– А как же новая резина? – Вот прямо сейчас езжай к продавцам, покупай, ставь. До вечера можешь закончить свои дела. А прогулка? На балконе подышишь чистым воздухом. – И с соседом выпить нельзя? – Нет. Никаких соседей и пьянок. Я дам тебе время расслабиться. Впрочем, как я уже сказал, наши действия будут полностью зависеть от того, что ты привез. Все, расходимся. Будешь нужен – позвоню. Ревко поднялся, покинул парк и зашел в поликлинику. Жена его заканчивала работу в первую смену, и они решили пообедать в ведомственной железнодорожной столовой, где готовили вполне сносно. После обеда, провожая супругу до остановки, Ревко сказал: – Едва не забыл. Маргарита тебе привет передавала, предложила вместе поехать за город. – Зачем ты мне это говоришь? – За тем, что если Маргарита уговорит Макарова, а тот окажется свободным, то придется ехать. – Ну и что? Надо – поедем. – Ты по возвращении домой займись препаратом. – Планируешь за городом отравить Риту? – А ты успеешь до завтра подготовить яд? – Не знаю. Постараюсь. – Постарайся, дорогая. – Мне надо пятьсот рублей. – Зачем? – У нас врач один продает новую джинсовую юбку и куртку. У него был фарцовщик. Я бы тоже не прочь купить. – И как ты объяснишь такую покупку? Не в плане денег, их можно было и скопить. Но откуда у тебя взялись те вещи, которые в советских магазинах не продаются? – Понятно. Денег не будет. – Занимайся работой. В Штатах купишь себе все что угодно. – Когда это будет, Клаус? – Не знаю, но не торчать же нам всю жизнь в этой грязной России. – Ладно, я все поняла. Надеюсь, сегодня ты не задержишься? – Нет. Приду вовремя. – Что на ужин приготовить? Ревко усмехнулся и ответил: – Себя. Ева серьезно взглянула на него и заявила: – Это понятно. Из еды что? – На твое усмотрение. У тебя прекрасный вкус. – К нему бы еще нормальные магазины. А то зайдешь, а выбрать нечего. – Это ты напрасно, сейчас с продуктами стало более-менее. – Хорошо, дорогой. До вечера. – До вечера, любовь моя. Проводив Еву, Ревко вернулся в свой кабинет, убедился в том, что никто неожиданно зайти сюда не сможет, вскрыл конверт и вытащил из него самое обычное письмо, не содержащее никаких тайн. Он взял из шкафа томик Лермонтова, открыл его на последней странице. Вскоре инструкция приняла свой истинный вид. Ревко внимательно прочитал ее, сложил лист, поджег зажигалкой, прикурил сигарету и задумался. По приказу Соболева-Гербера Линге должен был установить связь с неким типом, который был когда-то начальником полиции в одном из районов Белоруссии и прислуживал гитлеровцам, а стал добропорядочным советским гражданином, водителем в колхозе «Ильич» села Баранино. Теперь его звали Губаровым Матвеем Егоровичем, в прошлом – Кучером Федотом Степановичем. В инструкции были кратко описаны кровавые деяния этого субъекта. Связь установить приказано было через Никифорова, который лично знал предателя. Ревко должен был встретиться с этим Кучером-Губаровым и приказать ему собрать группу, которую контролировал человек, известный этому иуде. Проще говоря, это была банда, состоявшая из уголовников, отбывших в разное время сроки за различные преступления. Этой банде предстояло… но это потом. Сначала контакт. Ревко подумал, надо ли ему посвящать Гербера в свои планы насчет Маргариты Макаровой прямо сейчас, пока это можно сделать, и решил, что не стоит. У шефа наверняка возникнет слишком много вопросов, отвечать на которые у него никакого желания не было. А вот Никифорова ему предстояло отправить в Баранино сегодня же. Завтра суббота. Бывший полицай может уехать из села. Ревко снял трубку, набрал номер и услышал длинные гудки. «Видимо, пенсионер отключил телефон и завалился спать, – подумал он. – Позвонить позже или пойти к нему домой? Это нежелательно, хотя кому какое дело, для чего к пенсионеру зашел директор Дворца культуры, да и мало кто в доме знает, кто я такой. Но все же лучше еще раз позвонить, перед тем как идти домой». Чуть позже с ним связалась сотрудница управления культуры. Она предупредила его о комиссии, которая должна проверить работу Дворца культуры в сроки, которые будут доведены дополнительно. Ревко выслушал эту даму, обладающую сухим, каким-то каркающим голосом, и заверил ее в том, что готов к любым проверкам. Постепенно рабочий день подходил к концу. В 16.50 к нему заглянула Макарова. – Вы на месте, Ефим Макарович? Я думала, уже ушли. – Да собираюсь уже. – Муж за мной служебную машину обещался прислать. Поедете с нами? – Нет. Это лишнее, доберусь на общественном транспорте. – Я тоже говорила Петру, что не надо присылать машину, да разве он послушает? – Семье секретаря обкома машина положена. Маргарита Аркадьевна вдохнула: – Где эта семья? Сын в Англии, Петр стал каким-то замкнутым, все в каких-то думах, постоянно задерживается на работе, выезжает в районы на несколько дней. Семья, Ефим Макарович, – это громко сказано. – По-моему, вы преувеличиваете, Маргарита. – Может, я сегодня уговорю его выехать в лес. И вы с Катей обязательно с нами. – Женщина вздохнула и продолжила: – Вот у вас семья, хоть и нет детей, извините. Со стороны видно лучше. – Да, Екатерина замечательная жена, хозяйка, женщина. – Рада за вас. Я с ней созвонюсь позже, если вы не против. – Отчего я должен быть против? Конечно, звоните. – А вот и машина. Побежала я. – До свидания, Маргарита Аркадьевна. Когда она закрыла за собой дверь и по коридору простучали каблуки ее туфель, Ревко прикурил сигарету и пробурчал себе под нос: – Вот и подтвердила ты, Рита-Маргарита, правильность моего решения. Не поймешь ты мужа, собирающегося на Запад, предательства не простишь. Если оставить тебя в живых, то совсем скоро ты превратишься в серьезную угрозу. А этого допустить нельзя. Ровно в шесть вечера, когда в ДК почти не осталось сотрудников, лишь кассиры, билетерша да механик, Ревко вновь набрал номер Никифорова. На этот раз пенсионер недовольно, раздраженно, но ответил: – Да! – Чего так кричишь, Иван Сергеевич? – А, это вы? А я думал, опять ошиблись номером. – В каком смысле опять? – поинтересовался Ревко-Линге. – Да звонил какой-то придурок. Ольгу ему подавай. Ответил я, что нет здесь никакой Ольги. А он мне говорит, что не мог ошибиться, называет мой номер. «Значит, – говорю, – кинула тебя твоя Ольга, назвала первый пришедший в голову номер, чтобы отделаться, попала на мой». Парень разозлился, матерился шибко.