– Прошу прощения за вторжение, – сказал Томас. – Не помешаю? – Нет, конечно. Вообще-то, мы с Кристиной собирались уходить. Встречаемся сегодня с Хьединном, чтобы вместе посмотреть старую киноленту из Хьединсфьордюра. – В подробности вдаваться Ари не стал. – Звучит неплохо, – отозвался Томас. – Я просто хотел перекинуться с тобой парой слов. – Без проблем, – сказал Ари, проводя его в гостиную. – Кристина наверху, собирается. – В этот момент он вспомнил, что Кристина с Томасом никогда не встречались, но это его вполне устраивало: он предпочитал, чтобы мир неприкаянного парня из Рейкьявика, которому повезло познакомиться с Кристиной, не пересекался с миром полицейского из Сиглуфьордюра, который запутал все, что можно было запутать, в своей личной жизни. – Я уже приходил, но вас не застал, – сообщил Томас, присаживаясь. – Мы прокатились в Оулафсфьордюр, – объяснил Ари. – Тут кое-что произошло… – серьезным тоном сказал Томас. – Я хотел переговорить с тобой с глазу на глаз. Ари немного встревожился, поскольку понятия не имел, о чем пойдет речь. – Я сегодня получил предложение о покупке дома, – смущенно продолжил Томас. – Именно о покупке, а не об аренде, как я ожидал. – Вот как? Быстро все получилось… – произнес Ари. – Гораздо быстрее, чем я предполагал, – сразу, как только объявление появилось в Сети. Я даже растерялся. Какой-то врач из Лондона, который родом из здешних мест. Он как раз искал тут подходящее жилье, и, по его словам, мой дом показался ему воплощением его мечты. Он готов заплатить даже больше, чем я запрашивал. Сказал, что не хочет упустить шанс. – Понятно, – ответил Ари. – Тебе нужно все как следует обдумать. Стараясь не встречаться с ним глазами, Томас пробормотал: – Мы, вообще-то, уже согласились. – Как? – только и смог произнести Ари. – Да, жена сказала, что такими предложениями не разбрасываются. За такую хорошую цену продать здесь недвижимость не так-то просто. – Так… ты, значит, уходишь в отпуск? – спросил Ари, почувствовав, как кровь стучит у него в висках; судя по всему, его ждали большие перемены. – Нет… Я увольняюсь, профессор, – проговорил Томас со смущенной улыбкой. – Пора мне испытать удачу где-нибудь еще – мы решили начать новую жизнь в Рейкьявике. Ари молчал. – На мою должность будет объявлен конкурс, – продолжал Томас, – и я хочу, чтобы ты подал заявку. Я тебя, конечно, буду рекомендовать. Почти не сомневаюсь, что твоя кандидатура будет принята. Когда ровно в восемь вечера Ари с Кристиной вышли из ее машины, ветер бушевал уже не на шутку, подгоняя их к обитому листовым железом домишке, а с неба хлестал проливной дождь. Охотников прогуляться в такой вечер не оказалось, так что улица была почти пуста. Ари позвонил в дверь. В этот раз говорить с хозяйкой через щель для писем ему не пришлось, так как Делия появилась на пороге почти сразу. – Проходите в дом, – улыбнулась она. – Вот так погодка! – Спасибо, – поблагодарил Ари. – Это… Кристина. – Приятно познакомиться, дорогая, – сказала Делия. – Проектор уже в кухне. Места там немного, но, как говорится, в тесноте, да не в обиде. Ари с Кристиной прошли за ней в кухню. Ари обратил внимание, что там стоят два стула и табурет – Делия не рассчитывала на троих гостей. – А есть у вас еще стульчик? – полюбопытствовал Ари. Кивнув, Делия вышла из кухни и тут же вернулась с дополнительной табуреткой в руках. Проектор стоял на столе, накрытом клеенкой в зеленую и белую полоску, а рядом с ним разместились кофейные чашки и тарелка со свернутыми в трубочку блинами. На подоконнике горели две свечи, придавая помещению атмосферу умиротворенности в противовес ветру, который выл снаружи. От его порывов оконная рама потрескивала, по стеклу барабанили капли дождя; казалось, что домик вот-вот развалится. Ари присел на одну из табуреток, а Кристина устроилась рядом на другой. – Надеюсь, Хьединну понравится то, что я наснимала, – стоя в дверном проеме, сказала Делия. – Мне, видимо, следует при случае перезаписать ему эту пленку на видеокассету. – Отличная мысль, – добродушно заметил Ари, решив не ставить ее в известность, что золотой век видеокассет давно уже миновал. В дверь позвонили. Делия кинулась в прихожую и через несколько мгновений вернулась в кухню в сопровождении Хьединна. Ари поднялся с табурета, чтобы пожать ему руку. Хьединн кивнул и пробормотал что-то нечленораздельное. Оделся он как на светский раут: плотно сидящий клетчатый пиджак, белая рубашка и красный галстук. Сам собой напрашивался вывод, что приобрел он эти предметы туалета, когда был на несколько лет моложе и на несколько килограммов легче. Кристина тоже поднялась и, представившись, пожала Хьединну руку. – Добрый вечер. Меня зовут Хьединн, – сказал он на этот раз гораздо отчетливее. – Присаживайтесь, я угощу вас кофейком, – обратилась к ним Делия. – Как приятно принимать гостей, особенно когда за окном такое ненастье. Хьединн молча уселся за стол, явно не разделяя веселого настроя Делии. Не задавая присутствующим лишних вопросов об их предпочтениях, хозяйка дома разлила кофе по чашкам, предложив гостям молоко и сахар, а также призвала их не стесняться и угощаться блинами. – Ну что же, начнем