– К сожалению, я спешу. Рад был пообщаться с вами, Исрун. Он одарил ее очередной улыбкой и, не оглядываясь, направился к министерскому автомобилю. 17 – Привет, Ари, – сказала девушка на другом конце провода. Он узнал ее по голосу. – Привет. Пришел результат теста на установление отцовства? – спросил он без обиняков. – Пока нет, – ответила она. Тогда зачем она ему звонит? Ари молчал. – Но… мне просто захотелось узнать, как ты. Ты там не слег еще с этой лихорадкой? Что-то про нее в новостях больше ничего не слышно. – Да, о ней перестали говорить в СМИ, как только страсти немного улеглись, – ответил Ари, интуитивно чувствуя, что на самом деле девушка звонит по другой причине, но не решается сразу заговорить об этом. – Ты не беспокойся, я соблюдаю осторожность. Новых случаев заболевания не выявлено, так что до конца недели город наверняка выйдет из карантина. – Ари старался говорить уверенно, хотя его страх перед коварной болезнью никуда не делся. – У вас там какая-то медсестра умерла? – Увы, да. За людьми, которые с ней общались, наблюдают, чтобы инфекция не распространилась дальше, – произнес Ари и сам удивился, насколько черство прозвучали его слова. – Но ее смерть, конечно, ужасная трагедия. – Ты сейчас на дежурстве? – Да, на вечернем. Мы с начальником выходим на работу по очереди. – Может, встретимся, когда все это кончится? Поговорим? – предложила девушка едва слышно. – Тебе наверняка будет приятно познакомиться с мальчиком. Ари не сразу нашелся, что на это ответить. Ему-то казалось, что он уже достаточно четко обозначил свою позицию, которая заключалась в том, что он не готов встречаться с ребенком, пока вопрос отцовства висит в воздухе. – Посмотрим, – произнес он. Грубить ей, конечно, не стоило, хотя такие разговоры действовали ему на нервы. А вдруг она все-таки мать его ребенка? Ари почувствовал, как его пробил пот, и попытался отогнать от себя мысль, что в Блёндюоусе, возможно, живет его маленький сын. – Это, вообще-то, непросто, – произнесла она тихо. – Непросто быть одной. – Я встречаюсь с другой девушкой, – ответил Ари. – Но если ребенок мой, я, безусловно, буду принимать участие в его воспитании. Ты должна понять… – Он старался говорить ровным тоном. – Ты должна понять, что лучше оставить эту тему, пока не получен результат. Мы ведь уже это обсуждали: я не стану встречаться с мальчиком, пока не будет точно установлено, что отец я. – Да-да, я все понимаю, – отозвалась она. В этот момент в трубке послышался детский плач, и Ари почувствовал легкий укол совести, – может, это плачет его сын. – Прости, больше не могу разговаривать – ребенок проснулся. Созвонимся, – сказала она и отключилась. Некоторое время Ари сидел неподвижно, будто к стулу прирос, представляя себе малыша, которого он так до сих пор и не видел. Немного раньше ему звонила Исрун и вкратце рассказала о своей беседе с Никюлаусом, братом покойного Мариуса. Потом она послала ему запись их разговора по электронной почте. Новость об усыновлении оказалась для Ари совершенно неожиданной, – значит, у Хьединна где-то есть двоюродный брат, о котором он даже не подозревает, если тот, конечно, еще жив. Ари подумал, что нужно как можно скорее сообщить Хьединну об этом. У него тут же мелькнула мысль, не является ли подросток на фотографии тем самым усыновленным мальчиком, и он не замедлил поделиться этим соображением с Исрун, но почти сразу понял, что это невозможно. – Я тоже об этом сначала подумала, – сказала Исрун. – Но парень на снимке гораздо старше. И затем она выдвинула любопытную гипотезу: – А тот ребенок на фотографии… Может, это и не Хьединн? – Что вы имеете в виду? – удивился Ари. – Мы приняли за аксиому, что тот младенец – Хьединн, и, разумеется, это самая правдоподобная версия. Но если в этом усомниться, то окажется, что снимок мог быть сделан и в другое время, даже до рождения Хьединна. – Но ведь сомнений в том, что снимок сделан в Хьединсфьордюре, нет? – озадаченно проговорил Ари. – Однако его могли сделать до того, как они туда перебрались. Может, даже несколькими годами раньше. – Так вы полагаете… Исрун его перебила: – Да… я полагаю, что это ребенок Йоурюнн и Мариуса – тот самый, которого усыновили. Он родился примерно в пятидесятом году. Не исключено, что фотография относится как раз к тому времени. Ведь дом в Хьединсфьордюре тогда уже существовал, верно? – Ну да, разумеется, – ответил Ари. – Однако с трудом верится, что они поехали на север, в Сиглуфьордюр, а оттуда еще и в Хьединсфьордюр, с грудным ребенком. Но это могло бы объяснить, почему подросток с фотографии не жил с ними, когда скончалась Йоурюнн, – может, он и вообще никогда не жил в Хьединсфьордюре и даже не знал о маленьком Хьединне. – Сомнения Ари не покинули, но он был