Я расхохоталась, а мама, которая нас, похоже, не слушала, сказала невпопад: — Поразительно! Она рассматривала здание магазина, будто это была какая-то диковинка. Мы с Лесей переглянулись и синхронно пожали плечами. Ничего особенного мы не увидели. Старинный домик не самого лучшего качества. Даже не «империя» и совсем не «мир». Но мама смотрела с каким-то удивленным восторгом: — Я помню точно такой же магазин! В деревне у бабушки моего двоюродного брата. Денис, помните? Он еще приезжал, когда вы маленькие были... А, ладно, конечно, не помните. У бабушки нашей сестра старшая была, Лида. А, про Лиду мы слышали. Хоть что-то знакомое. — Бабушка рассказывала, да. — Ну вот, у нее сын Денис, на восемь лет меня младше. Мне было лет десять... Да, десять, а ему тогда два годика всего. Мои родители с его родителями куда-то уехали, то ли отдыхать, то ли к общим знакомым. А нас с Денисом оставили на мать тети-Лидиного мужа, дяди моего. Она в деревне жила, дом свой был с участком. Елена Петровна. Сейчас понимаю, она не старая еще была, лет пятидесяти с чем-то. — Очень не старая, — ехидно поддакнула Леся, но мама не обратила внимания. — Мы с Денисом хорошо общались. Я с ним с удовольствием возилась, мне очень нравилось, что он меня слушается. И вот как-то пошли мы с Еленой Петровной в магазин. Денис — в коляске прогулочной, я его гордо везу. Там был магазин один в один как этот, даже надпись. Елена Петровна зашла, а мы с Дениской снаружи остались ждать ее. Лето, день погожий, деревня. Все знакомые, бояться нечего. Стоим, ждем, немножечко болтаем. То есть я болтаю, а Дениска лопочет что попало, смеемся. И тут выходит из магазина или откуда-то еще, я не заметила, выходит какая-то бабка. Такая старая, небольшого росточка, вся в сером. Ну типичная старая деревенская бабка. И лицо такое... Обыкновенное, морщинистое. Не запомнишь. Я ее не сразу заметила. Просто ощутила взгляд, повернулась, а она стоит и на нас с Дениской пялится. И как я ее заметила, она так оглянулась воровато, будто подобралась вся, и — к нам. И заискивающе улыбается: «Девочка, хочешь конфетку?» Ну понятно, что никаких конфет я у чужих не стала бы брать. И вообще я эту бабку первый раз видела, и она мне не понравилась. Что-то было в ней лживое, понимаете? Но взрослый человек, невежливо просто отвернуться. Я как можно суше процедила свое «нет, спасибо». И Денис замолчал, сидит в коляске, смотрит и не улыбается. А бабка опять: «А мальчику, мальчику твоему конфетку?» Я опять вежливо отказалась, а сама смотрю уже: «Ну где Елена Петровна? Ну иди же скорей!» А бабка: «Какой мальчик хорошенький у тебя! Наверняка тебе не особенно нужен. Небось, достается с ним, нянькаться приходится? Давай я тебе конфет дам, а ты мне — мальчика, а? Никто не узнает! Много конфет дам!» У меня от страха аж внутри все ухнуло вниз. Какая-то незнакомая бабка хочет украсть моего Дениса, а кругом никого из взрослых! И стоит она как раз между нами и входом в магазин, не объедешь. Еще схватит. А бабка мой страх за нерешительность, наверное, приняла, уже в авоську свою полезла. Я Дениса загородила собой и как можно тверже рявкнула: «Не отдам!» Десять лет. Конечно, очень страшно и сурово я смотрелась, ага. Мама усмехнулась. У Леси аж глаза на лоб полезли от ужаса и возмущения. Раньше мама нам эту историю не рассказывала. — И что дальше? — Леся на всякий случай взяла маму за руку. — Тут, на счастье, Елена Петровна из магазина вышла. И бабка словно спиной почуяла. Раз, раз, бочком, бочком — и слиняла. Тут же. Будто и не было ничего. Денис притихший, а я чуть ли не со слезами начала Елене Петровне жаловаться. Та посмотрела вслед бабке как-то странно и типа: «Не обращай внимания. Просто старушка пошутила». — Ничего себе шуточки! — возмутилась Леся. — М-да... Наверное, какая-то местная сумасшедшая была, ну или тихо помешанная, безобидная. А Елена Петровна не хотела меня пугать. Только больше мы с Денисом