Проводник молчал. – У нас нет слуг из Йеллоувиня, – продолжала болтать Каролина, поглядывая на ворота дома, в который ушел Святослав Федорович, – а жаль, я бы практиковалась в языке. У меня все сестры знают йеллоувиньский, а я говорю очень плохо. Хочешь, я попрошу Четери отдать тебя мне? Молодой Ши становился все бледнее, а губы и вовсе сжались в тонкую линию. Каролина вздохнула – солнце палило все жарче, – посмотрела в сторону реки. – Ненавижу ждать, – сказала она недовольно и чуточку капризно. – Ужасно, когда нечем заняться. Пойду отца позову, – она уже сделала несколько шагов к воротам и вдруг обрадованно развернулась. – Ой, забыла! А давай я тебя пофотографирую? Ты так гармонично сложен, я смогу тебя потом нарисовать. Можешь снять рубашку? Она такая застиранная… под ней не видно ничего. Мне кажется, у тебя идеальные пропорции плеч! Так очерчены мышцы! И она защелкала фотоаппаратом, запечатлевая, как Вей Ши с выражением крайнего изумления на лице поворачивается к ней, выдыхает, в четыре шага оказывается рядом… Фотоаппарат полетел на землю, хрустнул под каблуком ботинка, а Каролинка, всплеснув руками, упала на колени, потрясла запястьем, которое только что грубо вывернули, – но не это ее волновало. – Зачем? – всхлипнула она, собирая раздавленный фотоаппарат и прижимая его к груди. – Ты что, дурак?! – Губы ее дрожали, как и голос – но он был грозным, тонким. – Ты знаешь, сколько тут всего? Тут мои рисунки, и куча референсов, и Ангелина, и папа… зачем? Проводник стоял с таким яростным лицом, будто она только что нецензурно обозвала его матушку, и глубоко выдыхал, постепенно успокаиваясь. – Ты наглая девчонка. Я тебе не обезьяна, чтобы меня фотографировать, – наконец сказал он презрительно. – Нас вообще запрещено фотографировать. – Нас – это кого? – фыркнула Каролина, поднимаясь и утирая глаза, отчего на лице сразу появились грязные разводы от туши и пыли. Второй рукой она так же прижимала фотоаппарат к груди. – Его величество императора? – она заморгала – грязь попала в глаза. – Тоже мне, нашелся, важный какой. А попросить нельзя было, я бы удалила, зачем сразу ломать? – принцесса снова посмотрела на осколки, на покрасневшее запястье, скривила губы и окончательно разревелась. – Ты злой и грубый! Я все расскажу папе и Четери! Тебя накажут! Выгонят! А если сестре расскажу, она тебя вообще убьет!! – Тому, кто защищает честь рода, нечего бояться наказаний, – процедил Вей Ши. – Никому не позволено нас унижать. – Уходи! – принцесса сердито шмыгнула носом и топнула ногой. – Иди подметай двор или чем ты там занимаешься. Тоже мне, защитил честь рода перед двенадцатилетней девочкой. Дурак! Когда Святослав Федорович вышел из дома с ворохом зарисовок, Каролина, зажав планшет между ног, вытирала платьем глаза. Проводника нигде не было. Бывший принц-консорт, выслушав прижавшуюся к его груди дочку, которая от внимания и сочувствия начала еще сильнее всхлипывать, закаменел, погладил ее рукой по спине. – Пойдем обратно, Каролина, – сказал он. – Я… пообщаюсь с этим молодым человеком. Никто не смеет трогать мою девочку. – Он сильный, а у тебя нет руки, – жалобно и испуганно проговорила младшая Рудлог. – И вообще он слуга. Ну его, пап! Он, наверное, ненормальный! Святослав Федорович улыбнулся. – Каролина, защищать своих нужно вне зависимости от собственной силы. Давай я полью тебе из фляги воды, умойся, и пойдем. Во дворе дворца Четери йеллоувиньца предсказуемо не оказалось. Зато был сам Владыка с женой: они обедали прямо среди цветущих деревьев, и Четери встал навстречу гостям, по всей видимости, собираясь пригласить их за стол. Собирался что-то сказать – но остановил взгляд на лице младшей Рудлог, на опухших глазах и губах, заметил покрасневшее запястье и посуровел. А когда выслушал Святослава и Каролинку, тяжело помолчал несколько секунд. Света за его спиной смотрела с тревогой, но не на гостей – на мужа. – Почтенный Святослав, принцесса, – сказал Четери, – примите мои извинения за нарушение законов гостеприимства. Я обещал вам защиту и безопасность. Так как это мой ученик, тяжесть его проступка – на мне. – Я бы хотел пообщаться с этим Вей Ши, – попросил Святослав. Чет покачал головой. – Не нужно. Мой ученик, мне его и наказывать, а вам не по статусу на него руку поднимать. – Пап, – взмолилась Каролина, с испугом дергая отца за ладонь, – пусть Четери сам, пусть! Бывший принц-консорт посмотрел на дочь, на Чета. Культя его дернулась, и он опустил голову. – Хорошо. Я не виню вас, Четери. – И мы еще придем, – взволнованно добавила Каролина. Подумала и добавила вежливо: – С вашего разрешения, Владыка! Гости ушли, отказавшись присоединиться к трапезе, и Чет, спокойно доев запеченное мясо, сыто потянулся, потрепал жену по коленке и встал. – Четери, – жалобно попросила Светлана, – не убивай его. – Не убью, – спокойно пообещал Мастер. – Моя задача – чтобы он жил умным, а не умер дураком. Вей Ши сидел в своей аскетичной каморке на узкой кровати, обхватив голову руками. Увидел входящего учителя, вскочил, вздернул подбородок вверх. Мастер