– Не поздно? – Входите! – Элина сделала над собой усилие и даже привстала. Оглядевшись, следователь присел на приставной круглый столик, который, по всей вероятности, принял за табурет. – А хорошо тут у вас. Уютно. – Куда уж лучше, – улыбнулась Элина. – Как самочувствие? Когда вас отпустят? – Надеюсь, что завтра. Конечно, если не будет ухудшений. Мне трудно дышать. – Понимаю… – Есть что-то новое? – Я только что вернулся с места нападения. Полицейские дотемна прочесывали окрестности, но, как и следовало ожидать, никого не нашли. – Считаете, результат был ожидаемым? – Уверен в том, что на вас напал один из пассажиров «Олимпика», и он вернулся на лайнер в экскурсионном автобусе. Задумавшись, Элина подтвердила его версию. – Вполне возможно. Неужели банальное изнасилование? – Нет, не думаю. – Грабеж? – предположила она и сама ответила: – Но у меня с собой даже сумочки не было. В кармане лежал телефон и несколько долларов, но они целы. – В лимузине епископа вы сообщили, что напавший что-то у вас искал. Вы и теперь в этом уверены? – Пожалуй, да. Слишком уж методично он ощупывал одежду и тело. Душил и одновременно ощупывал. – Видимо, торопился, – предположил Таскиран. – Хотелось бы узнать, что он искал. – Мне тоже, – улыбнулась Элина. Она ощущала действие снотворного и упорно боролась со сном. – Что там с мешком? Его отдали на экспертизу? – Отправили в криминалистическую лабораторию в Кушадасы. – Есть результаты? Айзак Таскиран испытующе взглянул на Элину и, словно прощупывая почву, проронил: – Вы удивитесь… – Чему? – насторожилась она. – Этот мешок оказался наволочкой с «Олимпика». – Постельное белье? – удивилась Элина. – Именно. Вы не брали ее с собой? – Что за бредовая мысль! – Я должен был об этом спросить, – сказал следователь. – Дело в том, что на ткани обнаружены темные волосы и биологический материал – частички жировой ткани. – Гипотетически и то и другое может принадлежать мне. Наволочка побывала на моей голове. – В ближайшем порту на борт поднимется криминалист и, если не возражаете, возьмет у вас образцы. – Да мне и самой интересно. – Послушайте… – Айзак Таскиран поднялся со столика и сделал пару шагов по боксу, потом резко обернулся и посмотрел на Элину. – Как думаете, не связано ли это нападение с Богданом Апостоловым или убийством Оды Густафссон? – Не вижу связи. – Элина боролась со сном, но ее глаза оставались открытыми. – Не знаю, как насчет Густафссон, здесь я судить не берусь, но Апостолов не выходил из автобуса. У вас есть возможность проверить его алиби – спросите у полицейского. – В том-то и дело, что алиби у него слишком хорошее. Помнится, в нашу первую встречу вы сказали, что чересчур очевидные факты часто бывают ложными. – Я и теперь так считаю. Но подозревать Апостолова в нападении на меня было бы глупо. – А я и не говорил, что подозреваю, только предположил возможную связь. – Вы говорили с Себастианом? Он видел преступника, если это был кто-то с «Олимпика», он может опознать его. – Я читал его показания. У преступника чересчур характерная внешность. – Среди персонала и команды лайнера искали? – Элина чуть оживилась. – Их больше ста человек. Этим займемся завтра. – Хорошо бы и мне ознакомиться с приметами преступника. Вдруг кого-то напомнят. – Давайте завтра, – Таскиран направился к выходу, – а сейчас я с вами прощаюсь, вижу, вы уже засыпаете. Спокойной ночи. Как только за ним закрылась дверь, Элина тут же уснула. Capitolo VIII Римская империя. 