– Хвала Господу! Три дня не ел макарон. Нинель Николаевна улыбнулась: – В вас говорит настоящий итальянец. Епископ насыпал в пасту тертого сыра, взял вилку и, словно о чем-то вспомнив, взглянул на турка: – Многие мыслят, что современный мир безнадежен. Будущее никогда еще не было таким непредсказуемым, но люди по-прежнему любят Бога. – Бог движет мир, в котором его любят, – процитировала Нинель Николаевна. – Аристотель прав, но иногда смотришь новости, наблюдаешь за тем, что происходит, и думаешь: куда же катится мир? – Ты рассуждаешь как заурядная бабка, – буркнула Лидия. – Так я же она и есть! – Ты – профессор и должна смотреть в суть вещей. – Куда-куда? – уточнила Нинель Николаевна, но девочка перевела разговор на то, что ее волновало больше всего: – Если Богдана осудят, сколько ему дадут? – По турецкому законодательству – тридцать пять лет тюрьмы, но иногда дают пожизненное, – сказал Ердын Экинджи. – Боже, боже! – воскликнула девочка. – Когда он выйдет, я буду уже старухой. Епископ покачал головой и наставительно произнес: – Если христианин совершил злодейский поступок, он должен ответить пред Богом и пред людьми. – Ваше преосвященство, разрешите задать вопрос? – Перед тем как изречь нечто важное, Ердын Экинджи вытер салфеткой рот. – Прошу, говорите, – кивнул ему Чезарини. – Почему христианская религия с точки зрения философии не так хорошо продумана, как, например, ислам или буддизм? – А вы пытались изучать христианство? – осведомился епископ. – Пытался сравнить с исламом. Теофилус Чезарини выпрямил спину и, глядя куда-то поверх головы турка, неторопливо заговорил: – Я не берусь оценивать степень философской глубины ислама, поскольку не знаком с его философией. Знаю лишь то, что исламское богословие соприкасается с философией и обозначает себя как богооткровенное. Но если вы считаете, что философское содержание вашей религии более продуманное, то я могу возразить. – Христианскую религию невозможно понять! – воскликнул Экинджи. – Догмат о Пресвятой Троице непостижим для человеческого рассудка. Это учение иррационально. Теофилус Чезарини кивнул: – Для того чтобы принять догмат о Пресвятой троице, человеческий рассудок должен отказаться от рационального объяснения. – У мусульман нет Бога, кроме Аллаха. Аллах един, – привел пример Ердын Экинджи. – И мы тоже веруем во единого Бога, но в трех ипостасях. – Епископ чуть помолчал и продолжил: – Приведу вам пример. Еще древние греки искали самое элементарное, неделимое, из чего состоит мир. И они нашли это неделимое – атом[33]. Однако через две тысячи лет люди открыли, что в неделимом атоме скрыт целый мир: ядро и электроны. Вот так же и в Боге: он един и неделим, но внутри него существует своя жизнь. На нашем грубом человеческом языке это выражается так: внутри Бога – Отец и Сын и Святой Дух. – Но это невозможно понять! – Именно эта невозможность является доказательством того, что христианство – подлинное откровение, которое было послано людям свыше. Каждый раз, читая Евангелие, мы осознаем, что по своей глубине оно превосходит возможности человеческого постижения. – Тогда позвольте мне высказаться… – Нинель Николаевна уважительно склонила голову и посмотрела на Чезарини. – Вы привели убедительный аргумент в пользу сверхъестественного происхождения христианской религии. Но у меня на этот счет противоположное мнение. – А я хотел бы съесть свои макароны. – И все же… Епископ Чезарини вздохнул и отложил вилку. – Если это неизбежно, я готов слушать. – Благодарю, – профессорша улыбнулась. – Дело в том, что человек способен к построению серьезных абстракций – это его особенность. А потом эти абстракции начинают менять его жизнь, то есть дух начинает менять материальное. Это касается религии. – «Не мы возлюбили Бога, но Он возлюбил нас и послал Сына Своего», – сказано в послании