Lawrence Alma-Tadema – A Favourite Custom, 1909 Елена тем временем отправилась в прачечные, которые примыкали к термам. Воду для них нагревали те же печи, но вход был со стороны внешнего двора. Чуть запыхавшись, она заглянула в помещения, где в каменных ваннах рабы-фуллоны топтались по белью в мыльной воде. Пересчитав чистые, аккуратно сложенные покрывала и простыни, Елена осталась довольна. По дороге в таверну она остановилась у пепелища. Там, рядом с остовом печи, рабы копали глубокую яму, а Иосиф и Теодор обсуждали, достаточно ли им двенадцати футов глубины. – Теперь у нас вместо кузни строится нимфеум? – пошутила Елена. Однако отец отреагировал очень серьезно и поделился планами: – Ты сама предложила продлить трубу вниз. Мы попробовали, тяга действительно увеличилась. Будем перекладывать печь по-новому! Елена строго заметила: – Настало время сиесты, вам с Иосифом нужно перекусить и отдохнуть! Обед в таверне был разнообразнее легкого завтрака. Дорсия мастерски готовила пульс[37], заправляла его оливковым маслом и посыпала зеленью. Холодные закуски из яиц и щедрых ломтей ветчины прекрасно дополнял свежеиспеченный хлеб. Сопроводил эту трапезу напиток из вина и воды. Елена не стала садиться за стол с мужчинами, прошла на кухню, чтобы узнать, как идет подготовка к ужину. Работа шла полным ходом. Дорсия усадила девочку за маленький стол, поставила перед ней миску с пульсом и ломтями луканской[38] колбасы, а рядом пристроила тарелку с миндальным печеньем. Кухарка знала, как угодить госпоже. Елена, взглянув на лакомства, проронила: – Я не хочу есть… – Да как же так! Ты ведь не завтракала! – Дорсия, дай мне воды с лимоном и медом. – Госпожа Елена, да здорова ли ты?! – всполошилась кухарка. – Твое лицо бледнее стены! – Я здорова. Вот только немного устала. Елена так и не притронулась к еде, выпила воды и поднялась в свою комнату. Время сиесты она обычно проводила за чтением – в отцовском кабинете было множество свитков. Когда Елена была ребенком, они с отцом читали кусочки текстов по очереди, но очень скоро она, как взрослая, могла побеседовать с Теодором об очередной прочитанной книге. На этот раз Елена лишь прилегла и сразу погрузилась в глубокий сон. Проснулась от голосов, которые доносились с нижнего этажа. Она поднялась, плеснула в лицо воды, вышла на лестницу и перегнулась через перила. В атриуме отец громким голосом приказывал управляющему: – Поднять всех рабов! Обыскать каждый угол и каждое помещение. Расспросить, кто выходил за ворота в последний час. Обо всем докладывать мне. У выхода управляющий обернулся: – А что, если ребенок спрятан в комнате какого-то постояльца? – Их мы пока не трогаем. Когда за ним захлопнулась дверь, Елена спустилась вниз: – Отец, что случилось? – Потерялся пятилетний ребенок, сын римского купца. Во время сиесты нянька с матерью задремали. Мальчишка использовал момент и решил прогуляться. Надеюсь, он скоро найдется. Однако все вышло иначе: время шло, а ребенок не находился. Единственное, что внушало надежду на благополучное разрешение, – слова привратника о том, что мальчик не покидал мансио. Елена приняла участие в поисках, обшарила термы, опасаясь, что малыш мог свалиться в бассейн. Из терм она отправилась к кузне. Там заглянула в яму, выкопанную для печной трубы, и увидела мальчика. Он лежал на дне, сложив руки под перепачканной щечкой. Елена окликнула его, и он испуганно уставился на нее. – У тебя что-нибудь болит? – спросила она. Мальчишка вскочил на ноги и завопил: – Вытащи меня отсюда! – Нашелся! Он здесь! – радостно закричала Елена. Когда мальчишку отвели к родителям, все, кто участвовал в поисках, удивлялись: как же так? Ведь кузня была на виду, почему никто не догадался заглянуть в эту яму? Оставшись наедине с отцом, Елена сказала: – Когда я была маленькой и мы с Давидом играли в прятки, я мечтала о потаенном месте, где меня никто не найдет. Не кажется тебе, что такое место будет для нас нелишним? Давай сделаем тайник возле печи или в дымоходе – так, чтобы он был на виду, но никогда не подумаешь. Теодор внимательно выслушал дочь и в очередной раз удивился ее прозорливости. – И что ты там