Сняв белое платье, в котором она спала, Пен натягивает на свои босые ноги пару старых штанов, и натягивает рубашку через голову. Она запускает пальцы в свои непослушные локоны, расчесывая их, и убирает пару прядей с лица. — Готова? — спрашиваю я, беря ее за руку. — Да. Пенелопа и я провели большую часть утра, говоря о времени, которое мы потратили зря, и о том, как сделать наше будущее совместным. Извинения не понадобились и, между мягкими поцелуями и легкими прикосновениями, мы легко договорились что прошлое — это прошлое. Это было так просто. Слушая как Уэйн, очередной раз подходит к двери спальни, мы решили подождать до девяти, чтобы выбраться из кровати, и надеялись, что Уэйн не будет меня убивать при свете дня. — Они не могут сказать «нет», Диллон. Мне девятнадцать. Я не… Зажимая пальцами ее губы, я улыбаюсь. — Не сходи с ума раньше, чем мы услышим их ответ. Как и в любой другой выходной, утром в доме Файнелов Соня готовит завтрак на кухне, а ее муж сидит на диване и чистит свой пистолет. — Что ты здесь делаешь, парень? Ты забыл про правила этого дома в наше отсутствие? — он смотрит вниз на ствол своего оружия. — Тебе их напомнить? Я шутливо ставлю Пенелопу перед собой, прикрываясь, и двигаюсь к двери. Моя девушка визжит, но Уэйн и миссис Файнел смеются. Отец моей девушки, кладет пистолет на стол рядом с открытой книгой о подростковой депрессии, и приглашает нас посидеть с ним. — Я напугал тебя, парень? Не будь ссыкуном, Диллон. Он только что назвал меня по имени? В ожидании смерти, осторожно сажусь в кресло напротив, и тяну Пенелопу на свои колени, но остаюсь в напряжении, на случай, если надо будет убежать. Тренер Файнел предлагает мне пиво, и я отказываюсь, зная, что это тест. — Слабак, — он снова мычит, хлопает ладонью и принимает напиток. — Почему у меня плохое предчувствие? — Соня садится рядом с мужем. Она сжимает в руках красное кухонное полотенце. Одетый во вчерашнюю одежду, я дрыгаю ногами в нетерпении, пока мы четверо сидим в неловкой тишине. Мои глаза двигаются между родителями моей девушки и пистолетом, который Уэйн достал только для того чтобы напугать меня. Ожидая пока Пенелопа начнет говорить, и поведает своим родителям о том, чего она хочет, мои руки начинают потеть, и чувствую, как моё сердце бьётся в кончиках пальцев. Тридцать полных напряжённости секунд, которые казались десятилетием, проходят, а Грусть не произносит ни одного звука, поэтому озвучиваю все я. — Я уезжаю в Сиэтл через неделю, и хочу, чтобы Пенелопа поехала со мной. Школьный «нацист» встаёт, и его лицо становится красным под густыми бровями и усами цвета соли и перца. Его колени ударяются о старый деревянный стол, задевая оружие, и оно падает на пол. Пока я жду случайного выстрела, или когда оно выстрелит мне в лицо, Соня кричит, а Пенелопа начинает плакать. — Я спрашиваю только из уважения к Вам, тренер Файнел. Если Пенелопа хочет уйти, то она может это сделать. Но я не хочу, что бы это произошло так. Ваше благословение очень важно для нас. Его лицо сменяет три оттенка раздражения, прежде чем, в конце концов, стать фиолетовым. — Сиэтл?! Ты понимаешь как он далеко, парень? Она не может быть одна. — Она и не будет, — ответил я, думая об этом с тех пор как попросил ее переехать со мной. — Герб и Матильда тоже там учатся. Возможно, мы втроем сможем составить такое расписание, что с ней всегда кто-нибудь будет рядом. Или она может ходить на курсы при колледже, пока я буду учиться. Мы справимся. — Ты мой ребенок. Я беспокоюсь о тебе, — мистер Файнел качает головой, направляя темные глаза к своей дочери с хрупким сердцем. Морщины гнева и огненный цвет кожи смягчаются и возвращаются к нормальному состоянию, когда он заключает ее в объятия. — Я знаю, папа, — говорит она тихо. — Помоги мне понять, детка, — говорит он, падая обратно на диван. — Я не понимаю, ты и парень снова вместе? Почему ты хочешь уехать? — Я люблю его, — просто отвечает Пен, вытирая слезы с лица. После того как первоначальный шок из-за нашего заявления прошел, Уэйн начинает задавать вопросы об учебе, и о том, как я планирую содержать себя и его единственного ребенка. Описывая двухкомнатную квартиру, за которую мой отец согласился платить, пока мои оценки будут высокими, я думаю, он понимает, что мы будем жить как самые обычные студенты. На текущие расходы хватит стипендии, и поскольку у меня есть год, чтобы наверстать упущенное, и у