270 год Вечер первого дня путешествия застал Констанция в Никее – городе-крепости, городе-совершенстве. Он отыскал гостиницу, где смог получить ночлег для себя и своего коня. Также спросил у хозяина, где можно поужинать со стаканчиком вина в хорошей компании. На самом деле у Констанция был иной интерес: подвыпившие купцы, горожане и легионеры из местного гарнизона могли бы многое рассказать в застольной беседе. В таверне, на которую указал гостинщик, предлагали хорошее вино, однако еда была скромной. Свободных мест в тот вечер не оказалось. Констанций приметил компанию смуглых бородачей, которые сидели за длинным столом. Их черные кудри до плеч были по-восточному перехвачены налобными повязками. – Сальве! – Констанций приблизился к жителям Востока и перешел на арамейский язык: – Мир вам! – И тебе мир, – вразнобой ответили бородачи. – Могу ли я угостить почтеннейших господ кувшином вина за честь посидеть за одним столом? Я – торговец шерстью из Далмации, направляюсь в Антиохию[78]. Ему ответил старший – плечистый мужчина с сильной проседью: – Садись, купец, будь равным среди нас. Мы из Тадмора, греки называют наш город Пальмирой. Везем шелка на север, в Сарматию[79]. – Большая удача встретить благородных подданных царицы Зенобии! – воскликнул Констанций и, расположившись за столом, спросил: – Правда ли, что она хороша собой, как Венера, а мудростью подобна Минерве?[80] – В наших краях царицу называют Зейнеб. Кроме мудрости и красоты она обладает воинским даром, и ей покровительствуют боги! – Молодой купец поднял наполненный килик. – Давайте же выпьем за прекраснейшую и умнейшую из женщин! Кувшин вина вскоре был выпит, и Констанций заказал еще один, побольше. Разговор тем временем перешел на восхваление щедрости царицы Зенобии: оказалось, что она уменьшила торговые пошлины. По очень большому секрету Констанцию рассказали, что в Пальмире уже побывали послы от Каппадокии[81] и Малой Армении, теперь там ждут посланцев из Понта[82] и Византия. – Скоро у Пальмиры будут выходы к Черному морю и проливу Босфор. Вот тогда… – старший из купцов закатил глаза и многозначительно замолчал. Следующий кувшин вина ничего полезного не добавил, и Констанций распрощался с компанией. Утром он покинул Никею и продолжил свой путь, а вместе с ним свою миссию. Чем дальше Констанций продвигался на юг, тем смелее становился торговый люд и ремесленники. Ему довелось услышать о непосильных налогах в Римской империи, о произволе местных чиновников и несправедливых судах. До Тианы[83] Констанций добрался только в середине лета, когда сухой жаркий воздух на плато уже не освежался прохладными ветрами с предгорий. Этот город был ключевой крепостью перед последним перевалом в горной цепи, ограждавшей приморскую провинцию Киликию от зимних ветров холодной Каппадокии. Тиана стояла на пути караванов, давала отдых усталым путникам и была серьезным препятствием для вражеской армии. Здесь Констанций задержался. До него дошли слухи, что жители Тианы первыми в Каппадокии предали Рим и попросились под руку царицы Пальмиры. Вечером в таверне горожане считали выгоды от присоединения к Пальмире и обсуждали, стерпит ли Рим эту дерзость. Мнения разделялись, но жители города приходили к общему выводу, что стены должно починить, ворота укрепить и на случай осады приготовить припасы. Слегка захмелев, мужчины заводили старинные боевые песни, которые пели их отцы и деды, готовясь к войне. Побродив по городу, Констанций приметил, что власти города ремонтируют подземное водохранилище, которое не использовалось много лет после постройки акведука. На форуме офицеры отрабатывали с молодежью боевые приемы – гарнизон легионеров полностью разделял настроения горожан. Подготовкой к обороне руководил член городского совета Ипатий, пожилой, но не утративший живости владелец ткацкого производства. Испытытав уважение к решимости горожан, Констанций также сознавал, что их поражение неизбежно. Под благовидным предлогом продажи шерсти он встретился с Ипатием в его ткацкой мастерской. Поговорив о «деле», Констанций задал вопрос: