– Отпусти его! – потребовала я. Голос не сорвался, но пальцы, сжимающие водяной жгут, сводило болью от холода и гнева, что несла в себе здешняя вода. Совий опять выругался. Он не мог убить ведьму, ведь был риск, что с ее смертью кольцо с шеи Болотника не исчезнет. А от стрел, выпущенных, чтобы обездвижить ее, беловолосая увернулась играючи. От всех, кроме одной. Мелькнули пятна на ястребиных перьях, и одна из косичек упала, срезанная под корень. Женщина, не изменившись в лице, сорвалась с места. Лесной гость несся следом за ней длинными скачками. Только сейчас я поняла, что он не пытался ее защитить. То ли знал, что хозяйка справится сама, то ли хотел, чтобы она погибла. Двое обитателей Чащи застыли передо мной, отсекая меня от дейвасов, и в шею уперся наконечник стрелы. Незнакомка по-прежнему не доставала лук из-за спины. Стрелу она держала в руке, будто клинок. Белое острие вжималось в мое горло с силой, отчетливо говорящей: только шевельнись, и оно пройдет насквозь. Я замерла, чувствуя, как безумно колотится сердце. Краем глаза успела заметить, что Марий упал на колени, и взмолилась: – Прошу тебя! Я расскажу все, что ты хочешь узнать, если ты оставишь моего друга в живых! – Друга? – красноглазая с недоумением оглянулась на дей-васов. – Друга… Она по-птичьи резко повернулась ко мне. Продолжая одной рукой держать стрелу, другую протянула к Болотнику и плавно очертила полукруг. Туман развеялся, и дейвас с жутким хрипом втянул воздух, едва не захлебнувшись вновь вернувшейся возможностью дышать. – Теперь говори. – Мы… ищем лаум. Ведьма сощурила алые глаза. – Лжешь. Я ждала чего угодно, только не таких слов, и растерялась. Незнакомка надавила на стрелу, и я почувствовала, как по шее скатилась горячая капля. Женщина наклонилась и быстро слизнула ее. Совий судорожно вдохнул. Я видела его через плечо ведьмы: он держал ее на прицеле, но я чуть качнула головой, запрещая ее убивать. Кое-как отдышавшийся Марий с трудом поднялся на ноги. Он по-прежнему не призывал огонь и даже не пытался оголить меч. Красноглазая облизнулась – и вздрогнула всем телом. Отдернула стрелу и отшатнулась, глядя на меня так, словно увидела впервые. – В твоей крови туманы и дожди, но нет праха. Как это возможно? – Потому что она та, кого мы ждали столько весен, – новый голос прозвучал как гром среди ясного неба, и мы все обернулись к опушке, откуда явилась ведьма. Я почувствовала, как в груди зарождается нервный смех, и с трудом его подавила. Если уж одна красноглазая навья чуть не придушила Болотника и играючи отбилась от Лиса, то с пятерыми нам точно не совладать. Они вышли из сумрака одна за другой – худые, высокие, в одинаковой одежде, по цвету легко сливающейся с вечной серостью Чащи. Лесной гость, повинуясь властной руке, склонил морду к земле и длинными скачками унесся прочь. Четыре ведьмы, таких же беловолосые и красноглазые, стояли чуть позади, и каждая из них держала кого-то из нас на прицеле. Жутковато было видеть, что и свою соратницу они тоже выцеливают – неужто лишь потому, что она подошла к нам слишком близко? Но все мысли будто выбило из головы, когда я увидела ту, кто их вел. – Яросвета… Ее кожа выглядела такой же иссушенной, ногти были такими же острыми и черными, а глаза – кроваво-красными, как у остальных. Но это была она – та самая лаума Яросвета, чьи труды по лекарскому искусству мне читала в детстве мама. А позже я нашла их копии в том самом кованом сундуке, что стоял в доме знахарки. И это значило, что лаумы все же спаслись. Вот только много ли от них осталось?.. * * * – Панна Яросвета, – голос Мария был все еще хрипловат из-за туманного кольца, но это не помешало ему отвесить лаумам поклон, полный уважения. Поневоле я задумалась, удостаивался ли хоть кто-нибудь там, в оставленном нами мире, такой чести. – Признаться, я не чаял встретить вас, хоть и надеялся в душе. – Вы, дейвасы, всегда умели трепать языком, – лаума насмешливо улыбнулась, но смутить Мария было не так-то просто. Он начал говорить, но женщина взмахом руки приказала ему замолчать. Болотник не рад был такому обращению, но все же умолк и отступил к Совию. Лаума мазнула взглядом по Лису и повернулась было ко мне, но вдруг прищурилась и посмотрела на него внимательней. Парень ответил ей таким же взглядом, но приветствовать, в отличие от Мария, не торопился. Уголки губ водяницы приподнялись в холодной ухмылке, и мне снова стало не по себе. Такая улыбка могла бы быть у охотника, пришедшего проверить силки и обнаружившего в них сразу трех зайцев вместо одного. Яросвета выглядела гораздо старше, чем на картинках в моих книгах. Ее лицо покрылось сеткой морщин, но спина осталась ровной, будто у княжны. Венок из густых гладких волос, переливающихся