Зал просто присмирел. Люди стали шевелить губами, пытаясь прикинуть, сколько же это будет. Потом долго спорили, сколько это — среднее жалованье. Путин сначала сказал, что три тысячи в месяц, а потом заглянул в свои бумажки и извинился: шесть. Зал принялся было спорить и убеждать президента, что его обманули и офицеры столько не получают, но, когда Путин объяснил им, что если принять его цифру, то семьи получат гораздо больше, возражать не стал. Тон выступлений с мест категорически изменился. Встала женщина из Дагестана, объяснила, что ее сын был гражданским специалистом, а деньги пообещали только членам экипажа, и вспомнила Путину, как он признавался в любви к дагестанцам после чеченского вторжения. — Конечно, — сказал Путин, — приравняем вашего сына к членам экипажа. В актовом зале гарнизонного Дома офицеров маме Мамеда удалось сесть в первый ряд прямо напротив президента. Он время от времени, отвечая на другие вопросы, смотрел ей прямо в глаза, но она никак не могла спросить его о самом главном: жив ли ее сын. Потом Путин сказал: все специалисты считают, что живых нет, а он сам надеется только на чудо; и она поняла, что вопросов у нее больше нет. Но Путин добавил, что решил заплатить каждому члену экипажа средний оклад офицера за десять лет службы. Получалось около 24 тысяч долларов, это она быстро подсчитала. И тогда у нее возник новый вопрос. И уж его-то она задала. — Мой сын — дагестанец, — сказала она президенту. — А вы признавались, что раньше просто уважали дагестанцев, а после чеченского вторжения полюбили их. Президент кивнул. Она же знала, что нельзя просто так попросить о чем-нибудь любого человека, тем более президента. Сначала надо его похвалить, и тогда он не откажет. И теперь она могла приступить к главному. — Дело в том, что он — гражданский специалист, а вы сказали, что дадите деньги только членам экипажа… Она даже не договорила. Путин перебил ее и сказал, что это не проблема и ее сына завтра же приравняют к членам экипажа. — Это правда? — переспросила она. — Конечно, — очень серьезно ответил Путин. Она поняла, что новый президент — человек дела. И когда мы возвращались с Гаджиевыми ночью на «Свирь», она искренне прославляла Путина и говорила, что раньше ошибалась в нем. В следующий раз я встретился с этой семейной парой на борту самолета рейса Мурманск — Москва. Пассажирами этого рейса были в основном отечественные и иностранные журналисты, которые провели всю неделю в Мурманске и возвращались в Москву несолоно хлебавши, злые, как черти, на всех, кто держал их на голодном пайке, не пустил дальше Мурманска и не дал даже поговорить с родственниками членов экипажа подлодки. Их просто трясло от злости, и казалось, что самолет летит в зоне турбулентности. Если бы они узнали, кто сидит в самом конце салона и тихонько переговаривается на аварском, они бы не поверили в свое журналистское счастье и разобрали бы мать и отца Мамеда на маленькие кусочки. Я тихонько спросил Гаджиевых, почему они решили вернуться. Они ответили, что делать в Видяеве нечего: заявление на матпомощь Путину они написали, а надежду на то, что их сын жив, он у них отнял при той встрече. Мать Мамеда добавила, что раз Путин пообещал на следующий же день приравнять ее сына к членам экипажа, то, наверное, уже сделал это. Они не знали тогда, что директор ФСБ Патрушев вместо этого взял дело их сына вместе с другим уроженцем Дагестана, погибшим на подлодке, в разработку — только потому, что на чеченском сайте «Кавказ» появилась информация, что это он взорвал подлодку «Курск». Другая женщина попросила квартиру в Питере для себя и родителей. Ей дал, а им отказал и долго объяснял, что не может расселить на основании этой трагедии весь почему-то Североморск. Но сказал, что квартира в центральной части страны гарантирована каждой семье отдельно от тех денег. На вопрос, что такое центральная часть, он