За века стараниями градоправителей многое в облике города поменялось в лучшую строну, даже памятники появились, и если так будет и впредь — есть опасения, что древний купеческий город превратится в нью-столицу. Р-революционные смуты в столицах российской империи мало коснулись города, а потому вносить проходившие события в графу «благо», или «беда» автор оставляет под вопросом. Непонимание большей частью горожан сути проходящих событий граничило с безразличием: — Мы-то чего поделать можем? — вопрошали горожане окружающее пространство, и не получив указаний на действия продолжали смотреть сны и толковать виденное в свою пользу: — Говно видел… много говна, еле ноги вытаскивал… — Говно к деньгам, жди прибыль… — У кого-то говно из сонного видения в деньги превращается, а уменя говно говном и оборачивается.. Безразличие к происходящему в столицах, будь оно каким угодно ужасным, шло на пользу горожанам и помогало выжить в трудные годы отеческой истории: — Кому нравится шуметь — пусть и тешатся на здоровье, а мы как-то и в тиши поживём. — Мать, кто встречал сынка у выхода? — Старый такой доктор, с бородкой. — На Ивана Сергеича Тургенева, земляка нашего, похож? — Не помню фамилию, вроде профессором называли. — Ну, да, в рядовой губернской больнице — и профессор. Ни много чести сыночку? А с другой стороны в отечество пришли такие времена, что и профессорам дозволялось трудиться в губернских городах. То-то, смотрю, тянет к высоким материям! Вот оно, время открытия тайн! Фрагмент второй С заявлением сверху о «щастье детей страны савецкой» автор готов согласиться: — Так и есть, после шести безоблачных лет пришла война, коя народу безоблачной не показалась. Издревле известно: военные забавы единицам наверху приносят «народную память в веках», а прочим остальное и худшее, что содержит война. Истина о героях и рядовых выясняется в мирное время. Позже, когда накал страстей приходит к температуре не выше человеческого тела… — … и когда старыми доблестями необходимо закрасить новые промашки. Где набрать средств на материальную память сгинувшим? И надо ли? С началом войны столицы Европы волновались, но родной город не шумел: — Чего шуметь-то? Шуми, не шуми проку с того? Немец, знай, прёт, вон уже где, выживать надо — на какую надобность и радость в будущем времени следовало выживать ответа не давали с объяснением: — Тёмные мы… — и жили по инерции. Любимый город в известные исторические времена познал вкус оккупации, и автор, не покидавший город, о днях оккупации кое-что сохранил в памяти. Или память сама, без участия автора, сохранила оккупационные эпизоды? По правилам написания биографий в этом месте следует поставить точку с устным добавлением «далее ни хера не помню, мал был» и успокоиться, но ничего не получилось по изложенным ниже причинам. Биография интересна, когда наполнена редкими, пусть и не частыми удивляющими событиями, а ежели прожил в голом ординаре с невозможностью зацепится и за единое интересное событие — остаётся пустить в ход какую ни есть фантазию с невозможностью проверить. Авторы автобиографических повестей чем-то схожи с сапёрами без миноискателей. Повесть посвящается трём опорам жития моего: а) Отцу, давшему жизнь отпрыску, а чтобы отпрыск не ушел в мир иной в трудное время отеческой истории — пошёл служить врагам. Жизнь отроку сохранил, но свою испортил без пребывания в местах исправления заблудшихся савецких граждан: — Бог миловал… Больше половины граждан отечества верует в «силы небесные» в ниспослание минимальных благ, но меньшая, как всегда, возражает: — «На бога надейся, а сам не плошай». Как происходило падение отца в грех служения врагам и есть основа повести, И не только… б) матери, коей досталась двойная порция лишений, но с женщин за отеческие катаклизмы спрос нулевой, как у заместителей больших чинов. Мать не давала подписку на «верное служение Рейху», семейству на выживание хватило отцова падения. в) учителю русской словесности Петру Андреевичу, подарившему знания русского языка в пределах школьной программы с пятого по седьмой классы старой добротной советской школы. Он, мудрый учитель мой, открыл глаза на красоту, силу и величие русского языка да пребудет душа учителя в вечном покое! г) а такоже и другие души, заполнявшие кладовую памяти автора интересными житейскими историями и призывавшие быть милосердным. Отцовой Душе, впавшей в грех служения врагам, в получении чужого и сомнительного «со святыми упокой» по приговору (всего, как всегда) савецкого народа отказать на срок в тысячу лет и ни минутой меньше. Отсчёт начать с момента сообщения из тарелки-репродуктора о начале войны, то есть, от двадцать второго июня одна тысяча девятьсот сорок первого года двадцатого буйного столетия от «рж. Христова» Иные точки отсчёта (реперы) интереса не содержат и будут пропущены. Условно-досрочное освобождение на лишенных «царствия небесного» не распространяется. Пятую величину, принимавшую участие в написании повести (беса) поминать не стану, лишнее, в процессе повествования неведомая сущность даст знать о себе без приглашения. Фрагмент третий. Везло древним: бледными тенями усопшие отцы являлись сынам и лишенные органов дыхания (лёгкие), голосовых связок и речевого аппарата (язык и мышцы рта, амбушюр) ухитрялись внятной речью снимать покров тайны гибели своей, а, мне, как