– Что ты имеешь в виду? – У иудеев интересная вера, – сказал Порфирий. – Они полагают, что первый человек и его подруга жили в блаженном саду. Потом они съели загадочный плод и познали добро и зло. Возможно, это было что-то вроде нашего элевсинского таинства. В общем, они узнали слишком много, и Бог выгнал их из рая, где они жили. Но это не все. Единственный вход в рай был на его восточной стороне. После изгнания людей Бог поставил там херувима с огненным мечом, чтобы защитить растущее в раю Древо Жизни… – В Вавилоне рассказывают похожее, – кивнул я. – Как ты думаешь, есть способ вернуться в рай? – Жить праведно? Порфирий захохотал. – Разве небо живет праведно? Разве праведны его жрецы и наместники? Или сам Бог? Он в ответе за всю пролитую кровь – а ему до сих пор мало. – Тогда что? – Чтобы вернуться в рай, – прогремел Порфирий, – надо победить ангела с огненным мечом! Неужели не ясно? Это ведь он сторожит вход… У меня мелькнула мысль, что в этот раз слишком много печенек съел уже Порфирий. – Возможно, ты прав, господин. Но почему мы говорим об этом сейчас? – Скоро поймешь, Маркус. Как, по-твоему, победить ангела с огненным мечом? – Нужны способности серьезнее моих, – ответил я. – Или другой огненный меч. – Ага! Мне тоже кажется интересным именно второй вариант, – сказал Порфирий. – Оружие ангелов. Так вот, Маркус, открываю тайну… Подожди-ка… Покачиваясь, он отправился в свою комнату. Я решил, что ему нужно справить нужду – но через минуту он вернулся с деревянным ларцом в руках. Я видел этот ларец в нашей поклаже, но не знал, что внутри: он был запечатан. Вопросов я не задавал – думал, там какой-то амулет наподобие сушеной змеи, которую возил с собою Тиберий. – В числе трофеев, захваченных Титом в Иерусалимском храме, – произнес Порфирий торжественно, – было два ангельских меча. Хрустнула сломанная печать, и ларец открылся. Я увидел внутри два бронзовых цилиндра, украшенных геометрическим орнаментом. – Не знаю, – продолжал Порфирий, – почему в наших святилищах не сохранилось ничего подобного. Возможно, дело в том, что мы, эллины, не верим в ангелов с огненными мечами. Зато в одном из греческих храмов хранится молния Зевса. Хранилась, вернее… Я лично приезжал на нее посмотреть. Вскрыли золотой ящик. Внутри пусто. Жрец сказал так: «Был бы ты Зевсом, увидел бы молнию…» Я, как ты догадываешься, его распял. Не у дороги, конечно, а в саду у магистрата, чтобы не смущать народ… Правитель должен помнить о каждой мелочи. Слушая болтовню Порфирия, я рассматривал странные предметы. На них была резьба, какие-то бороздки, непонятные выступы, утолщения и рычаги. Сплав напоминал цветом коринфскую бронзу. Выглядели они и правда загадочно – походили на нечто среднее между ручками от паланкинов и оружейными рукоятями. – А где огонь? – спросил я. – Здесь только бронза. Порфирий накинул на голову свой темный капюшон, взял бронзовые цилиндры из ларца, развел руки в стороны и что-то сделал. Над его кулаками вспыхнули две молнии – синяя и красная. Но они не погасли тут же, как это происходит с настоящей молнией, а остались гореть в воздухе, освещая все вокруг призрачным двуцветным заревом. От неожиданности я зажмурился. Но на пламя можно было смотреть без вреда для глаз. Огненный меч оказался вдвое длиннее гладиуса. Ширину лезвия я не мог оценить из-за сияния вокруг. Огонь был красив и страшен. Страшно, впрочем, делалось не от самого огня, а от сопровождавшего его гула, похожего на скорбный вой сброшенных в Аид душ. Я подумал, что звук этот может достигать наших ушей через глубокие трещины земли и, вероятно, звучит над миром всегда, но люди не слышат его из-за неведения и косности. Прежде я был глух вместе со всеми, а теперь различил адский гул, увидев небесное пламя… Таинство изменило мой ум – такие мысли обычно меня не посещают. Два