– Ну откуда у вас деньги? Разве что, наколдуете. – она окинула взглядом Лумумбу, одетого в свой походный, вываренный в щелоке и пропитанный смолой, плащ. Выглядел плащик и вправду не очень, да и весил порядочно, зато мог отразить огненный шар или даже пулю. – Девушка, не надо грубить. – урезонил её наставник. – Люди мы действительно не богатые, но предлагаем ведь от чистого сердца. – Чужого нам не надо. – обрубил Таракан. – Сами разберемся. Пойдем к Хрону, посчитаем, может, хоть компенсацию за боеприпас выплатит… А тебе, Маха, я отдам. – он сочувственно посмотрел на девчонку. – В конце концов, это я тебя уговорил. – Никто меня не уговаривал. – в голосе дюймовочки звякнул металл. – Рисковали вместе, и проиграли тоже вместе. Всё равно без сокровищ Матери это всё бесполезно. Столько, сколько мне нужно, ни у кого нет. Конец всем надеждам. – совсем тихо добавила она отворачиваясь, как бы про себя. – Жадность – второе счастье, я всегда так говорил. – заржал Обрез. Он явно не проникся моментом. Маша глянула на парня через плечо – как на искалеченную, но неприятную и опасную зверушку, но ничего не сказала. – Помнишь, Витюша, я тебе говорил: есть время варежку раззевать, а есть время язык за зубами держать? – Таракан отвесил парню хорошего леща. Из очков, жалобно брякнув, вылетели разбитые стекла. – Ну… – Монеты гну. Пальцами. – парень схлопотал еще одного леща. – Попрошу вот господ заезжих магов превратить тебя в тихое незлобивое животное. Ёжика, например. Или черепаху. – А сколько тебе нужно? – тихо спросил я, пока никто на нас не смотрел. Почему-то перед этой девчонкой я ощущал личную вину. Будто обманул в чем-то. – Ты не думай, мы с бваной не такие уж и нищие. – она горько усмехнулась и покачала головой. – Прав Таракан. Извини, что наехала. Сами дураки… Может, и не было никаких сокровищ. Попались, как дети на пустые фантики. – подняла ко мне лицо и улыбнулась. Будто лучик солнца сверкнул. – Не бери в голову, заезжий маг. – А и вправду, Машенька, зачем столь юной девушке так много денег? – встрял Лумумба. Она только дернула плечом, и отвернулась. – Для Бабули. – вместо нее ответил Таракан, и почесал затылок. – И как я сразу не сообразил… – Маша обернулась к нему, как ужаленная. На бледном, заострившемся лице остались только огромные, полные боли глаза. – Замолчи. – она еле сдерживалась, чтобы не кричать. – Это не ваше дело. Это ничье вообще дело, и никого не касается. – Эх Маха, добрая душа… – грустно улыбнулся Таракан и протянул руку, будто хотел погладить её по голове, но передумал. – Да разве ж Бабуля не нашел бы денег, если б это помогло? – Я узнавала. Амулет десять тысяч стоит на черном рынке. – Нет такого амулета, который ему поможет, дочка. – вздохнул Таракан. – Да если б был, мы бы всей артелью… Не ты одна Бабуле жизнью обязана. Из тех, кто сейчас в охотниках ходит – каждый второй. Думаешь, мы бы на амулет, кабы он был, копейку пожалели? – Он ни у кого не стал бы просить. – буркнула Маша. – Он и о нашем с Ласточкой плане не знает. – и уставилась себе под ноги. – Только всё хуже ему. Почитай, каждую ночь… А мы ничего не можем, и только соседей по утрам пересчитываем. И пошла, не замечая, куда ставит ноги. – Витяй, пригляди. – скомандовал Таракан. – Да смотри у меня – насчет языка. А то я быстро… – парень молча кивнул и бодро поскакал вслед за Машей. – И чтоб до дому довел. – строго крикнул ему в спину Таракан, а потом обернулся к