Осмотрев наших «смертников», приказал снять чехлы с инструмента, чтобы посеребренные части были всегда под рукой и распустил народ по участкам. Самая паршивая смена месяца началась. А для меня — вдвойне паршивая. И для бригад тоже, но они пока это еще не понимают. — Пошли, Василек, пока у нас спокойное время, можно расслабиться, но не слишком. По поводу запру, я, конечно, погорячился, но считай, что дверь заперта. И поссать выходишь только когда я в штабе. Так терпи, хоть под себя делай — никто не осудит. А посмеет варежку раззявить — сам ему ту варежку зашью. Толстой суровой ниткой. Самой суровой, что в цыганку пролезет. Усек? — Усек. — Ты меня знаешь. Я добрый, но до случая, а сегодня самый тот случай и есть. Пришли в штаб, я одел костяной браслет, второй отдал Васильку, проследил, чтобы одел правильно, а сам поверх плаща стал натягивать защиту. Сначала кольчугу, прямо поверх плаща, потом наплечники, наручи из толстой кожи, с серебряными клепками, наголенники заставил помогалу крепить, а перчатки пока не стал одевать. Достал и щит. Закреплю на спине, может помочь, если напор тварей будет серьезным. Многие машинисты защитой пренебрегают, не говоря уж о щите, а зря. Рабочим нашим защита вообще не положена, кроме стеганных ватников, а щиты у всех припрятаны. И хрен кто в тоннели без них сунется. Даже без серебряных накладок, щит весьма полезная штука, прикрылся им от первой атаки, а потом из-за него тюкнуть тварь. — Слушай, а чего ты всю эту тяжесть на себе таскаешь? Знаешь, некоторые посмеиваются… — вылез со своими вопросами горе-напарник. — Дураки посмеиваются. Меня уже лет пять чуть не на каждую зачистку в ночную смену гоняют. Почему знаешь? — Разное говорят. Вроде как, с начальством терки. — Да какие там терки! Такие у каждого первого. У меня в смене рабочие почти всегда целыми остаются, ну разве порвет кого мальца, но не на смерть и без увечий. А все потому, что я на острие иду и ими не прикрываюсь, как некоторые. А почему? — Почему? — повторил Василек тон в тон мой вопрос, не знал бы его, подумал, что подкалывает. — Мне в защите почти никакая тварь не страшна. А остальные не носят ее, от лени. Лень заниматься, вот и надеются на скорость свою. А у меня после тренировок и скорость и защита на уровне. И народ за то уважает. Что берегу их. — Говорят, начальство могло бы, навечно тебя в ночную законопатило. — Руки коротки. Я подвигался, проверяя как сидит доспех. Хорошо сидит, привычно. Движения не сковывает. — Ладно, сидим, ждем. На пульт пялимся. Чтобы сигнал не пропустить. Сидим, ждем. Пялимся. Смена только началась, до полуночи должно быть спокойно. Пульт у нас старой, добротной работы, из тяжелого, твердого дерева, дуба, наверное. Поверху идет ряд спаренных синих камушков — машинисты с помогалами. Сегодня горят только два, мой и Василька. Ниже — желтые камни, горит одна группа из пяти штук, это технари, дежурят на случай серьезных поломок. Сегодня по всему, придется им баклуши бить, на ночь зачистки стараются никаких работ не планировать. Только форс-мажор. И их прикрытие для нас в приоритете. Лучше всех рабочих потерять, чем одного из технарей. Обычно офицерский наряд делится, один технарей курирует, другой рабочих. По уму, нужно в смену троих ставить, минимум, один, в случае чего с техниками, другой рабочих прикрывает, третий за пультом, следит за общей обстановкой. Сегодня дело и того хуже, крутиться мне одному. Если чего (или кого) обходчики найдут, придется рабочих с горизонтов снять, и самому с технарями в прикрытии идти. Вот Ефимыч, пень трухлявый! За такой косяк морду бьют, не глядя, что он мне в деды годится! Ниже красные камушки, гранаты, говорили. Побольше — бригадиры, поменьше десяток рядом — рабочие. Сегодня семь групп в смене, все камешки горят. Рядом с каждым камнем, кроме рабочих — костяная клавиша. Замигал камень, значит вызов идет, клавишу жмешь, костяной браслет к уху — связь. Работает только в подземке, наверху, как не старались — не хочет работать! Есть у нас под землей своя сила, что связь дает. И думается, что это — монстры. Потому как кости на все это идут особые, только те, что от жертв остались после того, как монстра ее сожрала. Вот такая у нас специфика работы. Все крутится вокруг монстр, тьмы, ужаса и смерти. Не каждый сможет. Но это в первую неделю выясняется. Правда, бывает человек лет десять под землей прослужит, а потом в один момент его раз — и перемкнет. С катушек сходит. У нас шепчутся, что это монстра дотянулась и душу сожрала. Только здесь что-то народ не додумал. Если так, то мы, машинисты, первыми бы с ума сходили, мы-то ближе всего к ним ходим! Но, как не странно, чаще всего техники от этого недуга страдают. Почему не знаю, но есть мысль. Может потому, что рабочие народ простой. Мы, подвижной состав, с башней не дружим, для кого твари — ужас, до дрожи в коленях, а мне нравится их крошить. Вот никому не скажу, но нравится! По особому живым себя ощущаю, адреналин играет. Да и атаку отобьешь, присядешь и закуришь. Под землей нельзя, но в такой ситуации можно. И кто-нибудь из работяг стопку настойки протянет, из специально припрятанной фляжки — традиция! Сидишь, куришь, отпускает тебя и так хорошо! Да и с монстрой, норовистой — удовольствие работать. Она злая, от нее злоба подземная так и плещет, а я злее, заставлю тебя подчиниться! А технари… Они и с образованием, не хуже моего, но без куража. Вот их и ломает подземка. Образование он же требует особого склада психики, подвижной, да и фантазия нужна, одна поломка на другую никогда не похожа. Думать нужно, решать, как конкретно сейчас поступить. Отправить деталь на верх или здесь починить. Разрешить составу выйти на линию или нет. Это только со стороны кажется, что в технике все просто и взаимозаменяемо. В реальности, особенно с нашей техникой, все не так. Каждый состав индивидуален, вроде по одному проекту собраны, но отличия всегда есть. Это не мясорубки, которые тупо отливают в одной форме. Сидеть и тупо смотреть на панель пульта не просто скучно, но и уснуть можно. Василек первый пришел к этому выводу — я слишком кипел и возмущался. Начал травить байки, а у него они были интересные, он сверху, из семьи железнодорожников. Потянуло его от паровиков к нашим монстрам. Уж не знаю почему. Не думаю, что его родители были рады такому выбору сына. Но он служит у нас и уже почти три месяца, после учебки. Значит смог убедить своих или просто смог забить на их возражения. Пока совсем зеленый, но есть шанс, что станет таким зубром, что всех нас за пояс заткнет. Так вот, он начал травить байки, которые слышал от родственников с обслуги паровозов. Начало истории я не расслышал, занят был своими мыслями, кипением говн в голове. Но потом начал прислушиваться. — И вот, он решил, что нужно обойти эту очередь на отправку. А парень был ушлый, пошел подписывать наряд на поездку и между делом тетке, которая отправкой поездов говорит: «Мой помощник с головой не очень дружит. Если задерживаемся может хватануть, что потяжелее и пойти, крушить все, что видит. Если есть возможность, отправьте нас побыстрее. Не хочу за его художества отвечать!» А тетка носом крутит, знаешь, нарядчицы-разнарядчицы, контролерши очень много о себе думают. Есть у них маленькая власть, так они ее используют по полной. В общем, та его послала. Но Потап был не лыком шит, подошел к своему помогале и говорит: «Там на станции, у нарядчицы какие-то проблемы. Возьми большой разводной