показ? – спросила она, включая кинопроектор. – Конечно, – одобрил Ари, а потом обратился к Хьединну: – Как вы знаете, я занимался этим делом последние несколько дней. С тех пор как вчера мы с вами беседовали, события, которые нас интересуют, получили новое освещение… Когда мы закончим просмотр, я хотел бы поделиться с вами – и с вами, Делия, – своими соображениями насчет обстоятельств смерти Йоурюнн. – Своими соображениями? – удивился Хьединн. – Вы хотите сказать, что… – Дыхание у него участилось, и ему явно нелегко было подбирать слова. – Безусловно, трудно с уверенностью утверждать, что там случилось, ведь столько лет прошло… И все же я полагаю, что моя теория относительно событий той зимы в Хьединсфьордюре верна, – сказал Ари, стараясь избежать излишнего пафоса. Делия погасила в кухне свет. Люстра в гостиной тоже не горела, так что единственными источниками света оставались свечи и сам кинопроектор. Воцарившаяся атмосфера была сродни той, что создается в кинозале, когда зрители ожидают начала сеанса. Однако в ней чувствовалось и некоторое напряжение. Хьединн что-то бормотал себе под нос, а его тяжелое дыхание почти перекрывало треск, издаваемый проектором. Он умолк, как только на кухонной стене появились первые кадры, на которых была запечатлена Йоурюнн. Она улыбалась собравшимся с импровизированного экрана, – возможно, уже в этот вечер им предстояло узнать причину ее скоропостижной кончины. Ари не впервые смотрел этот короткий фильм, но и теперь он производил на него какой-то магический эффект: кухня погрузилась в атмосферу давно минувших дней, а завораживающая красота фьорда в зимнем убранстве была почти осязаемой. Ари услышал, как ахнул Хьединн, когда на экране показался молодой человек. Кристина, вероятно, тоже почувствовав некий дискомфорт, нащупала в темноте руку Ари и крепко сжала ее. – Смотри-ка! Это ж отец, – пробормотал Хьединн, различив на дальнем плане Гвюдмюндюра. – Просто не верится. Когда фильм закончился, в кухне еще несколько мгновений царила полная тишина – присутствующим будто требовалось время, чтобы вернуться из прошлого на пятьдесят с лишним лет вперед, из черно-белой зимы Хьединсфьордюра обратно в двадцать первый век. Из транса их вывел порыв ветра, который обрушился на обитые листовым железом стены старого дома. В полутьме первым заговорил Ари: – Ну вот, Хьединн. Вы позволите кратко изложить мою версию об этом парне и о том, что могло стать причиной смерти Йоурюнн? – Ну да… Скрывать мне нечего. Пожалуйста. Мне любопытно узнать, к каким выводам вы пришли. Единственное, мне бы не хотелось, чтобы все, что вы скажете, вышло за стены этого дома. – Он перевел смущенный взгляд на Делию. – Мне ты можешь доверять, Хьединн, – отозвалась та. Ари немного развернул свой табурет, чтобы смотреть в лицо Хьединну, а не на стену. – Моя догадка состоит в том, что смерть Йоурюнн связана с обстоятельствами, которые в те времена считались весьма постыдными, да и в наши дни есть еще люди, которые воспринимают это неоднозначно. Но вернемся к началу. Это примерно 1950 год. – Когда у Йоурюнн и Мариуса родился мальчик? – спросил Хьединн. – Совершенно верно. Все указывает на то, что у них родился сын. Сейчас ему за шестьдесят – если он, конечно, еще жив. Выяснить, как сложилась его судьба, мне так и не удалось. В то время Йоурюнн и Мариусу было лет по двадцать. Как я понимаю, Никюлаус, брат Мариуса, настоятельно советовал им отдать ребенка на усыновление. Мариус сидел без работы, так что средств на содержание сына у них просто не было. – Любопытно, – заметила Делия. – Хьединн, тебе надо бы найти того человека. Хьединн опять что-то пробормотал себе под нос. – Мариус, как утверждают люди, его знавшие, был человеком, легко подпадающим под чужое влияние и даже незрелым, – продолжал Ари. – Возможно, в то время он не был готов к отцовству, и это отчасти объясняет то, что произошло в дальнейшем, – сказал Ари и умолк. – Примерно такое впечатление о дяде Мариусе осталось и у меня, – произнес Хьединн, его тихий голос заглушали завывания ветра за окном. – Человек он был добродушный, но слабохарактерный. Говорил мало и предпочитал держаться в тени. Я думал, что он изменился, потеряв жену, но, возможно, он таким и остался. Люди не сильно меняются с возрастом. – Тут ты прав, – вмешалась Делия. – Мне до сих пор кажется, что мне двадцать лет. Ничего не поменялось, кроме отражения в зеркале. – Эти слова несколько разрядили обстановку. Ари заговорил вновь: – Интересно сопоставить портрет Мариуса с образом его свояка Гвюдмюндюра. Многие считают, что Гвюдмюндюр был полной противоположностью Мариуса: сильный духом, решительный, настойчивый. – Абсолютно верно. Отец не умел гнуть спину и всегда добивался того, чего хотел. Своего никому не уступал, – не без гордости заметил Хьединн. – Вот-вот, – подтвердил Ари. – Но в то же время ему была не чужда и определенная чувствительность, которая, по правде говоря, не совсем сочетается с тем образом Гвюдмюндюра, что сложился у меня. – Что вы имеете в виду? – резко спросил Хьединн. – Я имею в виду, что он был необычайно заботлив по отношению к свояченице и ее мужу. – И что в этом необычного? – удивился Хьединн.