Я ответила ей взглядом, что все поняла и что это был человек, а никакая не наряжуха и не захряпа. Он шел и обернулся, и, скорее всего, хотел задержа нас, когда обнаружил на водительском сиденье не дядьку Митяя. И мама видела! Почему вдруг все прекратилось? Потому что мама в первый раз увидела, что это человек? Или потом что она не стала останавливаться и выяснять, в че дело? И зачем я выкинула свой брелок с мишкой? «Отдать все равно надо...» — всплыл мерзкий старушечий голос из сна. «Подавись!» — подумала я. ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ Наконец мы проехали мимо самого крайнего дома и ржавого указателя населенного пункта с перечеркнутым и нечитаемым из-за ржавчины и грязных потеков названием. Значит, указатели все-таки существуют. Но будто кто-то специально их испортил, чтобы невозможно было прочесть, что мы покидаем Сырые Дороги? Нет, нет, нет. Тьфу-тьфу-тьфу. Нет, нет. Это Жабалакня. Дурацкая Жабалакня! Да и не было в Сырых Дорогах никаких захряп-наряжух! И указателя с названием тоже, кстати, не было. Тогда мне показалось, что я его просто-напросто прозевала. Но теперь, если подумать... То лучше и не думать. Но совсем не думать как-то не получалось. А что, если Сырые Дороги так же, как Жабалакня, всего лишь прозвище деревни?.. Еще одно прозвище деревни?.. Я опять вспомнила мерзкую старуху с яблоками. Настоящая ведьма из «Белоснежки»! «В левую — Алек- са-андре, в правую — И-инне». Как она захихикала, когда я соврала, что мы из Сырых Дорог. Может, потому что мы и были в Сырых Дорогах... Как там по радио говорили? Матвеевна собирает? И дядька Митяй говорил про мерзкую старуху, что она собирает захряп-наряжух. Ведь дядька Митяй нам все время факты подкидывал, предупреждал… Что там по радио говорили: «Не всем нашим нравится. Но мы знаем, как их научить из коллектива не выбиваться». Научили? Изосимовной научили? И хозяйка дачи в Сырых Дорогах — Клавдия Матвеевна! Что бы там мама ни говорила про одинаковые имена, тут слишком все неоднозначно. Либо тут две Клавдии Матвеевны, либо одна оборачивается другой. Или нет никакой второй, а это просто... Просто кто?.. Жаба?!.. А еще этот кошмарный сон... «Отдать все равно надо...» Фу-фу-фу, только не дойти до теории заговора, как любит говорить папа. Что ж, во всяком случае, теперь мы точно ни в одной из этих проклятущих деревень, потому что Жабалакня наконец-то осталась позади, а дорогу с обеих сторон обступил неухоженный лес. А может ли быть лес ухоженным? Просто обочины дорог, особенно рядом с жилыми деревнями, приводят в порядок, расчищают. Здесь же даже невозможно припарковаться при необходимости. Хоть посреди дороги становись. Мама прибавила газу, и машину сразу заштормило. Я видела, как напряжена мамина спина, как сильно она сжимает руль, даже побелели костяшки пальцев. Но вот она поймала в зеркало заднего вида мой взгляд и ласково улыбнулась. — Все хорошо? — Да, мам, все хорошо. Леся молчала. Ее то ли мутило, то ли она боялась обсуждать свои страхи, чтобы не усугублять и без того напряженную обстановку. Мама периодически проверяла свой телефон. Навигатор показывал серое пространство, по которому одиноко ползла стрелочка. Сети все не было. Вернее, она то появлялась, то пропадала, но так неожиданно и случайно, что техника не успевала подзагрузить карту с нашим реальным местоположением. Долгое время навигатор нам и не был нужен: единственная дорога шла себе прямо через лес, который лишь иногда прерывался невнятными полянами, то ли естественными, то ли остатками полей. Я лично напрочь не помнила, по этой дороге нас вез дядька Митяй или по какой-то другой. По идее, другой здесь и не было. Может, я тогда невнимательно смотрела, но, кроме леса у самой Жабалакни, окружающую местность вообще не узнавала. Вроде бы должно быть поле с пугалом и воронами. Мы его уже проехали или еще не доехали? Я хотела обсудить это с мамой, но потом благоразумно воздержалась. Лишний раз не стоит ее дергать. Мы же убедили друг друга, что Сырые Дороги и Жабалакня — две совершенно разные деревни. Ни к чему нагнетать. Только я перестала себя накручивать, как забеспокоилась мама: — По идее, мы должны уже были приехать в Сырые Дороги. Здесь же одна дорога, я помню. Ничего не узнаю. Но я никак не могла перепутать, специально смотрела, куда этот Митяй рулил. Мне стало жутко. Поэтому мой насмешливый комментарий был исключительно защитной реакцией: — Вот дядька Митяй вернется и обрадуется. Не заплатили и машину угнали. Вот и помогай после этого незнакомцам на дороге! Леся и мама отреагировали одновременно: — Помолчи, пожалуйста. Мы спасаемся. Мама сказала, что это можно бесплатно. — Очень остроумно, Инка. Лучше папе звоните, пока мы едем. Мы синхронно достали телефоны, и каждая набрала папе. По нулям. Связь то появлялась, то исчезала, как нарочно. Если бы мы хоть на миг дозвонились, хоть чуть-чуть пробились, папа тут же