наматывал на локоть длинный кнут, и лицо его было печальным. – Снимай рубашку, становись спиной, молодой Ши, – сказал он с сожалением. – Услышишь звук – прыгай. Увернешься – твое счастье. – Будешь пороть меня, как раба в старые времена? – вспыхнул внук императора, сжимая кулаки. – Лучше убей, Мастер! Лучше убей! – Рабов привязывали, – поведал Чет, – а я даю тебе возможность и в наказании учиться. Ты не себя испачкал – мое слово испачкал, щенок, моих гостей оскорбил. Ты, взрослый, обидел ребенка, ты, мужчина, тронул женщину. Но ты можешь это искупить. Лучше я сейчас тебя накажу, чем жизнь – потом. Прыгай! – Не буду, – прорычал Вей Ши. – Ни прыгать, как трус, ни прислуживать безродным. Если бы кто увидел эти фотографии и меня в одежде бедняка, грязного, то позор бы пал на семью Ши! Разве есть разница, кто тебя позорит? Хочешь наказывать – наказывай, а я своей вины не вижу! – Твой выбор, – кивнул Четери – и кнут зашипел, завыл, как звенящая змея в атаке, и за дверьми каморки несколько минут слышны были свисты и сдавленные, глухие стоны. – В Тафии у реки есть храм Триединого, – говорил воин-дракон, сматывая окровавленный кнут. Вей Ши остался на ногах, но опирался на стену у окна, уткнувшись в нее лбом и тяжело дыша; рубашка была разодрана, плечи его дрожали. – Туда уже пришли монахи, туда приходят бедные за помощью. Пойдешь к ним, там залечат твои раны. Боли сейчас у тебя больше, чем вреда. Останешься помогать, пока не поймешь, что можешь вернуться. Помогать, ни от какой работы не отказываться, всех слушать и слышать и жить только на то, что заработаешь на пожертвования. Когда вернешься, скажешь мне два слова. Если не те – пойдешь обратно. Понял? Внук императора великого Йеллоувиня, наследник престола, молчал. – Второй вариант. Я залечиваю твои раны, и ты остаешься здесь. Переезжаешь в лучшие покои, и я всем сообщаю, кто ты. Будешь жить, как привык. Но учить я тебя больше не буду. Спина Ши напряглась. – Ты… обещал… деду, – с трудом проговорил он. – Я скажу, что не справился, – беззлобно усмехнулся Четери. – Мои гордость и честь это не заденет. Молчание, прерываемое тяжелым дыханием. – В храм, – тихо сказал Вей Ши. – Иди, – с одобрением ответил Мастер клинков. – И возвращайся, когда поумнеешь. Только надень плотную куртку. Чтобы не испугать мою Светлану. Когда Каролина с отцом вернулись в Истаил, Ани с Нории еще не было. И младшая Рудлог, все еще переживая испуг и обиду, с жадностью набросилась на накрытый обед. Святослав Федорович пытался открыть раздавленный фотоаппарат и проверить, цел ли накопитель. За окном начался дождь, и свежий воздух бодрил и радовал. – Цел, – сообщил Святослав Федорович, доставая прозрачную короткую трубку. – А фотоаппарат новый купим, дочка. Как рука? – Не болит почти, – с облегчением проговорила Каролина, дожевала кусок рыбы и просительно добавила: – Па-ап… а Ангелине обязательно рассказывать, да? Она смыла косметику и выглядела совсем маленькой. И голос ее звучал по-детски. – Нужно, Каролина, – отец вытер руку о салфетку и тоже приступил к обеду. – Тебе необходима охрана. Я, к сожалению, не в состоянии тебя защитить. В произошедшем есть и моя вина: я слишком увлекся и оставил тебя одну. – Папочка, ты самый лучший, – заверила его младшая Рудлог горячо и торопливо и чуть не подавилась рыбой, закашлялась. Святослав подал ей воды. – И ни в чем не виноват! – Мне нужно было предупредить тебя, что у людей из других стран и сословий другой менталитет, дочка, и то, что мы воспринимаем спокойно, для них может быть оскорбительным. Например, те, кто не видел вспышек фотокамеры, вполне могут испугаться или посчитать это колдовством или нападением. Хотя этот Вей Ши из Йеллоувиня… что-то не припомню там запрета на съемку людей, может, он из секты какой или особенности конкретного рода? Как бы то ни было, дочка, нужно быть осторожнее с чужаками. – Теперь-то я буду, – грустно пообещала Каролина. – Просто я боюсь, что Ангелина меня больше не отпустит в Тафию. А там куда красивее, правда? Святослав Федорович рассеянно кивнул. – Отпустит, не переживай. Просто приставит охрану. И мне будет спокойнее. У тебя сейчас занятия? – Да, – голос младшей Рудлог был уныл. – А сегодня, между прочим, праздник! – Праздник отметим вечером. А я пока схожу в Рудлог, куплю тебе новый фотоаппарат, пообщаюсь с Василиной. И навещу Валентину с детьми. Давно у них не были. Со мной нельзя, – предупредил он просьбу дочери. Каролина тяжело вздохнула и кивнула. – А может, их к нам пригласить, пап? Погостить? – Я думал об этом, – улыбнулся Святослав Федорович. – Поговорю с Валей. Ешь, Каролина. Младшая Рудлог некоторое время послушно и тихо ела, не нарушая этикет болтовней с набитым ртом. Но все же не выдержала: – Жалко, что мы не можем сейчас все вместе на праздник собраться, правда? – Каролина положила в рот еще кусок рыбы. Прожевала. – Все в разных уголках мира. Это грустно, пап. – Это жизнь, милая, – тихо сказал Святослав. – Кто-то уезжает далеко, кто-то уходит. Это жизнь. Глава 12 1 февраля, вечер среды, Север Рудлога, поместье Байдек