ответил, что это, по его мнению, Москва и Питер. Какой-то женщине стало плохо, и на этот раз я не был твердо уверен, из-за чего. Ее на руках над головами вынесли из прохода. На следующий острый вопрос, уже не про деньги, Путин отвечал абсолютно уверенно: — На вопросы за мои сто дней я готов ответить, а за те 15 лет я готов сесть с вами на скамейку и задавать их другим. Наконец встала та самая женщины в мохеровой кофте, которая несколько часов назад с ненавистью бросилась на Клебанова. Я замер. Ее слова многое значили. — Мы с Украины, — сказала она, — а те деньги, которые вы обещали, обложат такими налогами, что страшно. — Дадим здесь наличными, — сдержанно улыбнулся Путин. — Через один из негосударственных фондов. — А сейчас? — Я с собой-то не привез. И зал рассмеялся. Потом было еще много вопросов, в том числе конструктивных. Предложили организовать в Видяеве ЗАТО. — Ну зачем же? — спросил Путин. — Одни жулики у вас соберутся, ну в лучшем случае подмандят внешний вид пары зданий. Женщины меня простят за такое выражение? Женщины простили. Президент уже полностью овладел залом. Этот зал принял даже его ответ на самый тяжелый вопрос: почему он так поздно приехал? — Первое желание такое и было, — признался Путин. — Но потом подумал: один слух, что я приеду, что бы тут произвел? А сколько людей я бы привез? Да мы бы вам не дали работать. А как было бы просто. Я бы легко прикрыл себе одно место. Команды бы раздал, кто-то не выполнил — получите! И наконец: — Нам сегодня сказали страшную правду, что мальчиков достанут не раньше чем через год. — Нет! Нет! Нет! Нет! В течение нескольких недель, я вам обещаю. Встреча продолжалась два часа сорок минут. Он ушел с нее президентом этого народа, который только что готов был разорвать его. На следующий день все родственники уже писали заявления с просьбой о материальной ссуде в размере среднего оклада офицера за десять лет. Митинг памяти, вызвавший столько ярости, когда о нем сказал Куроедов, Путин по просьбе родственников отменил. По кораблю «Свирь» ходят вежливые офицеры и предлагают родственникам помочь купить билеты домой. Те соглашаются. Все теперь тихо в городке Видяево. Пустынно. Как будто кого-то не хватает. Я и сейчас отвечаю за каждую строчку этого репортажа. О чем-то я тогда не мог написать даже, потому что тогда у меня рука не поднялась и язык не повернулся. Но я очень хорошо помню женщину, которая сидела рядом со мной, уже хорошо мне знакомую к тому времени: когда Путин сказал, что их уже нет в живых — а это было то, чего они на самом-то деле ждали все эти дни, и все боялись им это сказать в глаза… до этого они галстуками душили некоторых очень заметных чиновников из Москвы… И эта женщина рядом со мной тут же заснула. Они же не спали несколько суток. И в каком-то смысле это, страшно сказать, было для них облегчением — такая определенность. Тогда я об этом даже писать не стал. Но, может быть, это то, о чем я лучше всего помню. Как, конечно, навсегда запомню эту командировку в Видяево, где я — в самый первый раз, — не будучи тогда корреспондентом кремлевского пула, на один вечер стал им. * * * Через два с половиной месяца после инаугурации Владимир Путин отправился в свою первую поездку по стране в качестве президента — первую в том смысле, что его в этом качестве впервые сопровождал я. И в этой поездке в Татарстан господин Путин ярко проявил почти все те качества, которые впоследствии я буду подмечать в нем не раз. И не два. Татарскому же народу президент подарил несколько сюрпризов и одну легенду. Владимир Путин прибыл в Казань и тут же поехал в татарский кремль, чтобы принять участие в совещании по проблемам ликвидации последствий урагана, обрушившегося на республику. Вообще-то ураган был не такой уж и сильный. И в Татарстане не очень понимали, зачем оно нужно, совещание, ведь татары могли бы и сами справиться, тем более что от