— У меня есть источники. Уверяю вас, трансляция будет прямой, не в записи. Вы успеете все сказать, если хорошенько продумаете, как сделать это быстро. — И что потом? — Вы тот человек, которому люди поверят. Это станет началом конца лордеров. А мы отведем вас к вашему Роберту. Я вся как на иголках. Что она решит? Но едва мама начинает что-то говорить, Нико жестом руки останавливает ее: — Вам необходимо все это обдумать. Не принимайте решения сейчас. Идите. Она встает из-за стола, идет к двери. Меня охватывает страх, что он на самом деле не собирается отпускать ее. Что заявит о себе паранойя, и он решит, что она намерена сдать его лордерам. И только когда она уходит, я вздыхаю свободно. Я толком не знаю ее позицию, ведь это она могла выдать меня лордерам, о чем Нико ничего неизвестно. Откуда ему знать, что она теперь может сделать? Проходит долгая, томительная минута, прежде чем Нико встает, открывает мою дверь. — Пошли. Нам нужно убраться отсюда. Мы выходим через заднюю дверь, садимся в его машину. Едем по боковой дороге, потом еще по одной, делаем несколько поворотов. Нико внимательно наблюдает, но никто за нами не едет. — Поедем домой. Нам нужно поговорить, — говорит он. — Ты правда знаешь, где Роберт? — Пока нет, но узнаю. — Он смотрит искоса. — Ты знаешь ее лучше меня. Что, по- твоему, она сделает? — Честно? Понятия не имею. — Я тоже, — признается он, и это меня удивляет. Чтобы Нико признался в своей неуверенности? — Но есть и план «Б», не бойся. Оставшуюся часть пути едем молча. Когда подъезжаем к дому в лесу, Нико ведет меня в свой кабинет сквозь строй любопытных глаз. И Катран, и остальные, все тут. Тори смотрит сквозь меня, словно я — пустое место. — Садись, — отрывисто бросает Нико и закрывает дверь кабинета. Мы одни. Он ставит другой стул напротив меня и приподнимает мою голову, чтобы мы были глаза в глаза. — Нам нужно кое о чем поговорить. Рейн, я знаю, что ты ездила повидаться с Беном. — Что? — Я чуть ли не подпрыгиваю на стуле, потрясенная предательством до глубины души. После всего того, что говорил мне Катран, он все-таки рассказал ему? — Это был очень глупый поступок, Рейн. — Он толкает меня обратно на стул и берет за руку, словно старается удержать. Лицо у него каменное. И холодок страха пробегает по моему телу. Он вскидывает другую руку прежде, чем я успеваю что-то сказать. — Погоди. Ты не должна была этого делать, это было опасно. Если бы тебя схватили, мы все оказались бы под угрозой. Ты и сама это знаешь. Но... я... понимаю. — Правда? — Конечно. Я знаю, каково это — любить и потерять того, кого любишь. — В его взгляде светится сочувствие. — Расскажи мне, Рейн, что произошло, когда ты разговаривала с Беном? — Глаза его, такие знакомые и в то же время чужие, удерживают мои, успокаивают, вызывают на откровенность. — Расскажи, — повторяет он. Я сглатываю. — Это было ужасно. Он не узнал меня, он меня совсем не помнит! Я не знаю, что с ним случилось, и... — Я знаю. Я смолкаю. — Что-что? — Знаю, что с ним случилось. — Он медлит. — Мужайся, Рейн. Эта так называемая школа-интернат, в которой живет Бен, никакая не школа. По крайней мере, не в обычном понимании. Это тренировочный центр лордеров. Они проводят там различные эксперименты. Вроде стирания памяти, но менее радикальные. Нацеленные на то, чтобы объекты сохраняли инициативу и умения, однако оставались управляемыми. — Он вновь берет обе мои руки в свои. — Верь мне, когда я говорю, что мне жаль, но Бен потерян для тебя навсегда. — Нет. — Я мотаю головой, к глазам подступают слезы. — Его готовят быть врагом — агентом лор-деров. Но я не в состоянии постичь и принять это. Эйден намекал на то же самое, сознаю я, хотя вслух не произношу. Но Бен — лорд ер? Нет. Он не мог. Это невозможно. Душа моя холодеет, когда я понимаю: после того что с ним сделали, он уже не тот, кем был. Он не принимает решений. К горлу подступают судорожные всхлипы, и я силюсь сохранить