* * * Улица похоронена под толстым слоем гниющих листьев. Свет от фар скользит по ветхим домам с заколоченными окнами и выпотрошенным автомобилям, утонувшим в высокой траве. Наверное, дома выглядели также ещё до апокалипсиса. — Куда мы едем? — спрашивает Джули. — На сегодня вопросов достаточно, — отвечает Эйбрам. В конце улицы, рядом с изрешеченным пулями знаком тупика, есть признаки жизни. Мужчины в бежевых куртках движутся в темноте с тусклыми налобными фонариками. — Они… — Я сказал, заткнись. — Эй, — вклиниваюсь я, подаваясь вперёд, но кажется, это просто формальный жест. Джули смотрит на лицо Эйбрама с каким-то растерянным ужасом. Нет, это не тот парень, которого она любила. Даже не его отголосок. Когда мы приближаемся ко входу в лагерь, из маленькой палатки выходит мужчина. Он прикуривает сигарету, затягивается и ждёт, пока Эйбрам опустит окно. — 078-05-1120, - говорит Эйбрам уставшим тоном. Надоевшая процедура. Охранник проверяет список в блокноте, кивает, затем светит фонариком на заднее сиденье. — Кто они? — Новички из Голдмэна. У них еще нет номеров. Он машет нам рукой, сигарета оставляет в воздухе спираль дыма. Мы едем в лагерь. Яркий свет от наших фар проникает глубоко в темноту, открывая то, что скрывает слабое освещение лагеря. Должно быть, это была какая-то большая семейная община. Шесть домов на одном участке, сарай и несколько хижинок в поле. Мать, отец, их дети и дети их детей, а может, и дети детей их детей — все спрятались в конце этой улицы в глубине леса, чтобы никто не смог тревожить их новостями и ужасами остального мира. Как они, должно быть, удивились, когда узнали, что кастрюля продолжила кипеть даже после того, как они ушли из кухни. Как были потрясены, когда увидели обжигающий поток, приближающийся к их дверям. Теперь ферма занята новой семьёй с более активной позицией в отношении к несовершенству общества. Кажется, все дома и хижины переоборудованы в казармы. Солдаты Аксиомы входят внутрь и выходят по различным поручениям, приносят или получают оружие и снаряжение. Позади домов по всему полю располагаются десятки палаток, напоминающих лагерь на музыкальном фестивале — жалкий Вудсток войны. — Что мы тут делаем? — шепчет Нора, пропустив мимо ушей наставление Эйбрама. — Разве они нас не ищут? — Здесь очень плохая связь. Зона действия рации едва дотягивает до километра. В лагере ничего не узнают, пока не прибудет посыльный. — Переговоры не планировались, так ведь? — говорит Джули, наблюдая, как солдаты устанавливают гранатомёт на Тойоту. — Вы бы согласились на Слияние, если бы в этом случае заполучили Стадион, но вы бы всё равно заполучили его, так или иначе. Губы Эйбрама трогает горькая ухмылка. — Мы предлагаем инновационные решения современных проблем. Он паркует машину рядом с одной из хижин. Выпрыгивает из автомобиля и идёт внутрь, а мы идём следом. В хижине жарко и сухо. Неожиданный уют комнате придаёт огонь, потрескивающий в маленькой железной печи. Здесь есть односпальная кровать и два кресла, телевизор и старая ТВ-приставка. Похоже на комнату мужественного мальчика-подростка, который ищет независимости. Застарелые пятна крови на занавесках говорят о том, что его поиски внезапно прекратились. Сейчас комната занята женщиной и девочкой. Обе сидят напротив телевизора и смотрят, как взлетает самолёт, как кот играет с пойманной птицей, смотрят, как давно умершие певцы исполняют песни для давно умершего жюри. Калейдоскоп изображений разбрызгивает по стенам комнаты странные цвета. — Почти вовремя, — говорит женщина, не оборачиваясь. Девочка бежит к Эйбраму и обнимает его ногу, но он не улыбается. Ей около шести лет, у