рад тому, что появилась новая версия событий. Перед тем как положить трубку, Исрун сообщила, что занимается изучением обстоятельств другого дела – убийства, нити которого, возможно, ведут к самым высшим эшелонам власти. – Но об этом пока молчок, – сказала она шутливо. – Информация неофициальная, однако не пропустите сегодня вечерние новости. И уже в самом конце разговора Исрун добавила, что им придется перенести интервью еще на один день. Новости Ари посмотрел по старенькому телевизору в полицейском участке и впервые стал свидетелем того, как премьер-министр пришел в замешательство. Политика Ари особенно не интересовала, но он не раз видел интервью Мартейнна Хельгасона – прирожденного лидера, харизматичного и внушающего доверие, компетентного и всегда готового ответить на любой вопрос. А вот высказываться о гибели Снорри Этлертссона ему почему-то не хотелось, несмотря на то что они были друзьями с юношеских лет. По окончании выпуска новостей Ари позвонил отцу Эггерту, пастору Сиглуфьордюра. Они немного знали друг друга: в маленьком городке полицейскому и пастору этого не избежать. К моменту их первой встречи Эггерт был наслышан о неудачной попытке Ари стать теологом, в связи с чем тому дали прозвище Преподобного Ари. Эггерт решил, что Ари – набожный человек, имеющий интерес к делам церкви. Однако это было совсем не так – набожностью Ари не отличался. Более того, можно даже сказать, что он питал враждебные чувства к высшим силам – если, конечно, допустить, что они существуют, – потому что в юном возрасте потерял родителей. Как бы то ни было, разубеждать в чем-либо пастора Ари не собирался. А вот отец Эггерт не раз задавался вопросом, почему Ари не бывает в церкви. Ари появился там лишь однажды – два года тому назад, когда отпевали одного из славных сынов города Хрольвюра Кристьянссона, скоропостижную смерть которого Ари расследовал сразу после того, как перебрался в Сиглуфьордюр. Отец Эггерт был явно рад звонку Ари, тем более что тот хотел порасспросить его о Хьединсфьордюре. – Может, заглянете ко мне? – сказал пастор. – Разумеется. А вы хорошо себя чувствуете? Пастор добродушно рассмеялся: – Превосходно. Неужели вы думаете, что какой-то вирус может сразить такого божьего человека, как я? Ари решил воспользоваться предложением отца Эггерта, и, хотя на парковке перед участком стояла патрульная машина, он отправился к пастору пешком. Погода к тому располагала: было довольно прохладно, но безветренно. Ари шел вдоль моря, любуясь величественным в своей безмятежности фьордом. Сиглуфьордюр часто бывал погружен в безмолвие, а уж сейчас и подавно. По дороге Ари не встретил ни одного человека – все сидели по домам. Ему казалось, что он, один-одинешенек на всем белом свете, бредет по городу-призраку. Вокруг все будто вымерло. Тишина была настолько всеобъемлющей, что Ари стало даже не по себе. Пастору было за шестьдесят лет, тридцать пять из которых он прослужил в Сиглуфьордюре, где родился и вырос. Он ни разу не связывал себя узами брака и не имел детей. Его дом, окруженный устремленными к небу елями, располагался на невысоком холме вблизи городской больницы. Постучавшись в дверь, Ари окинул взглядом погруженный во тьму фьорд, на фоне которого вырисовывался горделивый силуэт церкви в обрамлении небольшой кучки домов. Откуда ни возьмись прямо перед лицом Ари пронеслась стайка птиц, лишь на мгновение нарушив тишину и снова исчезнув в никуда. Тут дверь открылась, и на пороге появился пастор. – Входите в дом, мой друг. Эггерт выглядел моложе своих лет. Черты его лица говорили о силе характера, а седые волосы священника отличались густотой. Высокий и худощавый, он был одет в брюки из фланели и клетчатую рубашку с расстегнутой верхней пуговицей, на шее у Эггерта был шнурочек, на котором висели изящные старомодные очки. Он провел гостя в свой кабинет и, усевшись за письменный стол, указал Ари на стул. – Ну что, хватает у вас нынче работы? – спросил Эггерт лукаво. – Это точно, – ответил Ари, присаживаясь. – Вроде как эта напасть, к счастью, уже пошла на спад, – заметил пастор. – Розу очень жаль. Вы знали ее? – Лично не знал, – отозвался Ари. – Она ведь работала здесь медсестрой много лет? – Да-да, – подтвердил отец Эггерт. – Но с Сандрой-то вы знакомы, верно? Ари кивнул – в этой маленькой общине на берегу фьорда ничего нельзя было утаить. – Верно, иногда навещаю ее. – А я вот сегодня у нее был – слегла с обычным гриппом, правда в тяжелой форме. «Ну слава богу, – подумал Ари. – Значит, у нее все-таки не эта чертова лихорадка». – Насколько мне известно, лучше вас о Хьединсфьордюре никто не осведомлен? – попытался сменить тему беседы Ари. – О Хьединсфьордюре, говорите? А что бы вы хотели узнать? – по-стариковски прищурился Эггерт.