– Мне становится дурно от одних ваших разговоров, – пожаловалась светского вида особа из своего кресла. – Я бы хотела, чтобы вы мне чего-нибудь налили и не были таким вульгарным. – Сами себе налейте, – последовал не слишком галантный ответ. – И не несите чепухи. Так в чем там дело с телефоном? Секретарь взял в руки болтавшуюся трубку. – Похоже на то, – сказал он, – что проходимец позвонил кому-то, прежде чем потерять сознание. Я отвернулся и налил светского вида леди напитка, которым она так хотела освежиться. – Как пить дать! – прогремел Магуайр. – Но кому, черт возьми, он мог звонить? – Мы это выясним, – ответил секретарь. – Нам это скажут на телефонной станции, и на выяснение этого не уйдет много времени. – Сейчас это не важно, – сказал Магуайр. – Давайте выпьем, а потом поднимем этого малого. Я весь трясся от страха, вполне ясно понимая, что это означало. Даже если бы мне удалось вызволить Раффлса, полиция быстро выяснила бы, что вор звонил именно мне, и тот факт, что я не сказал об этом ни слова, создал бы мне кучу неприятностей, а то и вовсе отправил бы меня под суд вместе с ним. Надежда на то, что мы сможем пройти между Сциллой угрозы, нависавшей над нами в данный момент, и Харибдой косвенных доказательств, была очень слабой. Однако она бы и вовсе улетучилась, если бы я промолчал еще хотя бы минуту. Потому, пребывая в отчаянии, я заговорил с безрассудной решимостью, которой не проявлял с самого звонка Раффлса. Впрочем, даже овца стала бы решительной и безрассудной после ужина со Свиггером Моррисоном. – А не мне ли он звонил? – воскликнул я так, словно меня внезапно осенило. – Тебе, сынок? – отозвался Магуайр, держа бутылку в руке. – Что, черт побери, он вообще мог узнать о тебе? – Или вы – о нем? – добавил секретарь, сверля меня взглядом. – Ничего, – признал я, всем сердцем сожалея о своем безрассудстве. – Однако кто-то звонил мне около часа назад. Я подумал, что это был Раффлс. Если помните, я говорил вам, что ожидал встретить его здесь. – Я так и не понял, какое отношение все это имеет к проходимцу, – продолжил секретарь, желавший, видимо, просверлить меня глазами насквозь. – Как и я, – жалко ответил я. Однако мне показалось, что его слова прозвучали успокаивающе, а количество спиртного, налитого Магуайром себе в бокал, было весьма многообещающим. – А ваш разговор, случайно, не оборвался внезапно? – спросил секретарь, потянувшись за бутылкой, стоявшей на восьмиугольном столе, за которым мы втроем сидели. – Совершенно внезапно! – ответил я. – Я даже не успел понять, кто мне звонит. Нет, спасибо. Мне наливать не нужно. – Что?! – вскричал Магуайр, неожиданно подняв сонную голову. – Вы не выпьете в моем доме? Давайте же, молодой человек. Будьте хорошим мальчиком. – Но я уже ужинал, – убеждал его я. – И уже хлопнул своего. Правда. Барни Магуайр с силой грохнул по столу. – Ты и правда мне нравишься, сынок, – сказал он. – Но ты перестанешь мне нравиться, если не будешь хорошим мальчиком! – Ладно, ладно, – согласился я поспешно. – Но только на один палец, раз уж на то пошло. Секретарь налил мне примерно на два. – Почему это должен был быть ваш друг Раффлс? – без тени смущения возвращаясь к обвинительному тону, спросил он после того, как Магуайр, проревев «Пей!», вновь начал клевать носом. – Я тогда еще толком не проснулся, – ответил я. – Так что он был первым человеком, пришедшим мне на ум. У нас обоих есть телефон. И мы заключили пари… Я уже прикоснулся к бокалу губами, однако сумел поставить его на стол, не выпив ни капли. Магуайр сидел склонив голову и приоткрыв рот, его огромная нижняя челюсть прижалась к расстегнутому воротнику. Особа в блестках крепко спала в причудливом кресле. – Пари о чем? – послышался дрогнувший от неожиданности голос. Секретарь моргнул, допивая содержимое своего бокала. – Как раз о том, что вы только что нам объяснили, – сказал я, пристально глядя на собеседника. – Я был уверен, что это ловушка, однако Раффлс полагал, что речь о чем-то другом. Мы чуть не поскандалили, споря об этом. Раффлс настаивал, что это не ловушка. В итоге мы заключили пари. Я поставил деньги на то, что это ловушка. Раффлс поставил их на то, что это что-то другое. И Раффлс оказался прав: это не была ловушка в привычном смысле слова. Но она оказалась ничуть не хуже. Ничуть. И в нее попались все до единого, исключая меня! Последнюю фразу я произнес, понизив