Нет! Она часть всей этой системы. Стирание памяти и все его последствия. Эмили. Бен. Я не могу жалеть ее. Не могу. И не буду. Я должна показать им всем — Катрану, Нико, Тори и остальным, что я с ними в их борьбе против лордеров. Это и моя борьба тоже. Конный трек грязный, в рытвинах, поэтому я не могу идти быстро. Она ждет, и я вижу ее раньше, чем она замечает меня. У нее красивая лошадь, но она не одна. Есть и другая, а на ней тот самый лордер, который охраняет ее в больнице. Я испускаю мысленный стон. Нико говорил, что с нею, вероятно, кто-то будет, и я должна буду разделить их, а потом подать сигнал действовать. Подойдя ближе, я машу рукой. Глаза лордера расширяются, когда он видит меня. Для него это сюрприз? Хорошо. Доктор Лизандер что-то говорит, и он, похоже, спорит с ней, потом кивает. Когда я подхожу, слезает с лошади. — Чудесный день, не правда ли? — Она улыбается и выглядит по-другому. Ее темные волосы с несколькими седыми прядками распущены по плечам. Костюм для верховой езды подходит ей гораздо больше, чем белый халат, без которого я ее раньше никогда не видела. Тяжелых очков тоже нет. Контактные линзы? Или очки просто для солидности? — Ты действительно умеешь ездить верхом? – Да. — Агент Левински любезно предложил тебе свою лошадь, но настаивает, что мы должны ехать только шагом и не выпускать его из виду. Тебе нужна помощь? Я качаю головой. Моя нога едва достает до стремени, но раз! — и я уже в седле. Конь перебирает ногами, и я чувствую его, чувствую седло. Проносятся воспоминания, быстрые и резкие. Лошади, но где, когда? Закрываю глаза, и вот я уже в каком-то другом месте и времени. Никаких деталей; это скорее ощущение, чем что-то еще. Ощущение радости! Скорости! Уверенности, что я в безопасности, что со мной ничего не случится, пока... что? Детская уверенность, которая не знает ничего о жизни. — С тобой все в порядке. Кайла? Я вздрагиваю, оглядываюсь, возвращаюсь в настоящее. — Да, конечно. Как его зовут? — спрашиваю я, поглаживая конскую гриву. — Джерико, — отвечает доктор Лизандер. — А это мой Хитклиф. — Она похлопывает свою лошадь по шее, та бьет копытом и фыркает. Мы пускаем лошадей шагом по дорожке. Ее охранник держится сзади, как и обещал, но явно недоволен этим. Я уже чувствую, как он готовит целый доклад, который отправится прямиком к Коулсону. Мысленно встряхиваюсь. Сегодня это едва ли будет иметь значение, ведь так? Мало-помалу мы начинаем двигаться немного быстрее. Я подгоняю Джерико коленями, чтобы увеличить расстояние между охранником и нами до того, как позову Катрана. Она искоса поглядывает на меня. — Эти пропавшие больничные записи о твоем друге Бене. Они не единственные, — говорит она, понизив голос. — Я тут кое-что проверила, есть и другие. Пробелы в данных о пациентах, и не только. — А что еще? — Есть и пропавшие врачи. — На лице ее написан ужас. Я фыркаю про себя. Могу поспорить, один пропавший врач беспокоит ее куда больше, чем сотни Зачищенных. — И что это значит? — спрашиваю я, а сама гадаю: могут ли пропавшие врачи быть в той же так называемой школе, что и Бен? Она колеблется. — В данный момент я могу лишь строить предположения, и все они не из приятных. Я смотрю на нее и наконец задаю вопросы, которые уже некоторое время не дают мне покоя: — Почему вы мне все это рассказываете? Почему не выдали меня, когда заподозрили, что я начала вспоминать? Зачем встретились со мной здесь? Я не понимаю. — Частично, это любопытство. И я хочу знать, что пошло с тобой не так, чтобы предотвратить повторение подобного в будущем. — И? Она медлит в нерешительности, качает головой. — Такая сентиментальность с моей стороны. Ты напоминаешь мне одну девушку, которую я знала в школе, много лет назад, — говорит она, и на лице у нее отражается печаль. — А что с ней случилось? — Она участвовала в волнениях, и ее поймали. Тогда другого выбора не было: ее казнили. — Доктор Лизандер оглядывается. — Ну, довольно твоих вопросов и прошлого. Наш охранник достаточно далеко от нас, Кайла, так что ты можешь расслабиться. Теперь твоя очередь. Расскажи мне все, как обещала. Что ты помнишь? Почему ты помнишь? Я могла бы нажать на коммуникатор у себя на запястье, чтобы подать сигнал Катрану и закончить этот разговор еще до того, как он начнется. И все же... ее глаза. Такие пытливые. Единственное, что я могу для нее сделать, это правдиво ответить на ее вопросы. Может, ей удастся разобраться в том, в чем не могу разобраться я. Или это просто потому, что какая-то часть меня запрограммирована отвечать на ее вопросы? Нико был бы взбешен, но его здесь нет, и он не слышит. — Я помню странные вещи: картинки, звуки, ощущения. Людей