом сзади в шею. Я разворачиваюсь на своем голубом пластиковом стуле и выхватываю карандаш у него из рук. Желто-оранжевый карандаш летит через всю комнату, отскакивает, падает и катится к новым ботинкам одного из учащихся. — Дружище, это единственный карандаш, который у меня был, — Герберт, выглядящий немного старше своих двенадцати, с темными кудрями на голове, опускает плечи и вжимается в стул. — Я же просто шутил. — Погоди, вот я встречусь с Матильдой, Герб. И ты пожалеешь, — говорю я, передавая ему свой карандаш. Моя мама наполнила мой портфель столькими предметами, что мне хватит на весь следующий год. Мой лучший друг ухмыляется и пытается отмахнуться от меня, как будто он не нервничает по поводу рыжеволосой девчонки, которая заливает его щеки краской того же цвета, что у нее волосы. Мы несколько раз сталкивались с его пассией за это лето, потому что все живем на одной улице, и он вел себя так, будто это не он держал ее руку в последний учебный день седьмого класса, прежде чем ее мама не забрала ее на потрепанном универсале. — Я не понимаю, о ком ты говоришь, — говорит враль, вращая свой новый карандаш между большими пальцами. — Матильда Тип, — пищит Кайл достаточно громко, чтобы слышали другие, якобы напоминая имя девочки, в которую Герберт влюбился, когда ему исполнилось одиннадцать. — Ты держал ее за руку в прошлом году. И снова, весь класс взрывается от смеха. В этот раз не из-за появления новенькой, а Герберт любит внимание. Он принимает игру, кидая смятые шарики из бумаги в Кайла и сочиняя на ходу о девчонках, которым он вскружил голову этим летом. — Какая Матильда? — шутит он, пока миссис Алабастер не ударяет линейкой по своему столу. Когда мы все успокаиваемся и приступаем к работе, я поглядываю на ту, от которой дрожит мое сердце. К моему удивлению, она убрала свои волосы в высокий хвост и ее глаза смотрят на меня в упор, из-под затемненных стекол. — Когда у тебя день рождения и почему этот город называется Кастл Рэйн (Прим. ред.: в переводе Замок дождей)? — спрашивает она. Руки Пен полностью покрыты различными дурацкими узорами. — Двадцатого сентября. Потому что, скалы у берега похожи на замки, и здесь много дождей, — говорю я с нервной хрипотцой в голосе. Розовые губы растягиваются в широкой улыбке и Пенелопа говорит: — Мой день рождения в этот же день тоже. — Правда? Она хватает меня за руку и тянет ее в небольшой проем между нашими партами. Используя маркер, которым она рисует зеленые листья на пальцах, Пенелопа Файнел разрисовывает мой ноготь на большом пальце руки в цвет деревьев на улице. Я ее не останавливаю. — Да, мой день рождения через шесть недель. Мне будет тринадцать, — она раскрашивает мой следующий ноготь и говорит со вздохом. — Моя мама считает, что я должна подружиться с кем-нибудь, потому что нужно устроить вечеринку в честь официального перехода в подростковый период. Как будто это что-то очень важное. — Быть подростком это круто, — говорю я. Пен роняет мою руку и освобождает волосы от резинки. — Я имела в виду поиск новых друзей. * * * Девушка, с которой у нас день рождения в один день, сидя под деревом в школьном саду в одиночестве, и скучает за обедом. Я наблюдаю за ней через грязное окно столовой, где сижу со своими друзьями, которые заняли все стулья вокруг круглого стола. В совершенно новой одежде, мои друзья громко болтают о том, что они успели сделать этим летом. Они очень громко смеются. Отвернувшись от Пен, стараюсь вести себя как ни в чем не бывало. Как будто, моя новая соседка не захватила мое сердце. Я распаковываю полностью органический обед, который меня заставляет есть мама, и киваю, как будто понимаю, о чем все говорят. — Ты видел «Соски темнеют в полночь», и не сказал нам? — спрашивает Кайл, сдувая свою длинную светлую челку с голубых глаз. — Посредственный же ты друг. Нахмурив брови, я роняю свой бутерброд с арахисовым маслом и медом и переспрашиваю: — Что? — Ты же кивнул, когда Кайл спросил, знает кто-нибудь, что такое «Скинамакс», — говорит Матильда Тип. Она кушает маленькой ложечкой пудинг из стаканчика. Мое лицо ярко пылает, и друзья смотрят на меня с улыбкой пока я пытаюсь придумать, откуда знаю о неприличных фильмах, которые крутили по кабельному каналу «Скинамакс» прошлой ночью. Плохие художества и пузыри от жвачки затуманили мой здравый рассудок. Прежде чем я соглашаюсь с собой, что влюблен в Пенелопу, я выпаливаю часть правды. — Я зашел в комнату Рисы, когда она смотрела это. Кайл запихивает в рот фруктовый батончик и улыбается. — Я рассекретил твою сестру. Вставляя трубочку для питья в мой полностью натуральный сок, я увожу тему в сторону, спрашивая у друга: