Аника вышла прочь, но я стояла уже вне пределов досягаемости Мария. Он как ни в чем не бывало вернулся на свое место и закутался в тень. – Эх, хороша у тебя дочка, пан Артемий. Готовит – сама Сауле бы позавидовала! Так вот. Лунница! О тебе речь веду. Мы обязаны доложить в Школу о неизвестной знахарке, уж не обессудь. Пан голова убедил нас – убедил же, Болотник? – вот, убедил, что без твоих способностей приреченцам придется туго. Поэтому мы с Болотником сделаем доброе дело сразу многим людям. Останемся в Приречье и посмотрим, как ты лечишь и за что тебя тут так хвалят. Когда узнаем достаточно, вернемся в Школу с отчетом и сами тебя в списки внесем. Вдруг расслабленный добродушный облик Громобоя исказился, будто по воде прошла рябь, и на меня глянул холодным, острым как коготь взглядом огненный колдун. В его черных глазах плясало багровое пламя. – Но если рассказы о твоих умениях преувеличены, мы привезем в Школу Дейва тебя саму. И советую в таком случае очень хорошо подумать и вспомнить, какие причины помешали тебе явиться раньше. Дейвас отпил из стакана, чуть поморщился и взмахнул рукой, давая понять, что разговор окончен. Я поклонилась, не поднимая головы, развернулась и почти бегом покинула дом Артемия. Они знали, кто я такая. Но зачем-то решили поиграть. Лучше бы я уехала зимой. Глава 13 Подарок мастера Несмотря на крепнущее весеннее тепло, после разговора в доме головы я все время мерзла. Говорят, страх выжигает изнутри. Мой страх оказался иным: он будто задался целью выстудить всю кровь, чтобы я перестала чувствовать что бы то ни было. Едва проснувшись, я куталась в теплое одеяло, вцеплялась в кружку с исходящим паром настоем и садилась так, чтобы с улицы меня увидеть было никак нельзя. Выглядывать наружу тоже не хотелось. Следы неизвестной ночной твари не исчезли вместе со снегом, но стали появляться реже. Теперь они вели к калитке. И никогда – от нее к дому. Будто нечисть выходила из избы в одном облике, а возвращалась в другом. Уж не знаю, Артемий ли накаркал, чересчур расхваливая меня перед дейвасами, или то была случайность, но через пару дней горячка настигла-таки одного из горластых мальчишек, вечно носящихся по деревне пестрой стайкой. Его мать робко постучала в мою дверь. Когда я открыла, в глазах женщины мелькнул страх, быстро сменившийся замешательством. Конечно, она наверняка ожидала увидеть грозную ведьму, а тут я – с красными от недосыпа глазами, небрежной косой, в теплом цветастом халате и вязаных носках (Марьяна подсобила). – Ну, чего встала? Или туда, или сюда, я сегодня особенно мерзну и в связи с этим невыносима, – я раздраженно махнула женщине, призывая ее все-таки зайти внутрь, но она покачала головой и даже отступила на шаг. – Простите, пани Ясмена, – так тихо, что я едва расслышала, сказала она. – Мой сынишка заболел… Вы, должно быть, его знаете, он вам котеночка принес в начале грудня. А, кошачий спаситель. Забудешь тут, когда каждую ночь огромный белый котяра так и норовит улечься на грудь и сунуть хвост в нос. За прошедшие месяцы Одуванчик вымахал в настоящее чудовище. Но только рядом с ним я могла спать спокойно, точно зная, что смогу выбраться из любого кошмара. И даже то, что иногда, когда я касалась белой шерсти, перед глазами вставал облик Серой Чащи, не заставило бы меня расстаться с этим необычным то ли зверем, то ли нечистиком. – Травы заваривала? – я на ходу принялась выпутываться из халата. Женщина покачала головой и горестно вздохнула: – Все делала, как вы велели, только он все время шапку теряет. И варежки малышам отдает, если те свои забывают. Он добрый очень, мой Никола, никогда мимо чужой беды не пройдет. – Понятно. Опять по холоду, значит, гулял без теплой одежки, – я застегнула плащ, на который недавно сменила любимую серую куртку с клевером, и кивнула смущенно мнущейся гостье. – А… вы что же… со мной пойдете? – интересно, это она удивилась или испугалась? Я пожала плечами и кивнула: – Это же не чай