на улице не оставались ее ждать. Мало ли... Хотя, казалось бы, ну решила старушка подшутить над девочкой, которая чувствовала себя такой взрослой, независимой. Еще и конфетой угостить хотела. Но тогда мне совсем не до смеха было. Странно, как работает память. Я уж и забыла про этот случай. Наверное, эти магазины во всех деревнях одинаково строили. — Это была ведьма, — со знанием дела подытожила я. — Она не знала только, что ты не любишь конфеты. — Вообще-то я их тогда любила, — возразила мама. Но Леся ее перебила, чтобы немедленно поддержать мою версию: — Неизвестно, что было в этих конфетах! Как вообще можно оставлять таких маленьких детей одних? Да и эта Елена Петровна ненадежная какая-то. Я бы не оставила вас на нее. Ты бы, мам, кинула бы чего-нибудь в эту старуху. А потом ты ее видела, нет? Она точно была ведьма или маньячка! — Ну это вряд ли. Не возмущайся так. В конце концов, с нами же ничего не случилось. Надеюсь, со здешним магазином история будет повеселее. Мама улыбнулась нам, а мы ей. До недавнего времени нас никогда не оставляли одних. Дверь в магазин открывалась туго. В слабо освещенном небольшом помещении мы увидели несколько полок с товарами и прилавок, за которым стояла очень толстая женщина в форменном синем халате и с белым кокошником на голове. Кажется, так называется эта штука у продавщиц и официанток. Или как? Продавщица чем-то напоминала гусеницу с этими своими жировыми складками, туго обтянутыми халатом. Прямо какой-то Вупсень или Пупсень из «Лунтика», не помню, кто из них толще. Только вот мультяшные гусеницы были забавными и веселыми, не то что эта тетя за прилавком. Обычно полные люди выглядят доброжелательными, но недовольное лицо продавщицы с обвислыми щеками, опущенными уголками густо накрашенного малинового рта, выпученными глазами совсем не располагало к себе. Мы ей тоже, судя по всему, не понравились. Мама поздоровалась, но тетка даже бровью не повела, просто молча пялилась на нас, и это молчание было очень говорящее. К некоторому моему удивлению, набор товаров в жабалакинском магазине не сильно отличался от того, что продавали в деревенских лавчонках, куда мы обычно забегали во время своего автопутешествия, чтобы по-быстрому купить бутылку воды или пакет чипсов. Оглядевшись в поисках корзины и не найдя ее, мама начала копаться в яблоках, складывая подходящие на сгиб локтя. Продавщица, явно до этого изнывавшая от скуки, наконец-то нашла себе развлечение — она так пристально и недобро следила за нами, будто подозревала, что мы собираемся обворовать ее дурацкий ларек. Наверное, поэтому мама вдруг положила яблоки на место и очень вежливо уточнила: — Простите, вы карточки принимаете? — Что-о? Тетка откликнулась таким мерзким тоном и так громко, что мы все застыли от неожиданности. — Деньгами мы принимаем, милочка. Деньгами. — Ее обрюзгшее лицо приняло хищное выражение. Мама перестала улыбаться: — Хорошо, где у вас банкомат? Я сниму нужную сумму. Тетка за прилавком фыркнула: — Еще чего, банкома-а-ат! Ничего такого у нас нету. Платите деньгами. — Я могла бы перевести вам на телефон... Тут продавщица так издевательски усмехнулась, что меня это окончательно взбесило. — Какой еще телефон? У нас так не принято! Вот жаба! Продавщица, нарочно оглядев нас с головы до ног, будто окатив презрением, спросила, растягивая гласные: — У кого-о остано-овились-то-о? Мама сначала не хотела отвечать, но потом подумала и призналась: — У Дмитрия Афанасьевича. — У дяди Митяя? И что, он вас не накормит-то, что ль? В магазине побираетесь. Тут мама молча развернулась и вышла из лавчонки. — Да что же за люди здесь такие? Мама посмотрела на нас и не стала развивать тему, хотя видно было, как сильно она рассержена. На хамоватых местных жителей, на себя. Ей явно хотелось обсудить происшедшее, но мы были слишком мелкие для этого, а папа наверняка сказал бы, что мама сама виновата, что он сто раз говорил, но