ключ, помоги бабе»! Тот, не думая лишнего схватил эту дуру и пошел на вокзал. Идет, спокойно так, а та, увидела его с ключом и обоссалась! Свалила с поста, до утра найти не могли! Быстро уйти дядьке не удалось, но народ ржал над этим еще пару месяцев. А та дурища так ничего и не поняла. А вот еще… — Василек, если будешь рассказывать свои тупые наземные байки, я начну подземные травить. А они у нас стремные. Сам описаешься. — Ну и что прикажешь делать? Тупо смотреть на пульт — ведь уснем! — Прав. Надо подумать, чем сон отгонять, но твои байки усыпляют хуже опиумной воды. — А можно, мне в туалет? Что-то приспичило. — Давай беги, хорошо, что сейчас приспичило. И стоило Васильку уйти в сортир, вторая бригада за сигналила, а ведь она по путям идет, полотно проверяет. Проблем быть не должно. — Да, слушаю. — Здесь Пахомыч. Видел что-то странное, существо, типа человека в серебристом плаще. Прошли осторожно дальше и увидели стаю черновиков, распластанных, словно шпагой. Или топором. Опасности нет, но оповестить надо, понимаешь. — Ясно, одна тварь порвала других. Бывает. Идите осторожно, старайтесь не нарываться. Если что, прячемся за щиты, отступаем и ждем меня. Но проблема, мне в напарники Василька дали. Так что, лучше отступайте. Пока что, пока доберусь. Не рискуйте. У меня еще внизу шесть бригад. Всех прикрывать сложно будет. — Все понято. Рисковать не будем. Вот и хорошо. Этой ночью всем нам нужно не рисковать. Работать осторожно, если что, завтра полная смена разберется. Глянул на часы, полночь минула. Сейчас дело закипит, только успевай. Василек вернулся: — Было что? — спрашивает. — Спокойно все. Полночь миновала, счаз вызовы посыплются. Ты до этого в ночную ходил? — Ага, три раза. Но на чистке не приходилось. — Не напоминай, и так тошно. Нужно написать начальству, что таких как ты, Вася, ставили стажерами в смену. Но толку с того… — А ты реально напиши, а я деду своему скажу, он продвинет дело. — Да, твой дед кто, президент? — Зря ты так. Мой дед генерал ж/д-войск, на железке ведь как у нас, звания как в армии. Мой был начальником станции, по армейскому — генерал-лейтенант. Кой-чего может. — Знаешь, Вася, ты дважды дурак. Во-первых, что не пошел на паровики работать, а во-вторых, что пошел в подземку. Вот не думаю, что это твое. Здесь нужно злым быть, веселым и злым, по-хорошему злым. Хрен объясню, это чувствовать нужно. Хотя, может и зря я… тут наперед ничего не скажешь. — А рапорт напиши, ведь и правда сегодня легче было бы. На пульте замигал огонек, но не из тех, что принадлежали вышедшим сегодня в смену, а другой, какой-то технарь под ним проходил. И это не хороший знак, часто так было, когда умирал кто-то из подземников, работников некрополитена. Последний сигнал. Я вжал клавишу и поднес браслет к уху. Оттуда доносилось непонятное бульканье. «Горло перерезали, что ли?» — подумал я, потом бормотанье множество голосов, где изредка проявлялись понятные слова или фразы. Помидоры… если не закрою хвосты… материнская плата… Сеня, Сеня, принеси пару бутылок беленькой! — громко и совершенно отчетливо прозвучало вдруг. — Какой Сеня? — спросил я. — Что, не туда попал? Ну извините… — Бред какой-то, сказал Вася. — Бред. Бывает. А ты думал, зачистка — это просто тварей крошить? Это, брат и вот такие заморочки. В такую ночь всякое бывает. Но главное — это просто сбой, похоже никого из наших сегодня убивцы не кончили. А то, знаешь, иногда эти огоньки вспыхивают по самым нехорошим обстоятельствам. Такие дела. Привыкай. Подземка — не паровики, здесь много чего странного. — Смотри, снова замигал камешек! — Мать вашу! — нажал на клавишу рядом с голубым огоньком я. Из браслета донеслось: «а я что говорю? Нужно товар забирать, если