Вход без замка. Как прекрасно осознавать, что мой самолёт обладает всеми преимуществами последних моделей. И то, что я не единственный, кто испытывает тревогу, когда мы направляемся в сторону тихого города. * * * Наша группа похожа на оборванный военный взвод — все идут с оружием наготове. М и Эйбрам несут своё оружие как дисциплинированные солдаты, а Нора и Джули держат винтовки вдоль бедра и самоуверенно ими размахивают. Из общей картины выбивается только слепая на один глаз девочка, бредущая позади отца. И, как всегда, я. Я смотрю на свои руки. Они не трясутся. Мне нужно сказать Эйбраму, что я готов взять пистолет, но не делаю этого. — Что мы тут делаем? — я шепчу на ухо Джули. — Видимо, у Эйбрама где-то в городе спрятан транспорт. Они выросли здесь, он и Перри. Я смотрю на бледный горизонт позади аэропорта. Бесконечные холмы, покрытые пылью цвета ржавчины и жёсткими кустарниками, которые расцарапают ваши ноги как когтями, если вы попытаетесь сбежать из дома в одних плавках… Я спотыкаюсь. Ботинки шаркают по асфальту. Я потираю лоб и быстро оглядываюсь. Никто на меня не смотрит. Окрестности подёргиваются рябью как мираж или как воспоминания о ночи после хорошей пьянки. — Значит, это тот самый город, из которого ты пытался сбежать? — спрашивает Эйбрама Нора. — Когда на твою семью напали? Эйбрам продолжает идти. — Ты сказал, Перри было пять. Выходит, это было… очень давно? — Ты это к чему? — Нууу… почему ты думаешь, что твои мотоциклы ещё здесь? — Потому что это место не привлекает грабителей. Когда мы подходим ближе, рябь от жары начинает рассеиваться и город становится чётким. Чернота. Вокруг всё чёрное. Скелеты обгоревших до каркасов домов, кирпичи старых зданий, почерневших как брикеты древесного угля. Даже улицы чёрного цвета из-за расплавленной резины и сажи от сотен сгоревших автомобилей. Единственными цветными пятнами остаются трава и виноградные лозы, которые стелются по руинам, питаясь богатым углеродом трупом города. — Пойдёмте назад, — слышу я свой голос. Джули смотрит на меня через плечо. — Что? — Нам не стоит здесь находиться. Пойдемте назад. Мой расстроенный голос привлекает внимание группы, они перестают маршировать и ждут, пока я разберусь. — Небезопасно, — мямлю я. — Это кучка пепла, — говорит Эйбрам, отряхивая руки. — Здесь нет никого и ничего. Что может быть безопаснее? Мои глаза блуждают по обугленному пейзажу впереди. Обгорело каждое здание. Даже те дома, которые стоят слишком далеко друг от друга, чтобы огонь мог перекинуться. У огня была цель. Он был с приятелями. — Р, что не так? — спрашивает Джули. Мне не нравится взгляд, с которым на меня смотрит М. Будто он чувствует. Понимает. Но он не понимает, и я не понимаю тоже. — Я не знаю, — говорю я Джули. Я опускаю в пол глаза. — Я не знаю. Эйбрам начинает шагать. — Нам нужен транспорт, — говорит Джули, касаясь моего плеча. — Мы ничего не найдём, если останемся в небе. Я киваю. — Если ты трусишь, — кричит Нора, — представь, что едешь на отпадном Харлее, ветер развевает твои волосы, позади тебя сидит бабёнка. Мы достанем тебе клёвые солнцезащитные очки и сделаем татуху! Я жду, что М присоединится к шутке, взъерошит мне волосы и назовёт девчонкой, но он продолжает смотреть на меня с грустью и пониманием. Злость берёт верх над страхом. — Пошли. — Мы будем держать ухо востро, — говорит Джули, сжимая моё плечо. — Всё будет хорошо. Я чувствую прилив отвращения к этому универсальному ответу. Она понятия не имеет, чего я боюсь, так откуда она взяла, что всё будет хорошо? Мы спускаемся в чёрный город, и хотя он был разрушен много лет назад, клянусь, я чувствую едкий аромат тысяч сожжённых вещей. Глава 4 СОЛНЦЕ. Оно проникает мне в руки, ноги и лицо, заполняет клетки как шарики с тёплой водой. Его тепло отражается от смолистого толя[6] и впитывается мне в спину, насыщая меня со всех сторон. Я лежу на склоне крыши рядом с дымовой трубой и прячусь. Никто не знает, что я могу вскарабкаться по дубу за окном своей спальни и запрыгнуть с ветки сюда. Семилетние дети не могут этого сделать, но я не такой. Я долго тренировался. Со мной мои игрушки. Два пластиковых человечка. Один — хороший парень, герой. Я так думаю, потому что у него крупная челюсть и угловатая стрижка. Второй — монстр. Не знаю, кто он, но у него синяя кожа и он уродлив. Я заставляю его сражаться с героем. Они стоят у меня груди, готовясь к атаке. — Я убью тебя! — громко рычит монстр. — Нет, я убью тебя первым! — отвечает герой самым низким баритоном, на который я способен. Вдалеке во дворе возле леса я слышу крик отца. Он повторяет что-то снова и снова — наверное, моё имя. Тон очень грубый, но его смягчает тёплый воздух, и он кажется далёким и незначительным. Я даже могу представить, что он ищет меня, чтобы подарить подарок. Я ударяю фигурки друг о друга в яростной схватке. Пластиковые кулаки стучат о пластиковые челюсти. * * * Я растягиваю кольцо воздушного шарика и подставляю под кран. Включаю воду и смотрю, как он раздувается. — В кого ты будешь его бросать? Я смотрю на отца. На его огромное мясистое лицо. У него толстые и мозолистые от десятилетий тяжёлой работы руки. — В Пола, — отвечаю я. Он вытаскивает из сумки в углу один из готовых шариков и сжимает его. — Он тёплый. Я киваю. — Хочешь устроить ему приятный душ? Бери холодную воду. — Зачем? — Потому что попадающий шарик не должен доставлять удовольствие. Он должен заставить его кричать. — Зачем? — Потому что это правила игры. Победитель радуется, проигравший страдает. Какой смысл в том, что проигравшему тоже было хорошо? Он протягивает мне новый шарик. — Наливай холодную. Он открывает морозилку и бросает в раковину лоток со льдом. — И вот это возьми.