и места, связанные между собой и бессвязные. Это очень трудно объяснить. Вот, к примеру, когда я села на эту лошадь; ощущение, как она двигается, вызвало разные ассоциации и чувства из какого-то другого времени, но я не знаю, когда и где. — Поразительно, — говорит доктор. — Все сканы и исследования, которые ты проходила перед выпиской из больницы, говорили, что все так, как и должно быть. — По-настоящему это началось не тогда. Тогда не было ничего, кроме снов. А когда я вышла из больницы, ко мне начали приходить воспоминания. Поначалу отрывочно, по кусочкам. — А потом? Я медлю в нерешительности. Потом был Уэйн. — Я подралась, и после этого воспоминания буквально нахлынули на меня. И это, — я показываю на свой «Лево», — теперь бесполезно. — Я кручу его, чтобы продемонстрировать. — Я не понимаю, как такое возможно. — Я тоже совершенно не понимаю. Но кое-что знаю. Я от рождения левша, не правша. В «Свободном Королевстве» я проходила какое-то обучение, какую-то подготовку, хотя точно не знаю какую. Но в результате я как будто разделилась надвое, и мои воспоминания поделены между ними: между правшой и левшой. Когда мне стирали память, то думали, что я правша, потому что тогда я была ею. Другая спряталась глубоко внутри. — Интересно. Крайнее воздействие обстоятельств может иногда вызвать диссоциативное расстройство психики. По существу, раздвоение личности. — Она словно уходит в себя, размышляет. — Теоретически возможно вызвать такое раздвоение личности, чтобы одна личность сохранила воспоминания другой. Но только крайними методами: намеренной травмой или насилием над природой настолько серьезным, что раздвоение — единственный способ для личности выжить. От ее слов у меня по спине бежит холодок. Какой травмы было бы достаточно, чтобы добиться этого? Сделал ли это со мной кирпич Нико? — Но, Кайла, я не понимаю, для чего кому-то нужно было это делать. — Чтобы часть меня пережила зачистку. Доктор Лизандер устремляет на меня потрясенный взгляд. Я прямо вижу, как в голове у нее крутятся колесики, когда она обдумывает значение этого. — На эту тему велись долгие споры, и ученые пришли к выводу, что такое невозможно. — Что-то еще отражается у нее на лице, в глазах. — Кайла, почему тебе стерли память? — мягко спрашивает она. — Меня схватили лордеры. Разве этого нет в моем файле? — Данные о тебе гласят, что тебя поймали во время террористической атаки. Ты была внесена в список как Джейн Доу, неустановленная личность. Говоря это, она скептически вскидывает бровь. — Джейн Доу? — потрясенно переспрашиваю я. — Но ведь при рождении всем делают анализ ДНК, разве нет? — Согласно закону — да. Но иногда дети рождаются в каких-нибудь глухих местах, у родителей, которые ведут тихую жизнь, и они умудряются обойти закон. От всей этой информации у меня голова идет кругом. Возможно ли, что лордеры не знали, кто я? Даже при том, что я была заявлена как пропавшая без вести? Не могу поверить, что они не следят за этим незаконным веб-сайтом. Но, может, это объясняет кое-что еще. — Если они не знали, кто я, то откуда узнали мой возраст, можно стирать мне память или нет? — Простой клеточный анализ очень точно определяет возраст, Кайла, что и было проделано согласно закону. Тебе еще не исполнилось шестнадцать, когда тебе провели зачистку. — Нет, мне уже было шестнадцать, я знаю. Я помню дату своего рождения. — Ты, должно быть, ошибаешься. Это надежный анализ. Но довольно отвлекаться. Вернемся к моему вопросу. Почему тебе стерли память? — спрашивает она снова, и я прихожу в замешательство. — Не знаю. Я не помню, что произошло. Она переводит взгляд на что-то сзади нас, и глаза ее делаются большими. Я оборачиваюсь и вижу, что Катран повалил на землю ее охранника. Но я их еще не звала. Я хотела, чтобы мы сначала удалились от него. Что происходит? И тут доктор Лизандер поворачивает в другую сторону и пускает свою лошадь в галоп. Я чертыхаюсь. Отвлеклась на ее вопросы! Нужно было схватить ее, сделать что-нибудь. Но не успеваю я погнаться за ней, как она останавливается, резко натянув поводья своего Хитклифа. Поднимает руки, показывая, что сдается. Почему? А потом я вижу впереди двух наших с оружием, направленным на Хитклифа. Рисковать своей лошадью она не хочет. Сзади раздается сдавленный, булькающий звук, и я оборачиваюсь. Катран держит телохранителя, вывернув одну его руку за спину, но потом отпускает и отталкивает. Вытирает нож о траву, а л ордер кулем валится на землю. Красное. Не одна капля крови, которую я пыталась выпустить себе вчера. Целое море. Все его горло в крови, и она пульсирует вместе с сердцем. Тело дергается, затихает, а я валюсь с лошади. ГЛАВА 38