проклятому, ни единого намёка о событиях прошлого. Никаких. Хотя, не совсем так и совсем не так: две трети «Прогулок» навеяны сущностью, коя при вселении на панический вопрос домовладельца: — Кто ты!? — мгновенно, не задерживаясь, что ценно в людях, голосом приятного тембра представилась: — Бес… — голоса такого звучания называем «задушевными» и верим всему, что голоса озвучивают. Выкладывай косным гласом правду усомнюсь, не поверю сказанному, но соври красивым слогом и приятным тембром — поверю на сто двадцать процентов. На том горели, горят, и впредь будут полыхать русские люди. Откуда цифирь? С потолка: прошлые сто процентов выполнения плана в стране саветов ни о чём не говорят новому поколению, сто процентов норма трудящемуся страны саветов, а двадцать процентов сверху ста проходили подвигом во славу «страныпобедившего социализма» и награждались премией. О постигшем бедствии (вселение Беса) подробно изложу ниже, а здесь ограничусь коротким пояснением сущности в звании «бес», коего целиком вписать в разряд бедствий не могу: две трети сочинения, если не более, созданы его наветами. Пока живу надеждами, да не свалятся оные тяжким грузом на кого-то ещё, не придавят насмерть, не расшибутся сами, но останутся жить: — Уйдёт в нети последний со(а)вецкий человек — мигом растает, сгинет и проклятие, ибо без проклинающих набор пугающих пожеланий теряет силу, чахнет и умирает, как долго общавшаяся к кислородом воздуха и потерявшая «убойность» водка. Не обойду стороной и помяну на страницах повести имена героев, кои по злому умыслу, или в отсутствии всякого смысла, пребывая в тягчайшем слабоумии, вынудили миллионы савецких граждан ещё вчера «преданных бессмертному учению вождя мирового пролетариата о построении социализма в отдельно взятой стране» пойти в услужение врагам за «презренный кусок вражеского хлеба» Фрагмент четвёртый: Написание «совецких» не нарушение орфографии русского языка, «совецких», или «савецких», расценивается как «злая, умышленная и враждебная дискредитация…» — читатель волен внести позицию, кою пара из человека и сущности в звании «бес» пыталась обойти стороной. Живёт в народе непоколебимая и непобедимая, могучая и крепкая языковая лень, дозволяющая выпускать слова, как с нарушением правил — так и без. Ленивых слов в русском языке предостаточно, но первым, опорным, выступает «совецкий»: от первой колыбельной в исполнении матушки, на Руси колыбельных отцы не поют, и до старости, из миллиона напоминаний отцов-командиров. — Всегда и везде помни: ты совецкий человек, и живёшь в прекрасной стране мира! — отцы не заботились о чистоте языка и выпускали «совецкий» с ошибками. На то время никто подумать не мог, что через семь десятков лет появится нужда выделить деньги из бюджета на «борьбу за чистоту русского языка», но, как всегда из благородной затеи ничего не вышло: выделенные деньги разворовали, язык остался прежним с единичными новинками из серии «заднепроходных». О заднепроходных словах и оборотах речи ниже. Со дня рождения, и до кончины, добросовестные единицы из народа правильно поминали «советскую власть», а прочие меняли две литеры «тс» на «ц» с внутренним убеждением «этой власти и так сойдёт» Требующих правильно называть власть советов рядомна всех «вредителей» не находилось и «политический словесный разврат» процветал. Нерадивые держались за веру: — Как говорим — так и есть. Голая Вера и подруга Правда, века проживавшие парой, не стеснялись наготы, но в новое время задумались: — Сколько голыми жить!? — приоделись не на «кровные», как принято называть трудные деньги, но помогли добрые люди с условием: — Обе красивые, в народе известные, но лучше будет, если перестанете вылезать с ненужными проповедями и народ с панталыку сбивать. Забудьте себя, в беспамятство уйдите, будто никогда не было. Особливо ты, Правда, а коли невтерпёж молчать выпускай подругу Веру, девка разумом слабая, всему верит, а в нашем царстве с дурочек спрос никакой. Сама не выпячивайся, не вылезай, посматривай по сторонам и помни: Правда не всем и всегда нужна, больше выиграешь. — Есть Вера, коя ничего, кроме веры, не требует, её ещё «голой» называют? Тихая, скрытая, тайная и прекрасная вера, настолько крепкая, что ничья хитрая пасть не посмела заявить «вера без дел мертва»? появится когда-нибудь Вера без корысти? — Нет. Утопия. Фантастика. Люди делятся на верящих в обещания сверху, и на таких, кто верит исполнению обещанного, а каких больше — по причине отсутствия данных ничего сказать не можем, да и природа анархиста претит пребывать как в первой — так и во второй категории. Речь о магии слов заведена по причине: не искажай савецкие люди высокое звание «савецкий», не ленись правильно произносить гордое «советский» — того, что случилось с совецкими людьми спустя семь десятков лет после «свершения великой октябрьской р-революции» прошло мимо, не зацепив многими лишениями основную массу народа. Не сваляй дурака савецкие люди в малом — с большой помпой, шумом и грохотом, с бурными потоками славословий, провели «мероприятие по празднованию столетнего юбилея первого в мире государства рабочих и крестьян», а опохмелившись поутру следующего дня — «бодро, с песней вступили во вторую сотню лет пребывания в «совецких». Но не судьба: сработала небрежность в произношении и прекрасное будущее «накрылось медным тазом».