перезвонил бы или хотя бы сообщение прислал. — Ладно, пробуйте периодически... Почему у меня стойкое ощущение, что я совершаю преступление? Мы же в беде, и непонятно, что с этими жабалакинцами, или как их там зовут. И как ехать в Сырые Дороги... Зато очень хорошо, что мы раньше с папой не связались! Представьте, что он немедленно помчался бы в Жабалакню, нашел бы способ, и что же, мы бы стали его там ждать? Неизвестно, что бы с нами еще случилось. И наверняка мы не смогли бы ему позвонить, что едем, разминулись бы в дороге. Представьте, он приезжает, а нас нет. И не дозвониться! Ужас. Лучше мы к нему. Хотя бы точно знаем, где он. Никоноровка на карте есть. Главное, чтобы она загрузилась... Но это ерунда. Так мама себя успокаивала, убеждала, уговаривала. Зря она это делала вслух. Потому что я немедленно вообразила, как папа, не дозвонившись нам утром, поднимает всех на уши или, если там всем плевать на нас, тоже угоняет какой-нибудь трактор и мчит в Жабалакню. А дальше... Разминувшись с нами, врывается в пустую заброшенную деревню... Или незаброшенную? Что ему там скажут? Вдруг он оттуда не сможет выбраться? Но потом я себя буквально насильно успокоила: мы-то обязательно доедем до Никоноровки, и, если папы там не окажется, вернемся в проклятую Жабалакню с подмогой! Я слабо представляла себе, что это будет за подмога и как мы ее добьемся, если местных тут не расшевелить, но это были мелочи. Мелочи, о которых лучше не думать, чтобы не расстраиваться. Если раньше мы с Лесей частенько игнорировали вид за окном автомобиля, то теперь пялились напряженно, будто что-то могли пропустить важное или хотя бы отличить один совершенно типичный кусок леса или поля от другого. Никакой отвлекающей музыки. Никаких скетчбуков, никакого рисования. Минут через двадцать наши «жигули» внезапно вырвались из леса, дорога заметно расширилась и, сделав поворот, вывела нас на Т-образный перекресток. — Ого! — хором воскликнули мы с одинаковой громкостью и интонацией, будто заранее репетировали. И одновременно же рассмеялись. Хотя чего смеяться-то? Теперь вообще неизвестно, куда ехать, в какую сторону сворачивать. Зато совершенно точно стало ясно, что по этой дороге мы еще не ездили ни с папой, ни с дядькой Митяем. И тут прямо перед нами промчалась неизвестно откуда взявшаяся полицейская машина. Старенькая, грязная, помятая какая-то, но настоящая полицейская. Полиция промелькнула и быстро скрылась из вида, когда мы не успели даже подъехать к перекрестку, но Леся радостно завопила: — Ура, полиция! Мам, нам же и нужна полиция! Я, если уж совсем быть честной, полицию побаиваюсь, хотя ни разу с ней не сталкивалась, но в этом случае Лесю поддержала: — Давай развернемся, поедем за ними, все расскажем! Мама по инерции включила поворотник, чтобы свернуть на перекрестке за полицией, хотя вокруг никого не было и можно было не соблюдать правила дорожного движения, но в последнюю секунду передумала и крутанула руль в противоположную сторону: — Нет уж, никуда разворачиваться я теперь не буду. Мы уже один раз за местной машиной поехали, спасибо. Больше я в такие игры не играю. — Мы теперь сами местная машина! — вставила Леся. — Вот именно. — Но это же полиция! — Лично я, честно говоря, никакой полиции не разглядела. Очень было похоже на ту желтую «ладу» с лихачами... Но раз вы говорите, что полиция... Только теперь поедем не за ними, а туда, откуда они. Так вернее. Несколько минут мы ехали молча. Мама — глядя строго перед собой, а мы с Лесей — каждая в свою сторону. В машине в любом случае почему-то чувствуешь себя в безопасности. К тому же с мамой. Тем более что сейчас она не спит. Словно подслушав мои успокаивающие мысли, мама решила их развеять: — Я сильно сглупила. Надо было ехать за полицейской машиной. Сказали бы, что ничего не угоняли, а ехали за помощью. — Но мы и ехали за помощью! — Да, точно. Мама, кажется, окончательно растерялась, но вдруг закричала: — Я тупица! — Она стукнула что есть силы по рулю и тут же вцепилась в него опять, будто он мог куда-то исчезнуть. Мы с Лесей притихли. — Тупица! В каждой деревне есть телефон экстренной связи! Мы могли позвонить оттуда! И не надо было даже в Сырые Дороги добираться! — Она застонала: — Мы действительно угнали чужой автомобиль и не заплатили хозяевам за постой. Надо же быть такой идиоткой! — Мам, мам, все в порядке. Мы просто все испугались сильно. И он же реально отказывался от денег! Леся вдруг громко заплакала, навзрыд. Она сидела и тряслась, с этим своим пакетиком, и слезы бежали по щекам огромные, как горох, будто ненастоящие. Я даже испугалась, хотя и так была сильно напугана: — Ты чего? — Маму посадят в тюрьму теперь? — За что? Реально, Леся, это «копейка». Да заплатим копейку за «копейку», делов-то! — Мои остроты сестру не убедили. Пришлось добавить для ее спокойствия: — Мы все вернем, когда разберемся с нашей проблемой. Это факт.