Он протянул мне золотой ауреус. – Бросай сильнее, чтобы звякнуло. Боги знают, что ты здесь. У них множество дел, и заставлять их долго ждать невежливо. Взяв монету, я поклонился императору и пошел к гроту. Дойдя до входа, я остановился посмотреть на ауреус. На одной его стороне был профиль Порфирия в диадеме. На другой – амфитеатр Флавиев и стоящий рядом Колосс в зубчатой короне. Монету отчеканили весьма искусно – можно было различить статуи в нишах цирка. Я не видел такой прежде. Я вошел в грот. Слова Порфирия еще звучали в моих ушах. Много дел, надо же. Какие же это боги, если у них до сих пор есть дела? Это чья-то прислуга. Особых дел нет даже у меня. Если не считать, конечно, обязанности отдать жизнь за Порфирия. В пещере было полутемно. Сперва мне хватало света от входного пролома, а потом впереди затеплились огоньки. Горело всего несколько плошек – ровно столько, чтобы я мог различить, куда ступаю. Но видно было, что вокруг валяются обломки статуй: руки, головы, мраморные торсы. В полутьме они выглядели загадочно и жутко, напоминая об эонах хаоса, из которых вынырнул наш мир… Впрочем, их наверняка разбросали по краям прохода именно с целью смутить душу. Или настроить ее на возвышенный лад. Я вышел в место, освещенное лучше. Свечи здесь лепились на залитых воском камнях как опята на пеньках. Масляные лампадки с ликами медуз и героев горели на стенах. Это был небольшой подземный храм – или, скорее, часовня. Пол его рассекала трещина. Оттуда пованивало серой – видимо, здесь начиналась одна из уходящих в чрево Земли расщелин, через которые к поверхности поднимается дыхание Аида. Над трещиной стоял мощный бронзовый треножник с креслом и ведущей к нему лесенкой. В кресле покоилась фигура в темном плаще с капюшоном. Ни лица, ни ее рук я не видел. Это была, как я догадался, пифия – вдыхая серные эманации, она входила в транс и начинала видеть замыслы парок. Но не вредно ли сидеть в этих испарениях весь день? В скале над головой пифии была высечена загадочная греческая надпись: ONLY A SITH DEALS IN ABSOLUTES[7] Я знал греческий хорошо и понимал каждое из слов, хотя некоторые были редкими – таких не услышишь на базаре. Но изречение все равно оставалось для меня загадочным. Я как бы ощущал тень смысла, но не взялся бы объяснить его другому. Речь, по всей видимости, шла о том, что высшая ипостась бога откроется только самому продвинутому мисту. Слова эти пугали, ибо речь шла о высших тайнах Громовержца. Ниже была еще одна греческая надпись, поменьше размером: TAKE THE RED SABER Еще одна загадка. Впрочем, все храмовые изречения таковы. Да и предсказания тоже. Если про иных оракулов (например, глас Аполлона в Дельфах) и говорят, будто они ни разу не солгали, это лишь потому, что они ни разу не возвестили ничего определенного и внятного… – Подойди, – прошелестел низкий женский голос, и я пробудился от раздумий. Голова моя слегка кружилась – похоже, серные испарения действовали и на меня. Перед треножником стоял медный таз с монетами. В основном это были серебряные сестерции и медная мелочь, но тускло блестящий золотой ауреус подтверждал, что передо мною здесь действительно прошел Порфирий. Приблизившись, я бросил ауреус в таз. Он звонко ударился о медь и лег рядом с первой золотой монетой. – Задай свой вопрос, – произнес тот же голос. – Чего мне искать в Элевсине? – спросил я. Ничего лучше не пришло мне в голову. – Найди единственного, – ответил голос. Я подождал еще несколько минут. Моя голова кружилась от испарений все сильнее – и, поняв, что продолжения не будет, я поклонился пифии и покинул святилище. Порфирий ждал меня у входа. – Ну? Что она тебе сказала? – «Найти единственного». – И тебе тоже. Ясно. Порфирий, кажется, не был удивлен. – Нам ответили одинаково? – спросил я. – Возможно, дело в том, что мы путешествуем вместе? – Ответ может означать разное для тебя и меня, несмотря на те же слова. Больше того, зная