базу закрывают. Хорошо, заранее предупредили!» Потом бульканье и тяжелые вздохи. — Монстра шалует! — шепотом сказал я Васе. А он весь обратился в слух. — Ты на пульт поглядывай, вдруг я сигнал пропущу! Тем временем браслет выдал тоненьким, детским голоском: «ну что, меняемся? Я тебе фарму к космобою, а ты мне флор два и нанотех четырех уровней? Смотри, один раз предлагаю, такие карточки с руками оторвут!» снова бульканье и вздохи. «Мужчина, а вы не хотите девочек, говорит. Я устал с дороги, да и суд завтра, послал его вежливо. Но они, в провинции вежливость не понимают. Через пять минут, снова у моего номера, с пацаном лет тринадцати, „А мальчика?“ Нет, я, конечно, юрист, креакл и хипстер, но служил-то в морпехах, в Клайпеде. И вломил ему. Старшему партнеру фирмы пришлось меня отмазывать. Хотя тот был не в претензиях. Тоже, мужик нормальный!» Вот ведь у кого-то проблемы, подумал я. Но как эта гомосятина в мой канал влезает? И все эти конусы силы, квадратные корни из иррациональных чисел, сопромат и формулы истечения прямой силы и обратной не объясняют появление вот таких, странных проявлений непонятного свойства. Они не слишком часты, но в день предшествующий жертвенному, обычны. Как будто монстра притягивает к себе эти странные явления, голодная и ожидающая жратвы. — Что это было? — спросил Василек. — А это, Вася, то, с чем тебе придется сталкиваться всю твою жизнь. И никто не будет тебе объяснять, что это. Кроме собратьев машинистов, которые будут делиться своими предположениями. Одни говорят, что это жертвы нас смущают. Другие, что монстра спит и это ее сны. Я думаю, что к нам прорываются разговоры из других реальностей. Нам ведь преподавали теорию множественности миров, ты не проспал ее, мой помощник? — Да нет, как можно! Все помню, твари, вроде приходят к нам из других пластов реальности. И мы должны монстру беречь от них, они могут навредить.. — Знаешь, я уже больше пяти лет на ночных сменах. Ни разу твари не стремились навредить монстре. То ли она слишком страшна для них, то ли они здесь совсем за другим. Что они точно хотят — это наши тела и наши души. Пожрать и поглотить. Все. Что это никто конкретно не знает и не хочет узнать. Никто из высоколобых не приходит в подземку послушать эти разговоры, никому не нужны подземные твари, никто не хочет поработать с их останками. Вот посмотри, ученые всяких червей под микроскопом разглядывают, и не разу не пришли к нам взять образцы тканей тварей, посмотреть их в увеличении. Или они все знают, или им не интересно. Или это запрещено. Но я этого не говорил. А ты не слышал и не задумывался об этом сам. Понял меня? — Понял. — Тогда глаза на пульт, ждем вызова. Что ты мне там хотел рассказать из того, что твой брат с той бабой делал? — Ах да, ну снял он одну, самый край был, яйца — как свинцовые, притащил ее в паровик, но в кабину нельзя, он-же тогда сам помогалой был и у топки, завалил, но неудачно, та пытается расслабиться, прислоняется к горячему, вскрикивает, а брат ее пялит. Ну кончил, отвалился, а та бьет его кулачком в плечо, что так мало постарался, я не кончила. Пьяная была. — Вот как оно бывает наверху. Ну у нас это не прокатит, топок нет, да и самую пьяную девицу к монстре не притащишь. Протрезвеет. Плохое место ты себе выбрал. — Да что ты мне постоянно говоришь о том, что я дурака свалял? Хотел и свалял, тьфу на тебя, хотел и пошел сюда! — Ладно, вроде опять… Лукич, что у тебя? Давай не молчи.. — Да странное дело. Вышли к гнезду блоров, но всех кто-то до нас положил. Мы пока задержимся, вырежем ценные части. — То есть, их кто-то порвал, но ничего ценного с туш не взял? — Именно так, именно! — Лукич, вырезайте, конечно, но выстави охрану. Неспокойно мне что-то.