голос, хотя с тем же успехом я мог бы ее и прокричать. Я повторял ее вновь и вновь, чтобы увидеть, заставит ли секретаря открыть глаза эта намеренная тавтология. Было похоже, что она возымела обратный эффект. Его голова упала на стол, а он даже не вздрогнул от удара. Не дернулся он и тогда, когда я уложил его голову на его же собственные раскинутые руки. Магуайр сидел прямо, однако его челюсть по-прежнему была прижата к воротнику. Особа в блестках, полулежа в причудливом кресле, мерцала каждый раз, когда ее пышные формы вздымались при вздохе. Все трое спали здоровым сном. Я не знал, была ли тому причиной случайность или же чей-то умысел, однако не стал тратить время на выяснение этого – сомнений в том, что они заснули, быть не могло. Наконец я мог обратить свое внимание на Раффлса. В этом заключалась оборотная сторона медали. Раффлс по-прежнему спал столь же крепко, как и наши враги, во всяком случае, именно этого я поначалу и опасался, когда, начав его осторожно тормошить, не получил никакой реакции. Я стал трясти его сильнее. В ответ он что-то невнятно пробормотал. Тогда я схватил его за запястье и с силой сжал. Раффлс болезненно вскрикнул. Однако прошло еще немало полного напряженного ожидания времени, прежде чем его моргавшие глаза сумели узнать мои. – Банни! – сказал он, зевнув. Больше Раффлс не произнес ни слова, пока не вспомнил, где он находится. – Значит, ты пришел за мной, – продолжил он тоном, поразившим меня своей теплотой и благодарностью. – Я в тебе не сомневался! Они уже здесь? Значит, могут прийти в любой миг, но ты это и сам знаешь. Нельзя терять ни минуты. – Не придут, старина! – прошептал я. Раффлс сел на полу и увидел неподвижную троицу собственными глазами. Похоже, увиденное удивило его меньше, чем меня, озадаченного свидетеля процесса. И я никогда не видел ничего столь торжествующего, как улыбка, озарившая его черное от сажи лицо. Похоже, для Раффлса произошедшее не было ни неожиданностью, ни поводом для замешательства. – Сколько они выпили, Банни? – наконец шепотом спросил он. – Магуайр налил себе на добрых три пальца, а остальные – минимум на два. – Тогда нам не нужно ни говорить шепотом, ни ходить на цыпочках. Ох! Мне снилось, что кто-то пинал меня под ребра, и полагаю, что это было наяву. Он встал, держась за бок и морща от боли свое лицо трубочиста. – Думаю, ты и так догадался, кто из них тебя пинал, – сказал я. – И эта тварь получила по заслугам! Я потряс кулаком перед неподвижным лицом самого жестокого громилы своего времени. – Он не опасен до рассвета, если ему кто-нибудь вдруг не вызовет врача, – сказал Раффлс. – Не думаю, что нам бы удалось его поднять, даже если бы мы попытались. Как думаешь, сколько я выпил этой дряни? Около столовой ложки! Я предполагал, чем она является, но не смог устоять перед соблазном проверить это. В ту минуту, когда я в этом убедился, я переклеил этикетку и поменял бутылки местами. Остаться и посмотреть представление в мои планы не входило, однако уже через минуту я едва мог открыть глаза. Я понял, что на полном серьезе отравился каким-то очень хитрым препаратом. Если бы я рискнул покинуть дом в таком состоянии, мне пришлось бы либо бросить трофеи, либо быть найденным в канаве, спящим прямо на награбленном. Так или иначе, но меня схватили бы, и кто знает, чем бы все тогда закончилось. – И ты позвонил мне! – Это было моим последним блестящим озарением – нечто вроде вспышки в мозгу перед наступлением темноты. Впрочем, я вспоминаю все довольно туманно. Я тогда был словно во сне. – Теперь я понимаю, почему у тебя, Раффлс, был такой голос. – Я даже не вспомню, что я тебе тогда говорил или что было в конце, Банни. – Ты рухнул, так и не договорив. – Только не говори, что ты услышал это по телефону. – Я слышал все так, словно мы находились в одной комнате, но я подумал, что это Магуайр застал тебя врасплох и отправил в нокаут. Я никогда не видел Раффлса более заинтересованным и впечатленным, однако в тот момент его улыбка стала другой, взгляд смягчился, и я обнаружил, что он взял меня за руку. – Ты так подумал и при этом пулей ринулся сюда, чтобы сразиться с Барни Магуайром за мое тело! Самому Давиду было бы до тебя далеко, Банни! – В этом не было моей заслуги. Дело в другом, – ответил я, вспомнив свое безрассудство и свою удачу и признавшись и в том, и в другом. – Ты помнишь старину Свиггера Моррисона? – спросил