правила оракулов, я предположил бы, что именно так все и обстоит… Порфирий пошел вниз по склону, и я следом. Мы молчали примерно до середины спуска, а потом он спросил: – Что пришло тебе в голову, когда ты услышал ответ? – Сперва я решил, что это слова про Бога. Я имею в виду единый общий источник мира… А после я подумал, что они могут относиться и к тебе, господин, так как ты единственный на земле, кто облечен божественной властью и во всем подобен высшему божеству. И оракул велит мне вернуться к тебе как можно быстрее. Мой жизненный опыт подсказывал, что подобной мыслью можно делиться с принцепсом без опасений. – Я тоже сначала подумал про Бога, – сказал Порфирий. – А чего бы ему не показаться самому, раз он советует нам себя найти? – Возможно, – ответил Порфирий, – он хочет, чтобы мы приложили усилия и доказали, что достойны встречи. – То есть он предлагает нам поиграть в прятки? Да разве мы найдем его, если он не пожелает? – Бог не может явиться человеку как Бог в силу человеческой ограниченности. Если бы мы могли видеть его, то не смотрели бы ни на что другое. Иллюзия этого мира развеялась бы сразу. – Подобные вопросы выше моего разумения, господин, – сказал я. – Ты закалил свой ум, споря с лучшими философами и схоластами Рима. Я же просто гладиатор… – Ты еще жрец, – ответил Порфирий. – И весьма умен. – Да, господин. Но в вавилонской традиции жрец не размышляет о боге. Он ему служит. – Это прекрасно, – кивнул Порфирий. – Еще что-нибудь приходит в голову? – Ты чтишь оракул, – сказал я, – поэтому я не решаюсь делиться с тобой своими наблюдениями. – Не бойся, говори. – Голос, давший мне ответ, не принадлежал пифии. Он прилетел как бы со всех сторон сразу. Пифия даже не повела головой. Возможно, говорил кто-то другой… – Ах, вот ты о чем… Да это вообще не пифия, Маркус. Просто воронье пугало в кресле. Если бы там сидела живая женщина, она бы давно задохнулась. Голос, который мы слышим, приходит по специальной глиняной трубе из-за стены. У них есть список нарочито туманных советов, и жрица зачитывает их по очереди. Я засмеялся. – Ты знаешь про это и все равно относишься к гаданию серьезно? – Конечно, Маркус. – Но если жрица читает заготовленные ответы, где здесь действие бога? – Оно в том, Маркус, что тебе было сказано то, что сказано. Если жрица поленилась перевернуть страницу своего списка или просто забыла, какой ответ дала последним и прочла его дважды, это тоже рок… Действие Бога даже в том, что ты решился обратиться к оракулу. Разве может быть, что Бог есть во всем, а в ответе оракула его вдруг нет? Я не стал на это возражать, и остаток спуска мы проделали в молчании. На дороге нас ждал привязанный к дереву мул с поклажей. Видимо, слуги Порфирия стерегли его, прячась где-то рядом – и удалились, увидев, что мы возвращаемся. Мы пошли по пыльной дороге вдоль горного склона, изредка сходя на обочину, чтобы пропустить повозку или группу всадников. День был светел и юн – будто не полыхали прежде ни Акциум, ни Троя. И Порфирий тоже казался веселым и простодушным, словно не было до него ни Тиберия, ни Макрина. Он радовался красотам природы, отпускал глуповатые шутки и то и дело принимался распевать греческие песенки. Было удивительно, сколько он их помнит. Вскоре он обратился ко мне. – Готовясь к паломничеству, я велел составить карту нашего маршрута и нанести на нее божественные и иные достопримечательности, которые встретятся нам на дороге. Видишь ту деревню? Он указал на белые хижины на краю живописного леса. – Да, господин. – Там живет философ Птолемей из Александрии. У него своя философская школа, и он, говорят, учит тайному египетскому знанию. Давай навестим его и заодно перекусим. Мы направились к деревне. В ней было что-то подозрительное – она казалась слишком чистой. Она вообще не походила на поселение крестьян – скорее вспоминались домики, где живут счастливые рабы, ухаживающие за виллой богатого миста.