– Полагаю, что так, Банни, – прошелестел Раффлс тоном, в котором вновь зазвучала похвала. – Я бы и сам не смог лучше, так что прости меня за мои слова о том, что ты ни разу в жизни не был и вполовину так хорош, как я. Сегодня ты преподал мне хороший урок! Эта ночь показала, что ты в сто раз лучше меня. Но проблема в том, что нам все еще многое нужно успеть сделать, а времени на обдумывание нашего плана и его осуществление в обрез. Я достал свои часы и молча показал их Раффлсу. Было три часа ночи, и на дворе стоял конец марта. Меньше чем через час на улице будет уже довольно светло. Раффлс вырвался из своей задумчивости с внезапной решимостью. – Остается только одно, Банни, – сказал он. – Мы должны довериться друг другу и разделить обязанности. Позвони в полицию – а остальное предоставь мне. – Ты все еще не придумал причины, по которой грабитель вроде того, каким они тебя считают, позвонил бы человеку вроде меня. – Еще нет, Банни, но я придумаю. Ее не станут выяснять еще около суток. К тому же давать объяснения – не твоя забота. Было бы весьма подозрительно, если бы ты это сделал. – Было бы, – согласился я. – Тогда поверь мне, что я придумаю такую причину, возможно, даже до наступления утра. В любом случае к тому моменту, когда эта причина потребуется, она у тебя будет. Я не подведу тебя, Банни. Ты должен понять, что я никогда, никогда не подведу тебя после этой ночи! На том и порешили. Не говоря больше ни слова, я пожал ему руку и отправился сторожить троих спящих, а сам Раффлс прокрался наверх. Уже позже я узнал, что на верхнем этаже дома были слуги, а в погребе находился человек, который частично слышал происходившее! К счастью, он слишком привык к ночным оргиям, причем гораздо более шумным, чем происходившая той ночью, чтобы появиться наверху, не будучи призванным. Думаю, он слышал, как Раффлс уходил. Однако Раффлс и не делал секрета из своего ухода: он вышел, рассказав мне впоследствии, что первым человеком, которого он встретил, был совершавший обход констебль. Раффлс пожелал ему доброго утра. И в этом не было ничего удивительного: он поднимался на второй этаж как раз для того, чтобы вымыть лицо и руки, а в роскошной шляпе и меховом пальто боксера он и вовсе мог спокойно пройти мимо Скотленд-Ярда вместе с золотым слитком из Сакраменто в одном кармане, серебряной статуэткой Магуайра в другом и инкрустированным драгоценными камнями поясом, врученным герою штатом Невада, вокруг талии. Моя непосредственная задача была не слишком сложной после всех треволнений той ночи. Скажу лишь, что мы решили, что разумнее всего для меня будет полежать с полчаса бревном среди остальных, а затем, шатаясь, встать, поднять на ноги весь дом и вызвать полицию. За эти полчаса Барни Магуайр умудрился с грохотом свалиться на пол, при этом даже не проснувшись и не разбудив остальных, однако едва не заставив мое и без того бешено колотившееся сердце выскочить из груди. Уже начинало светать, когда я поднял тревогу, позвонив в колокольчик и по телефону. Через несколько минут дом наполнился взъерошенными слугами, раздражительными врачами и деспотичными блюстителями закона. Я повторил свою историю дюжину раз, и все на голодный желудок. Однако это, несомненно, была убедительная и последовательная история даже при отсутствии ее подтверждения со стороны остальных жертв, которые еще недостаточно пришли в себя для того, чтобы говорить членораздельно. В конце концов мне позволили удалиться, пока я не понадоблюсь для дачи дальнейших показаний или опознания подозреваемого, которого полиция искренне надеялась схватить еще до конца дня. Я поехал прямо к себе на квартиру. Швейцар выскочил на улицу и помог мне выйти из кэба. Его лицо встревожило меня больше, чем лицо любого из оставшихся на Хаф-Мун-стрит. Уже само по себе оно могло быть предвестником моего краха. – В вашу квартиру ночью вломились, сэр! – вскричал он. – Воры взяли все, что могли унести! – Воры в моей квартире! – выдохнул я в ужасе. В ней, как и в Олбани, было несколько вещей, которые могли стать уликами. – Дверь взломали фомкой, – сказал швейцар. – Первым