это ее выбор, и теперь пусть сама справляется. Мама обернулась на магазин, потом посмотрела на нас и страдальчески сморщилась. Я заранее угадала, что она скажет. Удивительно, что мама учит нас с Лесей настаивать на своем, защищать свои интересы и никого не бояться, а сама в конфликте предпочитает устраняться. Вот и сейчас она с несчастной улыбкой сказала: — Не будем ничего покупать здесь. Не сошелся же на них свет клином. Ну немножечко посидим на диете. У нас же есть хлебцы, из дома еще, посмотрим, что там в сумке припасено. Вроде мы не все по дороге съели. Вы ведь не сильно хотите есть? Или сильно? Потерпите до завтра? Нет? Я что-то вообще аппетит потеряла. Вот насчет аппетита мама ни капли не преувеличивала. Когда она нервничала, то практически переставала есть. К счастью, такое случалось редко, и в любом случае отсутствие аппетита ничуть не мешало ей вкусно готовить для нас. И ничего страшного! Папа страдал бы, а мы трое всегда мало едим. Леся, кажется, может вообще обходиться только хлебом с маслом, а мама, как известно, от сильного волнения и во время приступа мигрени практически не ест, только воду пьет. Значит, все в итоге достанется мне! Но сейчас-то не из чего готовить... Леся молча смотрела на маму огромными глазами, и непонятно было, осуждающе или сочувствующе, а потом нейтральным тоном спросила: — И что мы все-таки будем есть? А меня вдруг как стукнуло! — Блин, мам! У меня же с собой кошелек! — Мне стало дико стыдно. Я могла бы раньше вспомнить, и тогда не было бы этой мерзкой унизительной сцены. — Все нормально, мам, я сама схожу и возьму, что надо. Мама снова несчастно сморщилась. Конечно, будь ее воля, она ни одной из нас не позволила бы переступить порог этой лавчонки, и уж тем более не стала бы там тратить наши деньги. Но нам что-то нужно было есть. — Спасибо, Котенок. Ты очень нас всех выручила. — Мама крепко обняла меня и кивнула Лесе: — Пойди с сестрой. Продавщица опять молча смотрела на нас пустым взглядом, будто первый раз видела или словно нас вообще нет. Каждый раз, когда я брала очередную упаковку продуктов, Леся строго громким шепотом вопрошала меня: — Ты проверила срок годности? Не просрочено? И всякий раз я привычно откликалась: — Просрочено! Просрочено! Даже на эти мои инсинуации продавщица не отреагировала. Такое впечатление, что ей было интересно издеваться над нашей мамой, а мы не стоили внимания. Или она нас вообще не узнала? Нет, вряд ли. Обычно в деревеньках с большим любопытством реагируют на новые лица. Но, видимо, только не в этой. Точно так же, без эмоций, тетка пробила хлеб, нарезку колбасы, бутылку воды, пачку печенья и яблоки. Она почти не глядя доставала продукты с полок и клала передо мной на прилавок. Пакет сверху небрежно бросила, даже не удосужившись помочь мне сложить покупки. Считала она при помощи деревянных счетов, хотя это вроде делает кассовый аппарат. Может, не доверяла технике так же, как и нам, — каждую купюру в пальцах помусолила и еще на свет посмотрела. Ага, мы же только что их отксерокопировали на цветном принтере. Я тоже очень внимательно проверила за этой неприятной теткой чек и демонстративно пересчитала сдачу, что, впрочем, не произвело на продавщицу никакого впечатления. Она только бездумно пучила на меня свои круглые глазищи. Молча. Так и хотелось сделать что-нибудь хулиганское или сказать что-то язвительное, чтобы уколоть заносчивую продавщицу, но ничего в голову не приходило, и это меня еще больше бесило. Единственное, чем в итоге мы смогли продемонстрировать свою неприязнь, так это без спасибо и до свидания хлопнуть за собой дверью, и то пришлось приложить усилие. Мама очень обрадовалась, увидев нас, будто за эти минуты с нами могло что-то произойти. Опять несколько раз меня поблагодарила, обняла нас с Лесей по очереди, — можно подумать, мы что-то такое необыкновенное сделали, — и пакет сразу у меня забрала, хотя он был совершенно нетяжелый.