меня будет загруженный график занятий, я не смогу зарабатывать дополнительные деньги. — Это будет нелегко, но я хочу стать врачом, — говорю я. — И я хочу быть с Пен. Несъеденный завтрак становится холодным, когда утро перетекает в обед. Мы говорили в течение нескольких часов и позвали моих родителей, чтобы они тоже присоединились к обсуждению. Они удивлены также как и Файнелы, и оправданно нервничали. Папа хочет, чтобы я принял во внимание, что жить с человеком с хронической депрессией требует дополнительного внимания. — Нет необходимости спешить, сынок, — говорит он. — Почему бы не подождать, семестр или два, пока ты адаптируешься сам? — Она не помнит, когда необходимо принимать лекарства самостоятельно, Диллон. Если ты собираешься заботиться о ней, ты должен не позволять ей оставаться в кровати весь день. А что насчет терапии и назначений других врачей? Это будет сложно. Мы не будем жить на одной улице. Я не смогу помочь… — Соня замолкает, поворачивая свое испуганное лицо к мужу в поисках поддержки. — Я не могу провести еще один год без нее, — говорю я честно. — Она будет в порядке со мной. Нам будет хорошо вместе. В конечном счете, они признают, что это наши жизни и наши решения, и, скрепя сердце, соглашаются поддержать. Даже Уэйн. — Не думай, что я не смогу приехать к вам, парень, — фыркает он. — Сиэтл не так далеко, — пыхтит он. — Я не шучу, парень. Я приду за тобой. Глава 36 Пенелопа Диллон закрывает последнюю коробку и пишет: «Пен/Хрупкое» на боку, прежде чем затолкать ее в угол к остальным. После, бросив упаковочную ленту и маркер на матрас, он ложится на пол рядом, и кладет голову мне на колени. Я вожу пальцами по голове Диллона, по лбу, скольжу по щеке и челюсти. Всю прошлую неделю мы занимались сбором вещей и сегодня, последняя ночь под присмотром наших родителей в Кастл Рейн. Стены моей комнаты голые, шкаф пустой, и хватило всего десяти коробок, чтобы разобраться в моей жизни. Диллон зевает, закрывая глаза и потирая руками свое лицо. — Мы наконец-то все упаковали. Папа проходит мимо моей комнаты, и бросает синее драже «М&Мs» в Диллона, прежде чем спуститься вниз. — Смотри куда кладешь свои руки, парень, — бормочет он. Разбирать комнату, после того как прожила в ней девять лет — изнурительно, но я обнаружила много забытых вещей, например: старую пару очков и свитер Диллона, который он дал мне, когда мы были в средней школе. Я заново открыла для себя фотографии, музыкальные кассеты и старые дневники. Каждый раз, когда я находила потерянное сокровище, это была история, связанная с Диллоном. Это были хорошие воспоминания. Несмотря на то, что моя жизнь перевернулась вверх тормашками, я нормальна психически практически неделю. Папа не пустил «соседского урода» переночевать у меня снова, но я спала спокойно, зная что Диллон, больше не был вне зоны досягаемости. Наше примирение было простым. Не было никакого другого выбора. Мы просто есть. — Нервничаешь? — спрашивает мой мальчик. Он берет мою руку и целует пальцы. Наклоняя голову назад и прислонившись к стене, я закрываю глаза и говорю: — Даже не немного. — Ты уверена, что готова жить со мной? Я не могу обещать, всегда опускать сиденье унитаза. — Просто не дай мне упасть, — шепчу я, чувствуя себя спокойнее, чем весь прошлый год. Диллон поднимает голову с моих колен и становится передо мной. Я сижу, скрестив руки не открывая глаз. Наслаждаясь тем, как моя кровь мчится из-за его прикосновений, я чувствую, как его губы парят по моему лицу и пальцы танцуют над моими глазами. Волоски на моих руках встают дыбом и следуют за его прикосновениями. Мои глаза трепещут и танцуют, желая открыться, чтобы увидеть, как он прекрасен. — Ты мечта, — тихо говорит он мне на ухо, лаская тыльной стороной руки мои щеки. — Ты знаешь, сколько ты значишь для меня? Я зажимаю свою нижнюю губу между зубами и поворачиваю голову к Диллону, ведя носом по его идеальной линии подбородка. Погружаясь в слабый аромат лосьона после бритья и зубной пасты, я тону в любви и открываюсь надежде, что мы можем закрыть дверь, и быть достаточно тихими, чтобы наверстать упущенное. Забравшись на его колени, я оборачиваю ноги вокруг его талии и держусь за сильные плечи. Сладкие поцелуи мягко продвигаются по изгибу, где встречаются плечо и шея вверх. — Может, попробуем? — спрашиваю я, запрокидывая голову и покачивая бедрами. Твердый подо мной, соседский парень вздыхает и отвечает: