Я пошел за ним, пытаясь высмотреть безопасный путь – вокруг начинался капитальный пожар. А потом я увидел Мать Драконов. Она парила над лесом, и её длинные белые волосы клубились в горячем, поднимающемся от земли воздухе, как облако. – Скорее! – завопил наставник и рванул к ней, прямо через тлеющий подлесок. Слава богу, мы с Лумумбой успели принять по дозе, так что оба были на пике формы. Это нас и спасло. Волна эйфории как раз схлынула, оставив холодное ощущение магущества. В Академии курсантов специально тренировали справляться с чувством восторга. Даже использовали отрицательное подкрепление, чтобы не возникало соблазна вмазаться просто так. С привычным уже равнодушием я проследил, как сдвигается Завеса и мир раскалывается на два света: на тот, и на этот. Фигура наставника стала однобокой. Только правая половина головы, одна рука и одна нога, а вся левая его часть приобрела зыбкую, эфемерную текучесть и исчезла в Нави. Стволы деревьев, камни, даже тарантас Мамеда, сделавшись пронзительно четкими и ясными, больше не отбрасывали тени. В «том» свете Мать выглядит устрашающе. Волосы, в Прави бывшие белыми, здесь сияют чистым серебром, вместо глаз, носа и рта – темные провалы. Она левитирует на столбах света, бьющего из ладоней. Вокруг, окутывая её, как саваном, клубится сила. Сила темная, дурная. Она как черное, чадящее пламя, и от нее инстинктивно хочется держаться подальше. – Ваня! – зовет Лумумба, становясь в боевую позицию. – Давай вместе, в три касания! И мы даем. Мать беззвучно кричит, корчится, а потом, оторвав от себя кусок черного савана, набрасывает его на нас, как пелену. Я моментально слабею – будто выключили лампочку у меня в груди. Сердце затихает, как уставший двигатель, и ничегошеньки больше не хочется. Даже дышать. Руки сами собой опускаются, и Навь, окружив меня плотным коконом, начинает затягивать к себе в нутро. Лумумбе же черная сила Матери не причиняет никакого вреда, даже наоборот. Впитав свою часть савана, бвана громко смеется, запрокинув голову и кровожадно оскалив зубы. А затем, набрав полные щеки ветра, с силой дует на меня – и саван сдувает. Как рваная паутина, он опадает на землю и исчезает. Выпрямившись, я встряхиваюсь, словно пес, которого заели блохи – именно такое ощущение оставляет послевкусие темной силы, и начинаю дышать нормально. Наставник делает свой ход. Раскрутив над головой огненное лассо, он набрасывает его на Мать. Петля затягивается на шее, не давая ей подняться выше. Мы с Лумумбой тянем, пытаясь посадить её на землю, но магичка не сдается. Тёмная сила поддерживает её в воздухе, не давая упасть, а потом Мать срывает с неба тонкий серпик луны и, как ножом, перерезает им огненную нить Лумумбы. Освободившись, она раздирает Завесу и достает еще одного дракона. Я застываю столбом: вот как она это делает! Черпает силу не из себя, а прямо из Нави. Её твари – не наколдованные, а самые, что ни на есть, "настоящие". Но удивляться некогда. Дракон огромный. И черный, до синевы. Взмыв под самый небесный свод и медленно развернувшись, он пикирует прямо на нас. Из пасти его бьет огненный столп, цветом напоминая расплавленный металл. Я чувствую толчок в плечо и слышу бодрый голос наставника: – Не спи, падаван, веселье только началось. Держи! Он достает из жилетного кармана крошечную, но растущую на глазах монетку, и вот мы поднимаем над головой щит Джян-бен-Джяна – только он способен выдержать пламя дракона. Щит тяжелый, почти неподъемный. Будто сработан не из шкур тысячи василисков, склеенных желчью отцеубийцы, а из стальной плиты банковского сейфа. Щит поглощает весь жар, но раскаляется, и мы бросаем его на землю, где от остывает, исходя искрами и поджигая траву. Опять я не успел ничего рассмотреть… По слухам, на внутренней стороне щита были запечатлены все великие битвы прошлого, а на внешней – грядущего. По крайней мере, так говорили в Академии. – Не зевай, стажер. – кричит Лумумба. – Твой выход! Я киваю и достаю из Нави свою заветную сударшана-чакру. Сколько сил и Пыльцы я потратил на её создание – ужас. Пришла пора сдать "выпускной экзамен" и получить аттестат зрелости. В одиночку сразиться с чудовищем. Убить дракона. Хорошенько раскрутившись, я, как дискобол, запускаю чакру в небо и стальной диск, визжа и вращаясь, врезается в тело твари. Дракон, запрокинув голову, ревет, пока диск, как циркулярная пила, режет его на куски. – Пять с плюсом, стажер! – наставник довольно потирает руки. – А за зрелищность – дополнительный бонус в виде стаканчика мороженного. Увидев, что её оружие уничтожено, Мать сатанеет. Воя, как сирена, она вновь запускает руки в Навь и достает огненный шар. Подняв его над головой, магичка бросает шар в нас с Лумумбой, и мы еле успеваем отскочить в разные стороны. Не дожидаясь ответного удара, Мать бросает шары один за другим. Падая на землю, они взрываются, как горшки с греческим огнем. – Надо брать живьем! – кричит довольный, как кот, Лумумба. – Такая девушка! Персик! Девушка-персик запускает очередной шар, и он расплескивается о грудь наставника. Меня задевает брызгами и одежда загорается. – Вы уверены, бвана? – я приплясываю среди горячих угольков, сбивая пламя с рубахи. – Она станет нашим лучшим боевым магом, можешь не сомневаться. Давай Сеть миродержца! Раз, два, три! Крупноячеистая огненная сетка окутывает девушку, и поначалу кажется, что нам удалось её спеленать. Но через пару минут магичка, придя в себя, рвет нити голыми руками. А затем… Воздух разрывает череда выстрелов и Мать, как подкошенная, падает на землю. Становится очень тихо. От лица девушки ничего не осталось. Грудь тоже разворочена, среди белых осколков ребер виднеются сизые тряпочки спавшихся легких. Сердце не бьется. – М-м-мать! – ругается учитель. Мы ж её почти связали! – Мне так не показалось. – звучит незнакомый спокойный голос. Мы оборачиваемся. Невзрачный, вывалянный в грязи и пепле мужичок. На щеке – глубокая царапина, из которой, теряясь в бороде, стекают струйки крови. Он весь какой-то средний: не высокий и не низкий, не толстый и не худой, ни молодой ни старый… Но взгляд – будто ледяной буравчик. Так и кажется, что дырку провертит. В руке мужичка покоится здоровенный "Носорог". – Сожалею, если испортил вам игру. – говорит он таким тоном, что можно понять: ни о каких сожалениях речи не идет. – Но я не мог рисковать. – Это была не игра. – Лумумба, отряхнув руки, поднимается и отворачивается от поверженной Матери. – Вы хоть представляете, какой силы мага вы убили? – Я застрелил преступницу. – посчитав оставшиеся патроны и с щелчком вернув барабан на место, он сует револьвер обратно в кобуру. – И избавил город и всех его жителей от участи быть сожженными заживо. До ваших магических экзерсисов мне нет никакого дела. Посеревшие щеки и сузившиеся в иголку зрачки означают, что учитель взбешен до крайней степени. Но он берет себя в руки: на чужой территории, инкогнито – не время качать права… – Возможно, вы приняли единственно верное решение. – говорит он горько, а затем, после секундного раздумья, протягивает незнакомцу руку. – Василий Лумумба. Маг. Незнакомец руку принимает спокойно, без опаски и предубеждения, и пожимая, улыбается. – Очень приятно познакомиться. Таракан. Охотник на магов. Глава 7 ИВАН Она была тонкая, мелкая, на вид – не больше пятнадцати. Глаза – как у дикой кошки. Видели таких? Тощие, злые, готовые на всё ради котят. Маша… Рыжая бестия. У нас в банде была такая. Её даже вожак боялся. Девчонка сидела на пригорке, рядом с парнем в разбитых стеклах, и, когда Лумумба протянул руку, я думал, она вцепится в неё зубами. – Зачем вы приперлись, тройной вам тулуп об лед с переворотом. – наставник от такого загиба из уст крошечной девчонки опешил. Я, признаться, тоже присел. – Барышня… – робко попытался наладить контакт учитель. – Тамбовский упырь тебе барышня. – она вскочила на ноги и уперла руки в бока. – Мать застрелил Таракан. Драконов тоже мы завалили. Но что мы видим? В последний момент, как чертики из табакерки, из лесу выпрыгивают два паршивых наркомана, делают ручками пару пассов и забирают себе все лавры. – она наскакивала на Лумумбу как молодой, едва оперившийся петушок на старого матерого орла. Я возмутился. Какое право имеет мелкая пигалица на нас орать? Мы, можно сказать, их жопы из пекла вытащили. Должны в ножки кланяться, да благодарить. По гроб жизни. – С чего ты взяла, что мы это из-за денег? – А из-за чего же еще? – встрял парень. Глаза его разъезжались в стороны, как у безумного кролика. – Присвоите себе все заслуги, Шаробайка вам, магам, и поверит. Мы-то кто для него? Так, пушечное мясо… – Господа! – Лумумба примирительно поднял руки. – Смею вас заверить: никакой славы и наград мы не добиваемся. Оказались мы в вашем городе случайно, проездом. Проснулись среди ночи, от криков испуганного населения. Вмешаться решили исключительно из чувства самосохранения – не хотелось наблюдать поутру руины гостеприимно отнесшегося к нам населенного пункта. – Мы прекрасно обошлись без вас, город был в безопасности. А теперь… – Маша безнадежно махнула рукой. – Они правы. – вдруг сказал Таракан, до того не принимавший в беседе никакого участия. – Поймите правильно, молодежь: если б маги её не спеленали – хрен бы я попал. Револьвер – это не снайперка. Всё могло закончится по-другому. – Вот, Тара, ты всегда так. – буркнула Маша. – Сделаешь большое дело, а победу кому-нибудь другому всучишь, насильно. Дон Кихот хренов. И что нам теперь? Табор сгорел – одни головешки, сокровища развеялись пеплом… А мы в это дело столько бабла вбухали – год можно было ничего не делать, только на балалайке играть. – Если дело только в компенсации, то я… – Лумумба сделал вид, что лезет в карман плаща, за бумажником. Маша устало вздохнула.