серебром, смотрелся богаче любой короны. Когда старшая лаума начала спускаться к нам, ее движения были ловкими и быстрыми. Поравнявшись с замершей возле меня лаумой, Яросвета вытянула стрелу из ее рук и резким движением переломила древко о колено. Лаума вздрогнула и потупила взор, а Яросвета отбросила обломки стрелы и повернулась к женщине спиной. Не поднимая глаз, та отступила к обрыву, забралась наверх и скрылась за спинами остальных водяниц. Яросвета цокнула языком и улыбнулась мне. – Ну здравствуй, милая. Давно хотела посмотреть на тебя вживую, а не через сны. Она протянула руку, желая погладить меня по щеке, но я отшатнулась. Как бы она ни выглядела, я не могла забыть, что эта водяница провела в жуткой Чаще не один десяток весен. Она странно пахла: болотной водой, пылью и грибницей. Этот запах не был неприятным – просто в нем не было ничего человеческого. Я и не воспринимала ее человеком. Нутро жгло чувство, которое, как бы я ни хорохорилась, иначе как страхом было не назвать. Молодая лаума пыталась узнать, кто я. Теперь такой же вопрос душил меня. Кто они, эти красноглазые ведьмы? Сожрала ли их Навь или они сумели сохранить себя даже под сенью мертвой Чащи? – Тебе не стоит бояться, дитя, – мягко произнесла Яросвета, не делая попытки подойти. – Мы ждали тебя очень давно. Так давно, что большинство из нас позабыло об этом и привыкло жить с ноющей болью в сердце. Прости мою сестру – она не знала, как звучит кровь, подобная твоей, живая кровь раганы. Я глубоко вдохнула, борясь с головокружением из-за слишком тяжелого воздуха, и медленно выдохнула. – Я с детства вижу кошмары. Ведь это вы их насылали? – То были не кошмары, – Яросвета решительно взмахнула рукой. – Мы молили о помощи. Звали оставшихся в Яви сестер, ведь только они могли проложить для нас дорогу обратно в мир живых. Но все они были слишком слабы или трусливы, чтобы откликнуться на наш зов. Кроме тебя, – ее голос снова смягчился, но лицо оставалось все таким же холодным и надменным. – Так много времени прошло… Неужели никто не отозвался? Яросвета помолчала, прежде чем ответить. Я надеялась, что она найдет верные слова, поможет мне понять, что я не зря ступила на серый песок. Казалось, вся Чаща замерла вместе со мной. – Отзывались многие. Только дейвасы, похоже, забрали отвагу и милосердие наших выживших сестер. Как только они понимали, что придется ступить в Навь, вся их храбрость испарялась, словно туман под лучами утреннего солнца. Они хотели просто жить. Глупые курицы довольствовались осколком некогда великого дара! Радовались домишкам и огородам, будто простые селянки! А некоторые и вовсе обзавелись мужьями и младенцами! Голос Яросветы загремел, ее руки сжались в кулаки, и я испуганно отшатнулась от разъяренной ведьмы. Но успокоилась она так же быстро, как разозлилась. Теперь ее голос полнился глубокой темной тоской и звучал глухо. – Нас рвали на части навьи твари, с которыми мы остались один на один. Мы были целительницами – что мы могли им противопоставить? Нашим щитом были огненосцы, но все изменилось, когда один из них запер нас здесь. И пусть он сгинул сам, но сделал все, чтобы обратную дорогу мы найти не сумели. Яросвета наклонилась ко мне, не переставая говорить, и нежно подхватила прядь моих волос. После всего, что произошло за последние дни, они были покрыты пылью, спутались и потускнели, но лаума все равно пропустила их сквозь пальцы, будто потоки воды. – Твои волосы словно серебряные нити, – улыбнулась она по-настоящему открыто и искренне, и на мгновение я увидела ее такой, какой она была когда-то, – мудрой сероглазой женщиной с золотистой от загара кожей. Видение мелькнуло и пропало, и я снова смотрела в алое пламя, а мое сердце сжималось от звучания таких знакомых слов. Мне часто говорила их мама. – Ни одной рагане не хватило духу шагнуть в Навь, – прошептала Яросвета, по бледной щеке скатилась одна-единственная слеза. – Потому что все они были лишь обломками лаум. Я отпрянула от ведьмы, ужаленная ее горькими словами. Она протянула ко мне руку, уже понимая свою ошибку, но я словно очнулась от мутного сна. Я снова видела перед собой ее нынешний облик и понимала, что Чаща все же забрала у лаум нечто очень важное. А может, они оказались здесь потому, что потеряли это нечто еще раньше. Теперь говорила я, и в ответ на мои тихие слова подземные воды вдруг вспенились и забурлили. – Моя мать была раганой. Она вырастила меня и отдала все, что у нее было, даже собственную жизнь. Она была самым сильным человеком из всех, кого я знаю. Не смей говорить, что раганы какие-то не такие. Плевать, сколько у нас силы, плевать, что мы не умеем и десятой доли того, что умели вы. Все это неважно, потому что главное – что ты приносишь в мир, а не то, сколько