К исходу четвертого дня они подъехали к Эборакуму, свернули на узкую дорогу, по обе стороны которой тянулись промокшие голые сады. Всадники въехали во двор в тот момент, когда разошлись тучи и засияло солнце. Констанций первым спрыгнул с коня и вошел в теплый дом. Константин последовал за ним и увидел, как он целует трех малышей. Трое старших детей терпеливо ожидали в стороне, когда отец их обнимет. Феодора, жена Констанция, приблизилась к мужу последней, и по ее лицу было видно, что она любима и любит. Наутро Константин решил побродить по городу, который был построен вокруг военного каструма возле реки. Серые улочки не слишком походили на римские, а публика была с налетом провинциальности: латынь горожан не отличалась изысканностью. Но когда появлялось солнце, городок становился ярче и приобретал средиземноморские очертания. В христианском храме, что располагался между форумом и храмом Меркурия, шла воскресная служба и слышалось пение хора. На этой части Римской империи гонения на христиан не прижились, и это было заслугой Констанция. Константин не стал заходить в церковь, но музыка пробудила в его сердце воспоминания о матери. После Сатурналий Август Констанций и Константин с конной сотней выступили к валу Адриана[76], откуда им предстояло двигаться еще на сто двадцать миль в северном направлении. Лишь на следующий день, к вечеру, они достигли каструма Виндоланда[77]. Здесь были просторные конюшни и свободные казармы для всадников. После продолжительного марша на холоде под дождем сухие теплые помещения казались заслуженной роскошью. Утром Август Констанций с сыном и офицерами форта подъехали к валу Адриана. Это была мощная крепостная стена с бойницами и наблюдательными башнями. Офицеры поднялись на стену, и префект лагеря сообщил: — Здесь проходит граница Римского мира. Дальше простираются земли варваров. Адрианов вал проходил по гребням холмов, спускался в низины и, не прерываясь, уходил за горизонт. Со стороны противника перед стеной был вырыт глубокий ров. Ширина стены позволяла свободно разойтись двоим пешим воинам, не задев друг друга плечами. — Сколько же легионов строили этот вал? — спросил Константин. Ему ответил пожилой заслуженный центурион: — Думаю, что тысяч двадцать военных. Император Адриан привел сюда Девятый Испанский легион, потом подогнали несколько ауксилий, да еще два легиона из тех, что стояли на границе. — Какова его высота? — Двадцать футов, плюс глубина рва. Бывает и выше, если стена стоит над обрывом. — Серьезная защита. Неужели всю Каледонию от Римской империи отделили? — От моря до моря — восемьдесят миль, Виндоланда стоит посередине. Сначала строили форты, но толку не было. Кале-доны, пикты и креоны ходили нас грабить, как на рынок. Тогда Адриан решил соединить все форты и каструмы стеной. — И это сработало? — Конечно. Теперь смотровые башни одна от другой через полмили стоят. Раньше-то были реже. А здесь такие плотные туманы бывают: вытянешь руку — пальцев не видно. Пикты этим пользовались, через стену перебирались. Теперь это редкость. Офицеры вернулись в каструм, и Констанций потребовал квестора, чтобы справиться о запасах зерна. Сыну объяснил, что несколько лет назад приказал построить вдоль Адрианова вала зернохранилища, чтобы продавать зерно в Каледонию. — Дикие племена не умеют обрабатывать землю. Когда у них случаются неурожаи, мы раздаем зерно бесплатно. Зерно — наше оружие. — Набеги варваров прекратились? — спросил Константин. Отец ответил: — Хвала богам, да. Еще через день отряд Августа Констанция двигался рысью на север от Адрианова вала вглубь Каледонии. В полдень они достигли заброшенного римского форта. Рядом с ним образовался поселок из круглых хижин, сложенных из камней, позаимствованных из крепостной стены. Здесь Августа ждали вожди креонов. На поляну вынесли низкие столы и установили их полукругом. Римлянам дали скамейки, местные сидели на траве, постелив под себя звериные шкуры. Угощение было простым, но обильным: горы жареного мяса, свежеиспеченный хлеб и кувшины с хмельным ячменным напитком. Женщины принимали участие в пиршестве наравне с мужчинами. Констанций преподнес вождям золотые дары и произнес речь на местном диалекте, представив Константина как сына и своего наследника. Константин передал золотые украшения женам вождей, и пир начался. Когда хмельные амфоры опустели, Констанций