неё прямые чёрные волосы и смуглая кожа — румяная блондинка точно не её мать. Один глаз девочки большой и тёмный, а второй спрятан под серо- голубой повязкой с нарисованной маргариткой. — Привет, сорнячок, — говорит Эйбрам, садит её на руку и приподнимает. — Тебе было весело с Кэрол, пока меня не было? Девочка печально качает головой. — Конечно, нет. С Кэрол тебе скучно. — Она каждые пять минут спрашивала, когда ты вернёшься, — говорит Кэрол. — Я уже готова была сказать, что ты умер, чёртов бездельник. — Выдалась напряжённая неделька. — Я слышала. Ты должен мне пять дней с Люком. Эйбрам качает девочку на руке, рассеянно улыбаясь. — Возможно, какое-то время мне придётся побыть на задании, но когда у меня появятся свободные дни… конечно, — он опускает её на пол. — Спраут, мне нужно, чтобы ты взяла рюкзак и упаковала свои вещи. Мы отправляемся в путешествие. Кэрол хмурится. — Путешествие? Что за хрень ты несёшь? Эйбрам начинает бросать еду и одежду в рюкзак, не обращая на неё внимания. — Кельвин! Ты не можешь брать ребёнка на задание… — Спасибо, что присмотрела за Спраут, Кэрол. Если хочешь, можешь идти домой. Свет на стенах становится красным, и звук телепередачи прерывает сирена. Эйбрам застывает над своей сумкой. — Вот дерьмо, — Кэрол бросается к экрану, словно начинается её любимая передача. — Наконец-то им это удалось? Мы завладели федеральным телевидением? На пустом красном экране около двух секунд звучит сирена, затем калейдоскоп возобновляется. Медведь вытаскивает из реки лосося. В замедленной съемке лев бросается на зебру. По деревне маршируют солдаты. — Это грёбаный шифр, — ворчит Кэрол. — Ты помнишь, что он означает, Кельвин? Я не выучила домашнее задание. — Нет, — спокойный тон Эйбрама противоречит поспешности, с которой он пакует вещи. — Посмотри в инструкции. Кэрол вытаскивает толстую пачку листов в переплёте и шлёпает его на стол, пока телевизор мигает своей коллекцией изображений-метафор. — Не могу поверить, что мы продолжаем пользоваться этим устаревшим дерьмом, чтобы передавать сообщения, — говорит она, перелистывая ламинированные страницы. — Почему нельзя сказать прямо? Эйбрам заставляет себя засмеяться. — Если бы мы «говорили прямо», люди могли бы действительно нас понять. Этого допустить нельзя. Кэрол смотрит на него. — Что? — Это прописано в названии, — он тычет пальцем в сторону бумаг в переплёте, похожих на инструкцию к какому-то старинному промышленному оборудованию. — Эвфемизмы, используемые для предотвращения излишнего понимания. Кэрол изучает обложку. — Я скажу это снова. Что? Он застегивает молнию на рюкзаке. — Забудь. Всё равно я уверен, что это просто учебная тревога, — он направляется к двери. Сквозь фоновую музыку прорывается угрюмый методичный голос. «Ничего не происходит без причины. Всему есть своё место». Телевизор показывает гориллу, шагающую по клетке в зоопарке. «Человек — единственное существо, которое ставит это под сомнение». Горилла исчезает, появляется тёмная фотография, на которой изображено лицо мужчины. Лицо Эйбрама. Кэрол таращит глаза и смотрит на Эйбрама. — А вот это достаточно яс… Эйбрам бьёт кулаком ей в висок. Она падает на пол. — Какого хрена! — кричит Нора. Он выхватывает пистолет из-за пояса Кэрол и бросает его Норе. — Ты умеешь этим пользоваться, верно? Нора открывает рот, чтобы ответить, но в это время кадр с плавающей в крошечном аквариуме золотой рыбкой меняется на фотографию Норы, сидящей на полу своей камеры и хмурящейся в объектив, и ничего не говорит. — Что за чёрт? — шепчет Джули, когда картинка с щеглом в клетке исчезает, и появляется тусклая фотография Джули на пыточном стуле.