Часть 34 из 60 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Констанций – военный, вся его жизнь в боях и походах. Ты будешь подолгу оставаться одна.
– Но зимой-то не воюют, значит, мы будем вместе!
– Ошибаешься, – Теодор покачал головой. – Он преторианец, его служба продолжается круглый год.
– Я буду жить рядом с ним!
– Иногда это будет невозможно, его служба опасна.
– Меня и это не остановит.
– Но мы ничего про него не знаем. Кто его родители?
– Констанций обещал все о них рассказать.
Наконец Теодор привел последний и самый важный аргумент:
– Я не хочу, чтобы ты покидала родной дом.
– Прости. Об этом я не подумала. – Елена обняла отца и не увидела, как увлажнились его глаза.
После этого разговора Елена запретила себе думать о Констанции, привечала Давида и заботилась об отце. Казалось, мир воцарился в сердце Елены, однако все, о чем она запрещала себе думать днем, приходило к ней в снах по ночам. Ей снилось, как окровавленный Констанций падал, пронзенный стрелой, или погибал от ножа убийцы. Иногда во сне он нежно брал ее за руку, и это были счастливые минуты.
Констанций пришел в себя, не понимая, где он находится. Во мраке тускло горел фитилек, освещая каменные ступени и угол постамента.
Рядом с ним стояла чаша с водой, он напился, и ему полегчало. Постепенно вспомнилось все.
«Значит, жив. Но как мне покинуть храм?»
Вдалеке показался свет фонаря, и Констанций увидел несколько человеческих фигур. Когда они приблизились, он заметил, что одна из них – женщина, закутанная в плотную паллу, и ее окружают охранники.
– Госпожа, вот этот человек. – Жрец поставил перед ней раскладное кресло, и она села.
Констанций попытался подняться, но все поплыло перед глазами.
– Ты можешь лежать.
Женщина откинула паллу от лица, и Констанций узнал Зенобию. В свете ламп ее лицо утратило надменность и жесткость. Царица была красивой, но усталой женщиной.
– Теперь ответь на вопрос и говори правду. Ты – лазутчик Аврелиана?
Констанций не посмел врать царице:
– Да.
– Ты преторианец?
– И это правда.
– Знакомо ли тебе имя Модеста Юстуса? Он тоже преторианец.
Удивленный Констанций сел:
– Это имя хорошо мне знакомо.
– Модест Юстус жив? – Вопрос дался Зенобии с трудом, казалось, он слишком много для нее значил.
– Два месяца назад я с ним говорил, – ответил Констанций.
– Слава богам! – царица испустила радостный возглас. – Тебе известно, где он сейчас?
– Известно, не отрицаю.
– Клянешься ли ты доставить ему письмо, если я освобожу тебя?
– Да, госпожа.
– Завтра тебе вручат письмо и мандат, а потом проводят до Окарабы[92].
– Благодарю, госпожа, и клянусь именем Бела, что доставлю Модесту Юстусу твое письмо.
– Прощай. – Зенобия поднялась с кресла, чтобы уйти, но Констанций остановил ее:
– Могу я задать вопрос?
– Задавай, – разрешила царица.
– Почему ты не стала меня допрашивать?
– Ты думаешь, что можешь рассказать мне то, чего я не знаю? – Зенобия усмехнулась, накинула на лицо паллу и удалилась в окружении охранников.
На обратном пути Констанций позволил себе помечтать о Елене. И чем ближе становился Дрепан, тем больше времени он посвящал не только мечтам, но и практической стороне дела. Волей-неволей у него возникали вопросы. Получит ли он разрешение на женитьбу от командира? Где лучше провести церемонию заключения брака? И согласится ли молодая жена отправиться в поместье его родителей?
Но только при одном – главном – вопросе его сердце замирало от ужаса: а вдруг Елена откажет ему?
Эту мысль Констанций гнал от себя.
В Никее ему показалось, что в толпе мелькнул дезертир со шрамом. Но Констанций отмахнулся (откуда бы ему здесь взяться?) и этим успокоился.
Прохладным сентябрьским днем, уже на подъезде к Дрепану, там, где начинался лесистый участок, дорогу перегородило упавшее дерево. Констанций спешился и, обходя препятствие, повел коня в поводу. Вдруг из леса выехал всадник, а двое других отрезали ему дорогу назад.
Констанций свистнул, и его конь умчался в чащу. Сам он кубарем скатился в кусты, выдернул из-за голенища нож и метнул в того, кто был ближе.
Затаившись, Констанций слышал все, о чем говорили разбойники.
– Хадад мертв!
– Stercus accidit![93] Куда подевался этот spurius?[94]
Всадники направились к зарослям, где прятался Констанций.
– Далеко не уйдет. Давай, ты влево, я – вправо!
Констанций достал второй нож и метнул в того, кто подъехал ближе. Разбойник дернулся и упал с лошади. Но в ту же секунду Констанций ощутил сильнейшую боль в плече, а потом в бедре. Правая рука повисла как плеть, и его обдало горячей волной.
Собравшись с силами, он вытянул из раны чужой нож и метнул его в третьего всадника. Тот медленно сполз с лошади и распластался на земле. В нем Констанций разглядел дезертира со шрамом.
Он свистнул коня и, орудуя только одной рукой, наложил себе повязки, однако рана на бедре продолжала сильно кровоточить. Ставшую бесполезной правую руку Констанций привязал к туловищу и, держась за поводья, поковылял к дороге.
До Дрепана и Елены оставалось каких-то пятнадцати миль.
В то сентябрьское утро Елена проснулась в ожидании чего-то хорошего. До полудня она ходила, не касаясь земли, но потом все резко переменилось, и на Елену будто нашла грозовая туча. Она догадалась, что Констанций близко и с ним случилась беда.
Lawrence Alma Tadema – Watching and waiting, 1897
Елена обратилась к отцу:
– Прошу тебя, запрягай повозку и езжай по Никейской дороге. Констанцию нужна твоя помощь.
Теодор не стал спорить с дочерью и тронулся в путь. Все вышло в точности так, как она сказала: у десятого мильного столба он увидел лошадь без седока, а на обочине лежал полумертвый Констанций.
Lawrence Alma Tadema – The Death of Hippolytus, 1860 (detail)