и вожди приступили к торгу — решался вопрос о том, сколько воинов выделят креоны для службы Риму. Константин тем временем наблюдал за пирующими. Музыканты на лирах и флейтах заиграли веселую мелодию. Женщины встали в хоровод, мужчины образовали вокруг них кольцо. Мелодия ускорялась, танцующие двигались по кругу все быстрее. Наконец хороводы разделились на пары и закружились в бешеном темпе. Внезапно музыка смолкла, пары остановились, подняли руки и воскликнули дружное «ха!». После этого начались забавы посерьезнее: креонские воины стали сражаться на мечах. Зрелище было опасным и завораживающим. — Клинки тупые или заточенные? — спросил Константин. — Здесь все настоящее, — ответил Констанций. Варвары вызывали соперников и бились до первой крови, зрители делали ставки и подбадривали бойцов криками. К Константину приблизился юноша в надвинутой до бровей шапке и произнес фразу на местном языке. Константин вопросительно взглянул на отца, и тот перевел: — Это вызов на поединок. — Я с детьми не дерусь! Вокруг сделалось тихо, Констанций понизил голос: — Воин взрослый, и ты не можешь ему отказать, это примут за оскорбление. Константин вытащил меч и принял боевую стойку. Юноша выпрыгнул вперед и зашел слева, потом отскочил и снова атаковал. Он двигался ловко и не делал лишних движений. Плясун (как мысленно прозвал его Константин) оказался серьезным противником и в конце концов рассек мечом его тунику. Зрители испустили восторженный рев. Константин осознал, что не может посрамить славу римского оружия, и, когда плясун снова пошел в атаку, резко приблизился и мечом сбил с него шапку. На плечи воина обрушился водопад рыжих волос. — Женщина! — Константин опустил меч и склонил голову: — Признаю себя побежденным. Для ночлега Константину предоставили круглую хижину с островерхой соломенной крышей. Не в силах уснуть, он снова и снова переживал сегодняшний поединок и ловил себя на том, что его не отпускает чувство досады. Луна заглянула в дымоход, все звуки в поселке стихли. Но вдруг скрипнула дверь, в хижину проскользнула тонкая фигурка и приблизилась к ложу Константина. В свете луны волосы женщины-воина казались огненно-рыжими. Она скинула тунику, влезла под одеяло и горячо прошептала Константину: — Меня зовут Эбин… До границы своих владений римлян провожал конный отряд молодых креонских воинов. Римские кавалеристы двигались строем «на марше». Креонская молодежь со свистом и гиканьем мчалась на низкорослых лошадках наперегонки, исчезала где-то вдали, потом возвращалась, орала песни и пугала лесной народ. Константин искал глазами рыжеволосую Эбин, но заметил ее лишь на границе, где оба отряда кавалеристов остановились. Направив к ней коня, Константин залюбовался веснушчатым светлокожим лицом и васильковыми глазами. — Останься со мной… Эбин покачала головой, и он спросил: — Почему? Она показала на ровные ряды римского конного отряда: — Вы — порядок. — Затем обернулась к вольно стоящим креонским всадникам: — Мы — свобода. Эбин что-то гортанно крикнула и пустила коня в галоп, за ней наперегонки поскакали креоны. Римский отряд, возглавляемый Августом Констанцием, двинулся в земли каледонов. Потом были альбаны. В Эборакум они вернулись лишь в конце зимы. Там Констанций подвел итог: — Главное богатство северных племен — хорошие воины. Легионы в Галлии состоят наполовину из них. Британия — маленькая империя, но в ней есть все, что необходимо. Когда ты поймешь, как управлять Британией, тогда ты научишься управлять всей Римской Республикой. После этого разговора судьба подарила Константину еще полгода общения с отцом. В августе триста шестого года Елена получила письмо из Эборакума. «Аве, матушка! Этой ночью на моих руках скончался отец. Смерть была неожиданной и быстрой. Врач сказал, что в его желудке открылась язва, которая могла кровоточить весьма обильно. Последнее стало причиной кончины. Год, проведенный с отцом, многому меня научил. Я сопровождал его в поездках по всей Британии. Он представил меня легионерам гарнизонов и сенаторам местных провинций. На Севере отец познакомил меня с вождями племен. Он был моим наставником и другом. Сегодня легионы отца провозгласили меня Августом. Начинается новая эпоха, которую своими трудами подготовил отец. Я любил его всем сердцем. Твой сын Константин». Peter Paul Rubens — Constantius appoints Constantine as his successor