огненных лезвия погасли так же внезапно, как появились. Стих и загробный стон. – Что это за пламя? – спросил я. – Оно не нагревает бронзу? – Нет, – ответил Порфирий, – зато легко ее режет. Оно рассекает все на своем пути. – Какова его природа? Порфирий пожал плечами. – Это священный огонь, в который верили древние иудеи. Возможно, их вера была настолько яростной, что стала пламенем сама. – А почему у огня два цвета? Синий и красный? – Здесь тайна, – сказал Порфирий. – Я говорил, что огонь рассекает все – но это не совсем так. Он не в силах рассечь сам себя. Единственное, что может отразить огненный меч – это другой огненный меч. Одному ангелу может противостоять лишь другой ангел… Какой цвет выберешь ты, Маркус? Мне больше нравилось синее пламя – оно было спокойным и глубоким. Но я сомневался, что в таком выборе следует полагаться на личный вкус. – Если затрудняешься, – сказал Порфирий, – думай о знаках, полученных от богов… И тут я вспомнил греческую надпись в святилище Дианы. Take the red saber. Вот он, совет олимпийцев… – Красный, – произнес я. Порфирий удовлетворенно кивнул, и нижняя часть его лица расплылась в улыбке. Глаз я не видел – они были скрыты капюшоном. – Мудрый выбор. Он отразится в новом имени, которое я сейчас тебе дам. Впрочем, синий меч – тоже мудрый выбор, просто мудрый иначе. – Не понимаю твоих слов, господин. – Поймешь позже. Итак, ты будешь сражаться красным пламенем, мой ученик… Но это не значит, что ты отверг синий огонь. Порфирий не называл меня прежде учеником. Это была честь. Но на той высоте, куда поднимали его слова, веяло холодом. – Что ты имеешь в виду? – спросил я. – Я ведь уже выбрал красный. – Это будет твоим секретом, – сказал Порфирий и соединил две рукояти вместе. Я услышал солидный щелчок – словно задвинули тяжелую и хорошо смазанную щеколду. В руках Порфирия теперь был короткий жезл. Бронзовые воронки, из которых прежде исходило пламя, оказались на его торцах. Порфирий показал две кнопки на разных концах жезла. Одна имела форму слона, другая походила на голову осла. – Слон зажигает красное пламя. Осел – синее. С этими словами Порфирий протянул мне бронзовый жезл. Он был приятно тяжелым и лежал в руке удобно, как рукоять гладиуса. – Могу я попробовать… Порфирий кивнул. Я повернул жезл так, чтобы пламя не причинило мне вреда, и нажал на слона. Тотчас перед моим лицом загорелся красный огонь, и я услышал стон страдающих душ. Я нажал на осла. Вниз ударил синий луч, и вой Аида стал громче. – Так можно сражаться обоими лезвиями одновременно, – сказал я. – Словно короткой сариссой. – Именно, – подтвердил Порфирий. – Но это твой тайный козырь. Пока что ты должен драться тем огнем, какой выбрал. Я нажал на осла и слона еще раз – и двуцветное пламя погасло. Но, пока сиял его мертвенный ореол, я успел заметить нацарапанные возле кнопок латинские буквы. Возле осла была «B», возле слона – «M». – Что значат «B» и «M», господин? – Буквы нацарапали наши военные жрецы, когда исследовали оружие ангелов. «B» означает «bonum». «M» – «malum». Проще запомнить так: ослик – это добро. Никогда не ошибешься, и не будет проблем. – Значит, я выбрал зло? – прошептал я. Ухмылка Порфирия под капюшоном стала шире. – Скорее зло выбрало тебя. Но это условные термины, мой друг. У добра и зла в нашем мире один и тот же спонсор, поверь на слово. Разница лишь в имени, которое ты получишь как мист. – А каким будет мое имя? – Встань на одно колено… Я подчинился. – Твое имя… Порфирий взял у меня меч, зажег красный луч и провел им над моей головой так близко, что я ощутил жар. – Дарт Аньян! Эти слова упали в мои уши как два свинцовых шара. Я не понимал их смысла, конечно, но чувствовал сердцем, что он сродни и мрачному пению душ, звучащему в моих ушах, и багровому закату мироздания, проплывшему над моим теменем.