это заметил молочник. Сейчас там констебль. Констебль шарит у меня в квартире! Я ринулся наверх, не дождавшись лифта. Незваный гость усердно что-то записывал в толстый блокнот. Он так и остался стоять у взломанной двери. В горячке я пронесся мимо него. Свои трофеи я держал в выдвижном ящике гардероба со специально врезанным в него замком Брамы[82]. Замок был взломан, а ящик – пуст. – Что-нибудь ценное, сэр? – спросил настырный констебль, поспешивший за мной. – Да, семейное серебро, – ответил я. Это было чистой правдой, хотя речь шла и не о моей семье. И лишь тогда в моем разуме вспыхнула догадка. Никакие других ценности украдены не были. Однако все комнаты пребывали в полнейшем беспорядке. Я повернулся к швейцару, не отстававшему от меня с самой улицы: именно его жена убиралась в квартире. – Избавьтесь от этого идиота так быстро, как только сможете, – прошептал я ему. – Я сам отправлюсь прямо в Скотленд-Ярд. Пусть ваша жена приберется здесь, пока меня не будет, а замок пусть починят до ее ухода. Я уезжаю немедля! И я уехал на первом попавшемся кэбе, но отправился не прямо в Скотленд-Ярд. По дороге туда я остановился на Пикадилли. Старина Раффлс открыл мне дверь. Не помню, чтобы я когда-нибудь видел его более свежим, чистым и благообразным. Если бы я писал его портрет, то изобразил бы Раффлса таким, каким увидел в то ясное мартовское утро, когда он стоял в двери своей квартиры в Олбани: гладко выбритым, подтянутым в своем светло-сером костюме, невозмутимым и жизнерадостным, как сама весна. – Зачем ты вообще это сделал? – спросил я, войдя внутрь. – Это было единственным решением, – ответил он, протягивая мне сигареты. – Я понял это сразу же, как только вышел на улицу. – А я все еще не понимаю. – Зачем бы вору выманивать добропорядочного джентльмена из дому телефонным звонком? – Этому мы так и не смогли придумать объяснение. – Я ведь сказал тебе, что придумал его прямо перед своим уходом. Разумеется, он выманил тебя, чтобы ограбить и твою квартиру! Раффлс стоял улыбаясь мне своей несравненной улыбкой, полной лучезарной смелости. – Но почему мою? – спросил я. – Зачем ему вообще меня грабить? – Мой дорогой Банни, кое о чем догадки должна строить полиция, а не мы. Впрочем, когда придет время, мы подбросим им пару фактов. В первый раз Магуайр привел нас к себе домой глубокой ночью, а познакомились мы с ним в Имперском боксерском клубе. И там же ты заметил какого-то подозрительного типа. Возможно, ты помнишь, как Магуайр позвонил своему повару, чтобы тот приготовил для нас ужин, когда вы обсуждали телефоны и драгоценности, шагая по ночным улицам. Он однозначно хвастался своими трофеями, и ты признаешь, что, вероятно, в ответ начал хвастаться своими. Так что же произошло? А то, что вас просто подслушали и проследили за вами. Тебя, как и Магуайра, взяли в оборот и ограбили в ту же ночь, что и его. – Ты правда думаешь, что это состыкуется с произошедшим? – Я весьма в этом уверен, Банни, если в наших с тобой головах вообще хоть что-то состыкуется. – Тогда дай мне еще одну сигарету, мой дорогой друг, ибо мне пора отправляться в Скотленд-Ярд. Раффлс воздел руки в благоговейном ужасе. – Скотленд-Ярд! – Чтобы дать ложное описание того, что ты взял у меня из гардероба. – Ложное описание! Банни, тебе больше нечему у меня учиться. А ведь были времена, когда я бы не отпустил тебя туда одного, даже чтобы забрать потерянный зонтик, не говоря уже о таком! Спускаясь по лестнице, я в кои-то веки не обиделся на шпильку, отпущенную стоявшим в двери своей квартиры и весело махавшим мне вслед Раффлсом. * * * notes Примечания 1 Иды – в римском календаре так назывался день в середине месяца. На 15-е число иды приходятся в марте, мае, июле и октябре; на 13-е – в остальных восьми месяцах. В мартовские иды 44 г. до н. э. заговорщиками был убит Юлий Цезарь. (Здесь и далее примеч. пер., если не указано иное.) 2 Картина английского художника Данте Габриэля Россетти. 3 Представители любого негритянского племени на территории Южной Африки. 4 «Лордс Крикет Граунд» – крикетный стадион в районе Сент-Джонс-Вуд в Лондоне.