посоветовать. Мне надо осмотреть мальчика. Лечить то, не знаю что – не в моих правилах. – А вы не прогневаете, ну… дейвасов? – последнее слово женщина прошептала, подавшись вперед, будто стоило помянуть служителей, как они появятся из-под земли, плюясь огнем и изрыгая проклятия. Я призадумалась. Дейвасы поселились у Артемия, и Марьяна поначалу ходила сама не своя от соседства с чернокафтанниками. Но постепенно она оттаяла и снова стала собой. А заодно приносила мне самые свежие истории о служителях. От нее я узнала, что Дарган любил спать до обеда, Марий же вставал засветло. Зачастую помогал Артемию с работой по хозяйству, потом либо закрывался в своей комнате, либо покидал Приречье – когда на пару часов, а когда и на весь день. Дарган же после обильного завтрака предпочитал прогуливаться по деревне и говорить с людьми. Он много знал о том, как устроена жизнь простого села, и люди, поначалу сторонившиеся огненосца, отвечали ему все охотнее и улыбались смелее. Некоторые, самые смелые, решались и на обед зазвать, а он никогда не отказывался. Марий же предпочитал трапезничать только в доме головы. Зеленоглазый дейвас не стремился расположить к себе людей, как Дарган, зато внимательно слушал и дотошно расспрашивал всех о Серой Чаще. Но ни один из дейвасов ни разу не заглянул ко мне на двор. Рассказывать несчастной матери о своих размышлениях я не собиралась и просто качнула головой: – Мне не запрещали лечить. Напротив, пан Болотник желает посмотреть, хорошо ли я делаю свое дело, и доложить о том в Школу Дейва. Так что, думаю, он будет только рад, что возможность представилась ему так быстро. – Это что же, он и к нам домой может явиться? Так надо же подготовиться, стол накрыть, – женщина забормотала себе под нос, высчитывая что-то на пальцах. Я чуть поморщилась: она мигом забыла про бьющегося в горячке Николу, увлеченная мыслями, как лучше принять дейваса. Впрочем, она пришла ко мне, а значит, все-таки волнуется. Может, просто она не умеет переживать разом о нескольких вещах. Шли мы быстро. Елена – так звали женщину – показывала дорогу, а я старалась от нее не отставать. На полпути нам встретилась Аника. Она, как обычно, одарила меня уничижительным взглядом, но говорить ничего не стала, видя, что я тороплюсь к хворому. В маленьком Приречье долго скрывать правду о том, что я рагана, конечно, не удалось. Марьяна не ошиблась, говоря, что ее односельчане относятся к таким, как я, без лишнего страха или ненависти. Что ж, из любых правил есть исключения. Первое время я каждый день ждала, что откроется дверь и кто-нибудь – Василий или Аника, а может, Брегота – укажут на меня пальцем и крикнут: «Вот она, лаумово отродье! Вяжите ее и тащите на костер!» И следом зайдут чернокафтанники. Но время шло, а огненосцы так и не появлялись. Василий плевал мне вслед. Аника огрызалась на каждое слово и отговаривала Марьяну от дружбы со мной. Брегота шумно ругался и грозил вилами. Все это было неприятно, но и только. Простым людям сварливые старушки-сплетницы порой больше жил вытягивают, чем мне – неприязнь этих троих. Потому и сейчас я просто кивнула Анике, не сбавляя шага, благодарная за то, что она не стала меня задерживать. Елена мелко перебирала худенькими ногами, показывая дорогу. Она вообще была вся какая-то тонкая, прозрачная, суетливая, как птичка. Теребила завязки одежды, оглаживала волосы, втягивала голову в плечи и вздрагивала каждый раз, когда я к ней обращалась. Мы остановились напротив старого плохонького домика. Забор и калитка явно были сделаны недавно, еще смола просохнуть не успела. В то же время одно окно было по-простому заколочено, а доски входной двери рассохлись. Из печной трубы шел ровный столб дыма, показывающий, что и печь, и труба сложены на совесть. Странный контраст кричал на разные голоса, что взрослого мужчины в доме нет. Видно, Елене помогал кто-то из приреченцев, отсюда забор и труба. Сама она выглядела слишком хрупкой, чтобы возиться с