урагана пострадали и другие регионы страны. Но говорят, что на этом совещании очень настаивал министр МЧС Сергей Шойгу. Наверное, он хотел показать себя Путину в деле. И добился своего. В совещании участвовали кроме Путина и Шаймиева президент Башкортостана Муртаза Рахимов, полномочный представитель президента РФ по Приволжскому федеральному округу Сергей Кириенко. Это президиум. В зале сидело в основном правительство Татарстана. Президент Татарстана, как всегда, хорошо подумал, прежде чем сказать. — Конечно, ураган нас задел, — наконец заметил он. — Но ведь зато и дожди в результате прошли, что редко бывает в 20-х числах июня! Генерал-майор Власов из МЧС доложил обстановку и попросил показать документальный фильм про ураган. Ключевой в фильме была фраза: «Спасатели смогли пробиться туда, куда не мог пробиться никто». Внимательный зритель при этом мог заметить, что для этого им пришлось спилить дерево. В следующем кадре это дерево несла на плече домой жительница республики. Если бы президент Татарстана раньше посмотрел этот фильм, у него была бы возможность сказать, что, хотя ураган повалил много деревьев и линий электропередачи, многие обеспечили себя дровами на всю зиму. Генерал Власов добавил, что первый день урагана стал последним днем 50-летней женщины, а общий ущерб составил 244,7 млн рублей. Впрочем, сказал он, уже роздано 2000 листов шифера и 2050 кг гвоздей. — А вот вы сказали — 244,7 млн рублей. Как вы считали этот ущерб? — спросил его Путин. — Предварительно, товарищ президент! — нашелся генерал. — Это ваша оценка или по данным из районов? — терпеливо спросил Путин. — Из районов… — отчего-то сник генерал. — И? — 18,2 млн рублей потрачено по временной схеме… — пробормотал генерал совсем упавшим голосом. Видимо, в это мгновение он уже поставил крест на своей карьере. Не то чтобы Владимир Путин не любит, когда ему возражают подчиненные. Это они сами почему-то не любят ему возражать. Боятся — потому что имеют дело с президентом. Думают, может быть, о том, что вот, была история с Ходорковским, была история вот с этим, с этим и еще вот с этим. И приговор вот по делу Улюкаева вынесен: тоже не все понятно, чего вдруг… А если непонятно, то, конечно, страшновато. Людям есть чего опасаться, есть что терять, когда с тобой разговаривает президент. Да и от греха… вообще лучше не спорить. Это вообще в характере русского человека — идея чинопочитания. Она заложена в нас, исконно русских, русских без преувеличения. У кого-то вся жизнь уходит на борьбу с этим великим качеством. И случается, что кто-то побеждает себя. Вслед за генералом докладывал министр сельского хозяйства республики. — Трудности для товаропроизводителей начались еще зимой. С выпадением снега в сельском хозяйстве начались непредвиденные события. Сейчас, по его словам, ситуация до предела обострилась. — Наблюдается массовое появление саранчовых вредителей. Потребуется обработка 125 тыс. га. Конечно, были выделены некоторые материальные средства, но их явно недостаточно. Он с напором посмотрел на Путина. — Но ведь саранча не относится к стихийным бедствиям? — осторожно спросил президент. — На сегодня нет, — без удовольствия согласился министр. После такого же выступления министра энергетики докладывать начал лидер «Единства». — Республика Татарстан идет впереди федерального законодательства о чрезвычайных ситуациях, — по-моему, с одобрением начал он. — Идет впереди? — перебил его Шаймиев. — Ну что ж, вот приведем в соответствие — и вернемся назад! Шойгу хотел что-то сказать, но ему не дал Путин. — Сергей Вадимович… ой, Владиленович! — обратился он к Кириенко. — Вот видите, какая ситуация! Некоторое надо приводить в соответствие с федеральным законодательством, а некоторое — наоборот! Творчески надо подходить к этому! — Конечно! Комиссии создавать… — горячо поддержал его Шаймиев. — Разрешите, я закончу? — вступил Шойгу.