самообладание перед Нико, приберечь их на потом, но он привлекает меня в себе на плечо. Больше не в силах сдерживаться, я плачу. Раздается стук в дверь. — Подожди, — говорит Нико. Он выходит, прикрывает за собой дверь. Я прячу лицо в ладони. В глубине души я уже знала, просто убегала от правды. И вот еще одна, с которой мне придется жить: Катран рассказал Нико, что я ездила повидаться с Беном. Должно быть, это он. Как еще Нико мог узнать? Но ведь он говорил, что не скажет! Боль и слезы обращаются в злость и негодование. Катран сказал, что я не могла принять это решение, но он ошибался. Оно мое, и только мое. Лордеров нужно остановить любой ценой. Любыми жертвами. До того, как память начала возвращаться ко мне, я бы ни за что не вступила в «Свободное Королевство». Просто как Кайла, я бы ни за что не приняла их методы, какова бы ни была цель. Но теперь я могу. Могу забыть, что Кайла ненавидит насилие, забыть ее страх, забыть, что она вообще когда-то существовала. Как я забыла Люси. Но я никогда не забуду Бена. «Да! Храни эту боль. Используй ее как движущую силу». К тому времени, когда Нико возвращается, злость вытесняет все другие чувства, кроме жажды мести. Нико садится. — На чем мы остановились? Ах да. Есть кое- что еще, что нам нужно обсудить. Мы с Катраном переговорили сегодня утром. О тебе. — Что? — Он выдал еще какие-то мои секреты? Я сжимаю кулаки. — Он заверял меня, что ты на нашей стороне. — Это так! — Но также выразил некоторую озабоченность. Он чувствует, что ты слишком... хрупкая, чтобы тебя использовать. — Это неправда! Я готова на все. — Так ли, Рейн? — Нико откидывается на спинку стула, на лице сомнение. Он вскидывает руку, словно просит помолчать. Я закусываю губу. — И вот какая у меня проблема. Катран считает, что ты помеха, а я обычно доверяю его мнению. И вновь шок предательства. И это тот Катран, который рассказывал мне, что мы были друзьями, что это он успокаивал меня, когда мне было страшно. Был таким чутким в отношении Бена. «Были друзьями» — очень точно сказано. — И все же... — Нико пожимает плечами. — Как бы ни хотел я верить в тебя, Рейн, есть что-то еще. Ты представляешь для нас опасность — Что ты имеешь в виду? — Ты склонна совершать импульсивные поступки, не задумываясь о последствиях. — И вновь он вскидывает руку, приказывая молчать. — Как Тори — риск, который я уже полюбил, но все равно риск. И эта твоя вылазка, чтобы увидеться с Беном... А если бы тебя схватили? Смогла бы ты не выдать нас? — Да, — отвечаю я сразу, не задумываясь. Я ведь не сказала о них Коулсону ничего такого, чего бы он уже не знал. Нико, как всегда остро ощущающий любые нюансы мысли или чувства, все это замечает. — Давай-ка признавайся, Рейн: какому еще риску ты нас подвергла? Но я не могу рассказать ему о Коулсоне: слишком поздно. — Рейн? — Нетерпеливый голос, который не ждет. — Скажи мне сейчас же: что это за риск? Пан или пропал. — Когда на меня напали, ко мне вернулась память, и я вынуждена была защищаться. Он... остался жив и все помнит. — Имя, — требует Нико. — Уэйн Бест, — тихо выдавливаю я, словно не хочу, чтобы меня услышали. Подписала ли я сейчас смертный приговор? И все же, так много умирает тех, кто этого не заслуживает; по мне, так Уэйн — далеко не лучший представитель рода человеческого. — Почему ты не сказала мне об этом раньше? — Он качает головой. — Как же я могу тебе доверять? — Я сделаю все, чтобы проявить себя. — В самом деле? — Он вздыхает. Неожиданно поворачивается и подается вперед, опирается руками о подлокотники моего стула и сверлит пристальным взглядом. — Подумай, Рейн. Что ты можешь для нас сделать? Что можешь дать нам, чем доказать, что действительно готова на все. Чтобы я понял, что могу тебе доверять. Я лихорадочно соображаю, пытаясь придумать что-нибудь, что докажет ему мою преданность. Образы и лица вихрем кружатся в голове, а потом... Глаза мои расширяются, когда одно лицо задерживается.