топором и досками. Изнутри к окнам прилипли сплющенными носами трое разновозрастных ребятишек. Я хитро улыбнулась им, оскалилась и скрючила пальцы. Девчонки восторженно завизжали и прянули вглубь комнаты, а уже знакомый мне мальчишка, закутанный в теплый пуховый платок, укоризненно покачал головой. Еще тогда, когда Никола принес котенка, он показался мне чересчур серьезным. Теперь понятно почему. Похоже, паренек с младых ногтей понимал, что значит быть главой в семье. Дверь открылась, и на меня пахнуло жаром. Натоплено было чересчур. Войдя, я рассмотрела, что девочки бегают по дому в тонких рубашечках, а вот мальчик одет чуть ли не в тулуп. Я сбросила плащ, засучила рукава и принялась руководить: – Так, мелюзга. Тащите какую-нибудь кружку и налейте в нее горячей воды. Елена, теперь вы. Вот эти травы заварите сейчас, а этот настой будете давать сыну по ложке трижды в день. И еще принесите ему рубашку, как у ваших дочерей. – Но у него же горячка, – попробовала возразить женщина-птичка. Я вздернула бровь и скрестила руки на груди, выжидающе глядя на нее. Спорить я не собиралась по одной простой причине. Даже если она начнет возражать, я все равно сделаю свое дело. Пускай ее не самое плохое ко мне отношение и будет испорчено, зато мальчишка не умрет от горячки. Впрочем, Елена тут же смутилась и отступила, разослав девчонок по поручениям. Я обернулась к мальчику. – Ну-с, теперь займемся тобой. – Не обижайте маму, – он смотрел на меня насупившись и не торопился спрашивать, что нужно делать. Я слегка опешила. Потом мягко улыбнулась, наклонилась и взлохматила светлые волосы. – Поверь, даже не собираюсь. Я просто хочу, чтобы ты выздоровел и снова смог ей помогать. Ты ведь и сам этого хочешь, правда? Мальчик кивнул, и я слегка сжала худенькое плечо, серьезно глядя ему в глаза. – Значит, нам с тобой нужно хорошенько поработать, как взрослым. – Я не взрослый, – возразил Никола. Я пожала плечами и принялась размешивать травы в большой глиняной кружке. – Скажу по секрету: я себя тоже особо взрослой не считаю, – я подмигнула и в ответ получила робкую улыбку. Что ж, думаю, сработаемся. * * * Я задернула занавеску, отделяющую спальное место мальчика от основной избы, и вышла к Елене. Она сидела за столом, нервно переплетая пальцы, а рядом с ней неожиданно обнаружился Бур, успокаивающе поглаживающий женщину по плечу. Понятно, кто наведывается в дом одинокой женщины и помогает ей по хозяйству. Увидев меня, человек-гора поспешно убрал руку и уставился в свою кружку. Я сделала вид, что ничего не заметила, кивнула кузнецу и обратилась к Елене, спеша снять хоть немного тревоги с ее сутулых плеч: – Твой сын поправится. Главное, не кутай больше мальчика, иначе от жары его кровь свернется прямо в жилах. Елена испуганно охнула и закусила губу. Бур покачал головой, явно борясь с желанием заткнуть мне рот. Нет, я понимаю, конечно, сильные чувства, все такое, но учить меня, как говорить о лечении, – точно не его ума дело. Лучше пусть Елена испугается сейчас, чем решит: раз ведьма сказала, что все хорошо, можно продолжать в том же духе и превращать сына в меховой сверток. – Пусть больше пьет – компоты, настои, да хоть простую воду – и хорошенько отоспится день-два. Он молодой и сильный, поправится быстро. Особенно ради вас. Елена неожиданно вскочила из-за стола и порывисто обняла меня. Я замерла соляным столбом и округлившимися глазами нашла лицо Бура. Этот… гад стоеросовый откровенно ухмылялся! Ну погоди, я тебе еще отомщу! Пирожка натравлю, чтобы нос откусил! Я осторожно отцепила от себя бормочущую благодарности женщину и подвела ее обратно к скамье. Усадив Елену, я достала из закромов смесь из валерианы, мяты и пустырника и поставила перед ней: – Это тебе. Заваривай по чайной ложке на стакан и пей, закончится – придешь за новым сбором. Елена подняла на меня глаза, и я невольно залюбовалась их редким цветом – серебристым, с голубыми искрами, светящимися, будто осколки неба.