– Ему это без разницы. – Уверен? – По крайней мере, майор говорит так. Но что он может знать? То, что по приказу начальства рота сооружает бункер? Так он может быть использован и для других целей, например, хранения отходов вредных производств. Конкретно, повторяю, об истинном предназначении объекта, кроме меня и первого секретаря, в Верховске не знает никто. Полковник достал сигарету, спички, хотел прикурить, но из переулка выехал «ГАЗ-69А» командира отдельного мотострелкового полка. Давыдов увидел машину и проговорил: – А вот и товарищ твой, легок на помине. – Не знаете, что с ним будет? – Откуда? Мы в дела Министерства обороны не лезем. Без веских на то оснований. «ГАЗ-69» остановился напротив «Волги», из него вышел Сугринов. – Иди, поговори, – сказал Давыдов Яковлеву. – А вы? – Мне-то зачем лишний раз рисоваться? Представишь меня куратором. – Серьезно? – Вполне. – Ладно. Яковлев вышел навстречу подполковнику. Старшие офицеры пожали друг другу руки. Здесь, на Двадцатого партсъезда, было пустынно. Народ праздновал Первомай на улицах Ленина, Свердлова, на самой площади. – Как дела, Юрий Александрович? – Недавно закончили согласование рапорта с начальником политотдела. – Тебя что-то раздражает. – Да. Наряд погиб по вине офицеров полка, батальона, роты, взвода, а в политуправлении решили все представить в ином виде. – В каком смысле? – В том смысле, что часовые и разводящий с караульными якобы не были зарезаны втихую, а приняли бой с бандой, атаковавшей смену одновременно, на посту и на поляне. Причем бились парни до конца. Сейчас там гильзы разбрасывают, фотографировать их комиссия будет. Акты выдачи боеприпасов меняют, чтобы все сходилось. Я до шестнадцати часов должен составить представление с ходатайством о награждении сержанта орденом Красной Звезды, часовых и караульных – медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги». Посмертно. Приложить к рапорту. Яковлев пожал плечами и сказал: – Может, политруки правы? Погибших ребят дома, как настоящих героев, хоронить будут. Они не просто погибли при исполнении служебных обязанностей. – Это да, согласен. Но не о памяти солдат пекутся политруки. О себе, родных, заботятся. Одно дело, когда и часовых, и смену бандиты сняли без единого выстрела, как малышей несмышленых. И совсем другое – бой с численно превосходящим противником. Таким вот образом демонстрируется, что политработа находится в полку на должном уровне. И никаких взысканий, возможны даже поощрения тем офицерам, которые не научили солдат обороняться. Ну и, естественно, никакой угрозы дальнейшей карьере начальника политотдела и особиста. – Но тогда и тебя не снимут. – А ты думаешь, мне от этого легче? Я в морг ездил, смотрел на ребят. И стыдно мне, понимаешь, стало за ложь эту. – Успокойся. Куда сейчас направляешься? – К военкому. Попросил его выпить взять. – А он не на демонстрации? Должен быть на трибуне. – Уже вернулся. – Значит, будешь пить? – Да. – А как же приезд комиссии во главе с генералом в шестнадцать часов? – Да пусть идет она к черту. – А вот это неправильно, Юрий Александрович. Не знаю, что я сделал бы на твоем месте, но нажираться не просто глупо, а даже преступно. – С чего бы? Подам потом рапорт об увольнении и уйду на гражданку. Не пропаду. – Эх, Юра, не дело ты задумал. Уволят тебя, нормального, справедливого, честного офицера, на твое место пришлют какого-нибудь типа, похожего на твоего начальника политотдела. Или еще хуже, родственника высокого чина из министерства или генерального штаба. И развалит он дисциплину в полку, потому как временщик. Ты о людях, которые тебе доверяют, уважают тебя, подумай. Сугринов нервно закурил, задумчиво глядя, как из переулка выходит веселящаяся толпа. Люди еще флаги, лозунги и портреты членов Политбюро убрать не успели. Он бросил сигарету и сказал: – Ты прав. Спасибо. Заезжай, как комиссия свалит. – Вот это по-нашему. Держись и помни, что ты нужен армии, как, впрочем, и она тебе. Ты командир полка, скоро станешь заместителем командира дивизии, уедешь в Академию Генштаба, откуда вернешься в войска генералом. У тебя вся жизнь впереди. И зачем ее рушить из-за каких-то козлов? – Вот уж хрен им! – разозлился Сугринов. – Не будет по-ихнему. Яковлев вновь улыбнулся и сказал: – Вот таким ты мне больше нравишься. – Я в полк. Заедешь? – Разгребем дела, ты у себя, я у себя, и встретимся. – Спасибо тебе! – Да ладно. Удачи. Сугринов запрыгнул на место старшего командирской машины. Водитель развернул «ГАЗ-69А», пропустил колонну демонстрантов и двинулся к месту дислокации отдельного мотострелкового полка. Яковлев вернулся в «Волгу». – Ну и что там командир полка? – поинтересовался Давыдов. – У него свои проблемы. – А куда ехал? – По делам. Товарищ полковник, прошу, не задавайте вопросов, на которые я не могу ответить. – Хорошо. Едем в райком. Заодно, может, познакомишь меня со своей Зубковой. – Она не моя. – Ну, это дело времени. Оно пока у тебя еще есть. Но не в ущерб общей задаче. – Не пойму я вас, то корите за знакомство, то вроде как поощряете. – Если бы я не знал тебя, Саша. Сколько волка ни корми, а он все в лес смотрит. Так и с тобой. Своевольный ты, но, надо признать, офицер опытный. Иначе я не стал бы держать тебя в заместителях. – Ну, спасибо. Алаев успел проехать в центр города до перекрытия центральных улиц и оставил машину во дворе дома, стоявшего на улице Парковой. По ней уже шли люди в праздничной одежде. Коллективы предприятий, учреждений выходили к местам сбора для участия в демонстрации. Алаев закрыл машину, вышел на улицу и сразу увидел телефонную будку. «Лишь бы аппарат работал», – подумал он. Иногда хулиганы ломали автоматы или отрезали трубки. Для чего они были им нужны, оставалось загадкой. Этот телефон оказался рабочим. Алаев опустил в щель сверху автомата двухкопеечную монету, по памяти набрал номер. Послышались гудки, затем аппарат щелкнул, монета упала внутрь, и Алаев услышал мужской голос: – Да?