можешь нечисти вырезать. Я и сама рагана, и знаешь что? Мне и даром вашей силы не надо, потому что и того, что у меня есть, слишком много! Я такая же, как те, кого ты назвала курицами, потому что хочу любить и быть любимой. Не нужна мне твоя власть. А если вас дейвасы в Навь скинули из-за таких же речей, так и поделом! Яросвета двигалась так быстро, что я не успела изумленно охнуть, как на моем горле сжались когтистые пальцы, а ноги оторвались от земли. Она не воспользовалась туманным кольцом и по-простому вздернула меня в воздух. Ее глаза горели: было похоже на то, как светятся глаза дейвасов, когда они обращаются к силе, только у лаумы и глаза, и огонь были одинаково алые. Она оскалилась, я ждала, что увижу треугольные зубы, но они оказались человеческими. Черный клинок со стекающим с него пламенем уперся в ребра главной ведьмы. Охранницы негодующе завизжали, но все, что они могли, – бессильно яриться. Дейвас оказался невероятно быстр, и лаумы понимали: он успеет ударить их предводительницу сталью или огнем прежде, чем кто-то из них призовет кольцо из тумана или спустит тетиву. А даже если бы один дейвас пал, оставался второй. Такой же быстрый, но куда более злой: стрела его холодила другой бок лаумы. Яросвета медленно повернула голову, с ненавистью глядя на Болотника, а он лишь улыбнулся ей самой светской из своих улыбочек. Я висела в стальной хватке лаумы, в который раз чувствуя холодное касание серпа Прях к нитям своей жизни. Болотник предостерегающе глянул на меня и сосредоточился на ведьме: – Панна Яросвета, неужто вы убьете ту единственную девушку, которая может вызволить вас отсюда, только лишь за ее острый язычок? Лишаться такого шанса из-за обиды… – Марий покачал головой. – Давайте обсудим всё как воспитанные люди. В конце концов, мы пришли вам помочь. Что бы ни болтала эта девчонка, вы же сами чувствуете – ее силы хватит с лихвой. – Почему я должна говорить с тобой, огненосец? – выдавила Яросвета, не торопясь разжимать пальцы. Ответил ей Совий: – Потому что вас запер в Чаще дейвас. Он вычерпал свой огонь до дна, чтобы закрыть границы и не дать вам выйти. И только огонь дейваса способен эти границы уничтожить. Сила водяницы проложит дорогу, но никакая дорога не может пройти сквозь глухую стену: сначала ее нужно проломить. Яросвета медленно разжала пальцы, и я мешком свалилась на землю. Благословенный воздух хлынул в легкие, так что я чуть не захлебнулась его густотой. Прокашлявшись и продышавшись, я обернулась через плечо на Совия. Марий тоже смотрел на него, как и лаумы. – Похоже, ты не все занятия прогуливал, – наконец усмехнулся Марий. Совий ответил ему такой же ухмылкой, а я пыталась осознать сказанное. Это что же – чтобы вернуть водяниц в Явь, кто-то из них должен отдать свою искру? Полностью отказаться от дара? Возможно ли это? – Кстати, – лениво протянул Марий, и мне вдруг захотелось заткнуть ему рот. Так сильно захотелось, что закололо пальцы и из мокрой земли тонкими ниточками потянулась вода, скапливаясь возле моей руки. Но я не успела. – Вам даже не придется решать, ведь один из нас подходит на эту роль гораздо больше. Из двух полукровок стоит выбирать более одаренного, ведь важно не умение, а запас сырой силы. А то, насколько одарен будет ребенок, зависит от любви между его родителями… Я затаила дыхание, и снова показалось, что Чаща притихла вместе со мной. Яросвета внимательно слушала дейваса, даже ее соратницы замолчали, ожидая, что он скажет. Вдруг впервые с момента нашей встречи его маска дала трещину, и улыбка сломалась, превратившись в некрасивую гримасу. Но голос остался спокоен: – И так уж вышло, что один из нас рожден в насилии, а второй – в любви. Черный меч вспорол воздух и прижался к кадыку Совия. – Что ты творишь? – кажется, это я закричала, но черноволосый дейвас только сильнее надавил на рукоять. – Его родители любили друг друга. У них обоих в роду были лаумы и дейвасы, но Огнеяр хорошо защищал свою семью. Дар передался через несколько поколений и проявился в твоем приятеле так ярко, как давно уже не пылал. Марий продолжал давить на меч, заставляя Лиса, с ненавистью смотрящего на него, приподнять голову. – А мою мать изнасиловал дейвас в попытке заполучить одаренного наследника. Родив меня, она покончила с собой. Сколько бы книг я ни прочитал, сколько испытаний ни прошел – твой рыжий приятель все равно будет сильнее. Яросвета взмахнула рукой, и шею и руки Совия оплел туман. Лук с глухим стуком упал на землю. Я думала, Лис начнет бороться, но он лишь смотрел – тяжело и страшно. Он сказал несколько слов и замолчал на все то время, что лаумы вели нас сквозь Чащу. Марий в ответ только склонил голову, принимая обещание охотника, и улыбки на его лице больше не было.