собираешься прятать? – Пока не знаю. Но пусть у нас будет такое место. Вечером Елена, как всегда, сидела за стойкой в таверне и наблюдала за тем, как Теодор и кузнец Иосиф шагами мерили кузню. От этого интересного зрелища ее отвлек шум, возникший за столом, где три офицера играли в двенадцать линий[39]. Азартные игры в общественных местах были запрещены, но если игроки вели себя тихо, на них не обращали внимания. Один из них вскочил, посылая проклятья на головы приятелей, настроенных вполне благодушно. Было очевидным, кто из них проиграл. – Марций, сядь, ты наверняка отыграешься! – с хохотом воскликнул один из офицеров. – Ну уж нет, проклятые везунчики! Сегодня Фортуна явно повернулась ко мне задом! Теперь я нуждаюсь в утешении и ласке! – Марций обернулся и, уставившись на Елену, продолжил: – И я знаю, кто меня осчастливит! Он подскочил к Елене и выдернул ее из-за стойки. Все произошло слишком быстро, она лишь успела пролепетать: – Благородный господин, прошу, отпусти меня! – Марций, отстань от девчонки, – лениво протянул его приятель, не предпринимая, впрочем, никаких попыток остановить наглеца. Елена поняла, что рассчитывать может лишь на себя, и пнула Марция по коленке. Тот зарычал от боли и дернул девочку так сильно, что ей пришлось ударить его кулаком по носу. Марций взвыл, Елена вырвалась, одновременно с этим в таверну влетел разъяренный Теодор. Он двинул Марция по физиономии и передал его обмякшее тело на руки подоспевшим рабам. – Храбрый господин нуждается в отдыхе, проводите его в комнату. – Распорядившись, Теодор обернулся к дочери: – Ты не пострадала? Елена обхватила себя руками и затряслась нервной дрожью: – Твои уроки пригодились, отец! – она попыталась улыбнуться. Теодор обнял дочь и с чувством прижал к себе: – Иди домой, милая, твой день закончился. Чуть позже Дорсия принесла Елене горячий напиток с медом и нашла ее спящей. Старая кухарка приложила руку ко лбу девочки и, ощутив жар, прошептала оберегающую молитву, попросила защиты у богинь и провела очищающий круг над головой Елены. Что еще могла сделать старая рабыня для своей госпожи? Ранним утром, не дождавшись Елену в атриуме, Теодор поднялся наверх и постучал в дверь ее комнаты. Ответа не последовало, и он вошел в спальню. Елена все еще лежала в постели. Теодор подошел ближе, склонился над дочерью, и на него полыхнуло жаром. Он тронул ее лоб и в ужасе отдернул руку. Перед глазами промелькнули картины, которые Теодор старался не вспоминать: его Зоя, горячо любимая жена, мечется в родовой горячке, а рядом – тельце мертворожденного сына. Даже в бреду Зоя прижимала его к себе. – Нет, только не это! – Теодор сбежал вниз и бросился к воротам. Там уже стояли продавцы и кухонные работники. Дорсия, взглянув на хозяина, сразу все поняла: – Господин, иди к врачу, а я позову управляющего. Справимся без тебя! Врач, которого привел Теодор, прослушал и простучал больную, осмотрел ее горло. От жара прописал компрессы, от кашля – настойку ивовой коры. Но по его лицу было видно, что он не слишком надеется на выздоровление пациентки. Убитый горем Теодор проводил врача до двери, наградив его щедрой платой. К полудню Елена ненадолго пришла в себя и смогла проглотить горькую настойку, запив водой с лимоном и медом. К вечеру кашель усилился и не отпускал ее до утра. Дорсия, которая приносила питье и безуспешно пыталась накормить заболевшую девочку, спустилась в атриум к алтарю с крылатыми ларами. Пошептав молитву, она положила перед божками по кусочку миндального печенья. Постояла минутку, прислушиваясь к кашлю Елены, поджала губы и подошла к хозяину. – Господин, тебе нужно пойти в храм Аполлона и просить об исцелении дочери. – Я проклял богов, когда умерли Зоя и наш сын. Иди сама, Дорсия, – сказал Теодор и, утерев глаза, отвернулся. Потоптавшись в нерешительности, Дорсия отправилась в ближайшую инсулу и поднялась на второй этаж, где ее семья занимала две комнаты – приличное жилье, отвечающее высокому статусу кухарки. Она достала из сундука нарядную изумрудно-зеленую паллу и накинула ее на голову. Из кошелька извлекла серебряный сестерций, спрятала его в складках столы и двинулась в храм.