Иоанна, – процитировал Чезарини. – Каждый, кто придумывал очередную притчу в Евангелии, говорил о чем-то своем. И неважно, что изрекал Христос в своих проповедях, неважно, что написано в Евангелии, – все перекрывается одним и главным: это был Бог, который нес людям любовь. – Вы слишком упрощаете, – сдержанно заметил епископ, но Нинель Николаевна продолжила: – Человеку, неспособному решать свои проблемы самостоятельно, нужен Большой Папа. Из этой потребности родилась большая любовь к Богу. И это лишь одна составляющая, которая дает понимание того, почему христианская религия распространилась так быстро. – Тогда попрошу вас так же просто объяснить, почему христиане отказались от языческих богов. – Потому что им приписывались человеческие черты. Они были такими же, как люди: самовлюбленными, жестокими и самоуверенными. Языческий бог, как и человек, мог быть рассержен, мог быть зол, а мог быть, наоборот, очень великодушен. С этими богами нужно было искать контакт. Чтобы не страдать, их требовалось умилостивить при помощи жертвы. – Короче, договориться, – со знанием дела сказала Лидия. – Христианство подарило людям доброго бога. Бога, который был добр, потому что он был человеком и прожил земную жизнь, – Нинель Николаевна убежденно тряхнула головой и ее хвостик заколыхался. – Причем он прожил жестокую, суровую жизнь, и это его не озлобило, Христос по-прежнему был добр к людям. И если тебя бил палкой хозяин или папаша, так сказать, вразумлял розгами, все равно оставался кто-то, кто любил тебя в любом проявлении, даже когда ты грешил. Таким образом, в этом жестоком мире, в котором так не хватало любви, появилось божество, которое олицетворяло любовь. – То есть, по вашему мнению, христианство родилось в ответ на дефицит всемирной любви? – спросил Чезарини. – Можно сказать и так. – Злые боги исчезли, но зло осталось, – усмехнулась Элина. – Вы правы, с появлением доброго бога зло никуда не делось, но его нужно было персонифицировать. Так появился дьявол, – сказала профессорша. – И каково будет резюме ваших сентенций? – в голосе епископа прозвучала ирония. Однако и это не смутило Нинель Николаевну. Она уверенно заявила: – Христианство пришло не сверху, как утверждаете вы, а распространялось снизу, как низовой пожар в лесу. Епископ Чезарини примирительно улыбнулся: – Предлагаю прервать или, по крайней мере, отложить эту дискуссию, чтобы в полной мере насладиться пищей, которую даровал нам Господь. Все это время Элина исподволь наблюдала за Себастианом, сидевшим за соседним столом. На протяжении всего разговора о происхождении христианства служка сидел спиной, и только уши его, по мере того как накалялась дискуссия, все больше краснели. Обед закончился ликером, десертами и обсуждением очередного порта прибытия – Кушадасы, откуда им предстояла экскурсия в Эфес, к домику Богородицы, где Святая Дева Мария провела последние дни. После обеда Элина прошлась по палубам, с намерением сжечь калории. Но как только она оказалась возле своей каюты, то обнаружила там профессоршу. Нинель Николаевна явно была чем-то обеспокоена. – Я вас жду! – Что-нибудь случилось? – Элина открыла дверь, и они прошли в комнату. – Мне нужно с вами посоветоваться, – сказала Нинель Николаевна и решительно замотала головой. – Нет! Мне нужно вам рассказать. – Слушаю… – Элина опустилась на диван. Профессорша села рядом. – Помните тот момент, когда я вернулась на лайнер за видеокамерой? – Очень хорошо его помню. – Я забрала камеру и уже направилась к лифту, но увидела нечто, о чем сейчас должна рассказать. – Только не волнуйтесь. – Я увидела нашего турка! – Ердына Экинджи? – уточнила Элина. – Вы вместе с ним сели в автобус. – Кажется, вы не поняли… Когда я его увидела, то подумала, что он вышел из своей каюты. – А на самом деле? – На самом деле он выскользнул из каюты Богдана!