я, заканчивая свое объяснение. – Я ужинал с ним у него в клубе! – Мне все равно, – сказал Раффлс. – Хорошо же ты поужинал! In vino veritas[81], Банни, а твоя отвага не нуждается и в нем! Впрочем, в ней я не сомневался и никогда не усомнюсь. И я полагаюсь лишь на нее, если мы хотим выбраться из этой передряги. При этих словах я, должно быть, изменился в лице, потому что моя душа ушла в пятки. Я-то думал, что из передряги мы уже выбрались и что нам оставалось лишь незаметно выбраться из дома. Что могло бы быть проще? Однако теперь, стоя на пороге комнаты, в которой лежали трое спящих, и глядя на Раффлса, смотревшего на меня, я осознал весь масштаб вставшей перед нами настоящей проблемы. Она была двойной, и самое забавное, что я и сам видел обе стороны этой дилеммы еще до того, как Раффлс пришел в себя. Просто после того, как он полностью очнулся, я перестал задумываться об этом сам, будучи не в силах больше нести груз, свалившийся на плечи нам обоим. Это был бессознательный отказ от ответственности, инстинктивная дань уважения лидеру, и, стоя там и видя эту проблему в его глазах точно так же, как он видел ее в моих, я почувствовал стыд. – Если бы мы просто смылись, – продолжил Раффлс, – тебя бы обвинили как моего сообщника и, схватив тебя, сразу же нащупали бы ниточку, тянущуюся прямо ко мне. Они не должны схватить ни одного из нас, Банни, или они схватят обоих. То же самое касается и меня! Я возразил, сказав, что он просто хочет меня ободрить. – Для меня все довольно просто, – продолжал он. – Я – обычный взломщик, и я сбежал. Моего лица они не видели. Но им известно, кто ты такой. Как же ты позволил мне сбежать? Что с тобой произошло, Банни? В этом вся загвоздка. Что могло случиться после того, как они все заснули? Примерно с минуту Раффлс то хмурился, то улыбался подобно автору бульварного детектива, выдумывающему сюжетную интригу. Затем внезапно на него снизошло озарение и он словно преобразился. – Я понял, Банни! – воскликнул он. – Ты сам выпил этой дряни, хотя, разумеется, не так много, как они. – Блестяще! – вскричал я. – Они и правда настаивали в конце на том, чтобы я выпил с ними, и я ответил, что выпью только самую каплю. – Ты, в свою очередь, тоже заснул, однако, разумеется, пришел в себя первым. Я сбежал, а со мной – золотой слиток, пояс с драгоценными камнями и серебряная статуэтка. Ты пытался разбудить остальных. Но у тебя ничего не получилось – не получилось бы, даже если бы ты и вправду попытался. Так что же ты сделал? Какую единственную невинную вещь ты мог сделать в таких обстоятельствах? – Пойти за полицией, – предположил я с сомнением, не слишком радуясь подобной перспективе. – Для этого здесь есть телефон, – сказал Раффлс. – Я бы на твоем месте позвонил ей. Не бойся так, Банни. Они едва ли не самые чудесные ребята на свете, и твоя ложь будет просто микробом на фоне тех верблюдов, которых я им скармливал без соли. Это действительно одна из самых убедительных историй, которые только можно вообразить, но, к сожалению, есть еще один момент, который также потребует объяснений. Я кивнул, заметив, что Раффлс выглядит очень серьезным. – Ты имеешь в виду, что они выяснят, что это ты разбудил меня своим звонком? – Возможно, – сказал Раффлс. – Вижу, что мне удалось повесить трубку. И все же они могут это сделать. – Боюсь, что так и будет, – сказал я, и мне стало неуютно от моих собственных слов. – Я очень боюсь, что выдал что-то, что может натолкнуть их на эту мысль. Дело в том, что ты не повесил трубку, она болталась прямо над тобой. И именно этот вопрос и всплыл. Скоты, похоже, стали очень быстро догадываться, что это могло значить, потому я подумал, что лучше взять быка за рога и признать, что меня разбудил чей-то телефонный звонок. Если быть совсем честным, я даже сказал, что принял звонившего за Раффлса. – Только не это, Банни! – А что еще я мог сказать? Я должен был задуматься о том, кто это мог быть, и я видел, что они тебя не узнали. Так что я выдумал историю о том, что мы с тобой заключили пари как раз насчет ловушки Магуайра. Видишь ли, Раффлс, я все еще не рассказал тебе о том, как попал внутрь, а сейчас на это нет времени. В общем, моей первой фразой были слова о том, что я почти что ожидал найти тебя здесь пришедшим раньше меня. Это было на случай, если они сразу тебя узнают. И это же заставило историю о телефоне выглядеть довольно правдоподобно.