– Выскользнул? – Вышел, стараясь быть незамеченным. – Та-а-ак… – Но сам-то Богдан в это время сидел в автобусе! – А почему вы раньше об этом не рассказали? – Так я же не знала, что турок живет в другой каюте! Это мне стало известно только сегодня. Чуть подумав, Элина проронила: – Вам необходимо все рассказать Таскирану. Capitolo IV Римская империя, город Дрепан. 268 год День в мансио начинался рано. В предрассветный час привратник открывал запертые на ночь ворота. Елена и кухарка Дорсия встречали зеленщика с повозкой, полной овощей. Пока Дорсия придирчиво выбирала капусту, репу, морковь, бобы, лук, чеснок, огурцы и многочисленные ароматные травы, Елена записывала на восковой табличке все покупки с ценой, количеством и расчетами. Потом они еще раз все проверяли, и Теодор платил зеленщику. Следующим обычно появлялся мясник. На его повозке лежали туши свиней, барашков и козлят, переложенные крапивой в качестве консерванта. Повар, старший сын Дорсии, молчун и большой умелец в своем деле, внимательно осматривал товар, нюхал, о чем-то спрашивал мясника, и кухонный раб уносил отобранные туши. Птичник быстро сгружал уже ощипанные тушки. Обычно это были молодые петушки и утки, но иногда для гурманов повар заказывал павлинов, фазанов или цесарок. Ночной улов приносили рыбаки. Дорсия на ходу составляла великолепное меню, отчаянно торговалась и тыкала пальцем в рыбину (тунца, камбалу, мурену или лосося). Елена записывала некую среднюю цену, и раб уносил покупки на кухню. Теодор платил, а Елена с Дорсией шли дальше закупать плетенки с рыбой помельче и корзинки с устрицами или креветками. Фрукты Елена выбирала сама, поскольку в этом ей не было равных. Начало сентября – время полновесных, налитых солнцем ароматных яблок, краснобоких и желтых, вытянутых и приплюснутых – все сорта хороши. Их можно подавать на десерт, сушить, печь изумительные пироги и готовить пастилки, которые так вкусны среди зимы. Через месяц подойдут зимние сорта, для них в обширном подземелье таверны был выгорожен сухой и прохладный угол. Там яблоки уложат в деревянные ящики, засыпят опилками и оставят зреть до весны. Ettore Forti – Fruit Vendor. 1897 Елена отправила на кухню по корзине сладких желтых и красных яблок. Для печеной утки наполнила корзину кислыми и зелеными. Сентябрь – последний месяц для персиков. Россыпью лежали они на телеге, небольшие желтые плоды с розовым боком. С персиками нужно быть осторожной: они могут горчить или оказаться безвкусными. Елена разломила персик и аккуратно, чтобы ворсинки не попали на щеки, попробовала мякоть. Так и есть: плоды были горькими. Она обратила свой взгляд на крупные пурпурные персики, среди которых тоже могли быть обманки. Существовал простой способ определить спелый плод: он должен источать аромат. Елена быстро наполнила корзину и подошла к невзрачным и мелким персикам. Они – настоящее сокровище! Плоть их сладка, как мед, и аромат соперничает с запахом роз. Засушенные, они хранят вкус солнца до следующего лета и для праздничной выпечки просто незаменимы. Елена отправила на кухню самую большую корзину таких персиков. Последней за утро покупкой были несколько тяжелых гроздей винограда с удлиненными плодами янтарного цвета. Они были не слишком сладкие и хорошо утоляли жажду. После закупок Елена, как обычно, пошла в таверну, а Теодор направился к кузне, где рабы уже разгребали пепелище под присмотром Иосифа и Давида. Она уселась за стойку и достала книжку из восковых дощечек, на которых записывала расходы каждого постояльца. Для подсчетов Елена использовала абак[34], набирала числа быстро, не глядя на шарики в желобках, а результат красивым почерком записывала на полоску льна. Таких полосок она приготовила семь – по числу гостей, уезжавших сегодня. Как правило, постояльцы покидали мансио после раннего завтрака, поэтому Елена готовила расчеты заранее. Осталось подтвердить их печатью владельца, но отца все еще не было. Елена вышла во двор, где рабы уже готовили повозки к отъезду, выводили из конюшни лошадей и грузили поклажу. Отец и кузнец Иосиф осматривали разрушенный горн и обменивались короткими фразами: – Колена нет, – сказал кузнец, вытащив голову из зева печи. – Да, – согласился Теодор. – Трубу надо делать длиннее. – Выводить высокую трубу – дорогое удовольствие. Елену не замечали, и она решила обратить на себя внимание: – Salve! Трубу можно удлинить не вверх, а вниз. Мужчины одновременно повернули к ней головы: – Что ты сказала? – Вы тут говорили, и я подумала: какая разница, куда удлинять трубу – вверх или вниз? Иосиф и Теодор изумленно переглянулись. – Над этим надо подумать… Но Елену больше занимало другое: – Идем в таверну, отец, тебе следует поставить печать на отчеты. К тому же не мешает позавтракать. В таверне они уселись за стол, и пока Теодор прикладывал печать к полоскам льна, Дорсия подала холодное мясо и тарелку свежих лепешек, намазанных моретумом[35], поставила на стол кружки с горячей смесью из воды, корицы, вина и меда. Взглянув на еду, Елена вдруг сильно закашлялась. Отец поднял голову: – Что с тобой? – Ничего страшного, просто с утра неважно себя чувствую. Она решила не расстраивать отца, на самом деле, все обстояло хуже. Ночью Елена проснулась от жжения в груди и удушья. Она продышалась у окна, однако больше не заснула. Боль не отступала, и к утру появился кашель. Елена не стала завтракать, но горячий напиток выпила с удовольствием. Этим утром у нее было много работы: до отъезда гостей необходимо проверить комнаты. Вдруг постояльцы что-то забыли или, наоборот, что-нибудь прихватили с собой? Осматривать комнаты было несложно: в каждой стояла широкая кровать, стол и несколько стульев. Завершал обстановку кованый сундук с замком и восковой печатью. Рабыня стаскивала покрывало и простынь с матраса, раб-фуллон[36] сгребал все в охапку и уносил в прачечную. Елена поднимала крышку сундука, чтобы выяснить, пуст ли он. В одном из номеров в сундуке отыскался маленький бронзовый сестерций, и Елена послала рабыню к купцу, который жил здесь несколько дней, чтобы та отдала монетку. Рабыня вскоре вернулась: – Господин разрешил оставить сестерций себе. Госпожа позволит? Елена не возражала, но велела рабыне побыстрее вернуться к работе. Путешественники, ехавшие по дороге, обычно появлялись лишь к вечеру, поскольку отправлялись из ближайшего мансио ранним утром. А вот корабли с пассажирами прибывали в порт в любое время. Поэтому к полудню комнаты должны быть вымыты, матрасы проветрены и взбиты, постели застелены. Пока рабы занимались уборкой, Елена осмотрела кусты цветущих роз в саду. Каждая пядь земли в саду была с любовью ухожена, облагорожена и украшена. Хитрая обрезка и подкормка давали дивные результаты, розы пышно цвели с ранней весны и до поздней осени. Елена мечтала о нескольких фруктовых деревьях, но садовник был непоколебим. По его убеждению, сад в патио должен быть усладой для глаз и души, а не для желудка. Закашлявшись, Елена опустилась на скамью и провела ладонью по влажному лбу. Ей потребовалось усилие, чтобы встать, – так сильно она устала. Lawrence Alma-Tadema – The Year’s at the Spring, All’s Right with the World, 1902 Следующим местом, требующим заботы и внимания, были термы. Гости попадали туда из патио. Рабы завершали уборку, скребли лежанки и мыли полы. Елена дождалась, когда рабы покинут помещение, велела привратнику выйти в патио и объявить начало женского времени. Первыми внутрь проскользнули рабыни-банщицы, за ними потянулись постоялицы. На несколько часов термы оказались в распоряжении женщин. Lawrence Alma-Tadema – A balneatrix, 1876