нам. – Вы насчет парня плохого не думайте. Хороший он. Просто ушибленный малость. – Из завязавших? – сочувственно спросил наставник. – Ни-ни! Чистый, аки слеза младенца. Досталось ему только. В детстве. – В детстве нам всем досталось. – я, не удержавшись, фыркнул. – И чего из этого сенсацию раздувать? – Ваня. – негромко позвал Лумумба. – тебя тоже в молчаливое тихое животное превратить? В рыбку, например. Золотую. – Да не надо меня ни во что превращать. Я и сам, кого хочешь… – я вдруг понял, что это начался отходняк. Отвернулся, вздохнул несколько раз, сжав со всей силы кулаки. Задержались мы здесь. Обычно после работы я стараюсь забиться в какой-нибудь темный уголок на пару часиков. Пока "тот" свет и "этот" вместе не сойдутся. – Что, плохо? – спросил Лумумба. Ему-то хорошо… Пятнадцать лет оперативником служит, с самого Распыления. Привык. – Ничего, сейчас поедем. – утешил он, и похлопал меня по плечу. Потерпи чуток. И повернулся, как ни в чем ни бывало, к Таракану. – Так что там с Бабулей? – Проклятый он. Двоедушник. – Таракан смотрел в сторону. – Днем человек, а ночью – зверь дикий, без разума… Хороший мужик. Скольких детей от горькой участи спас. Маша – питомица его. Он их по помойкам да подвалам ищет, приручает – дети, они же что котята, дичают без ласки. Кормит, лечит, обучает… Да, видно, уж недолго осталось. Не выдюжит. Против проклятья не попрешь. У Лумумбы сделался очень задумчивый взгляд. – Расскажете, где его найти? – Таракан удивленно поднял бровь. – Вы же слышали: денег у них нет. – Ничего. Уверен, мы что-нибудь придумаем. – Таракан долго молчал, будто решая, доверять нам, или нет. – Вы же, я так понимаю, тоже на свой страх и риск воюете? – спросил учитель и окинул взглядом разоренные окрестности. – Ох и не простой вы маг, товарищ Лумумба. – Таракан впервые улыбнулся, став лет на десять моложе. – Обещаю содействовать, чем могу. – А вы – не простой охотник, товарищ Таракан. Обещаю не преминуть воспользоваться вашим содействием. – наставник постучал себя указательным пальцем по кончику носа. Оба рассмеялись, будто старые друзья. Я незаметно закатил глаза. – Жалко, что не удалось в вещичках Матери Драконов пошарить. – сетовал Лумумба, когда мы остались наконец-то одни, в нашем номере. Спать хотелось неимоверно. Запыление всегда отнимает много сил. Чувствовал я себя, как осиновый листок, с которого удалили всю мякоть, оставив лишь тончайшие, похожие на сеточку, прожилки. Но спать было нельзя. Пока вся Пыльца из организма не выведется – ни-ни. Сколько было случаев: отключится человек, а во сне, как известно, себя не контролируешь… А проснется каким-нибудь мальчиком-с-пальчиком в сапогах и с пулеметом. Проще говоря, у каждого свои скелеты в шкафу. И вовсе незачем их оживлять. Так что, спросив себе ячменного кофе – настоящий, как нам сказали, можно только в "Зеленом Пеликане" найти, у Мадам Елены, – мы с Лумумбой мужественно бдели. – Думаете, что-то ценное могло попасться? – от скуки поддержал я разговор. – Прежде всего, хотелось бы взглянуть на её запас Пыльцы. – Вычислить поставщиков по качеству наркотика? – В том числе. – кивнул бвана. – А главное, разобраться: откуда у всей этой аферы ноги растут. Над обычными дилерами обязательно должен быть главный. Координатор. – Лумумба, опрокинув в себя остатки мерзкого кофе вскочил, и, по своей привычке, заходил по комнате. – Сам подумай: по всей стране люди пытаются избавиться от наркотика. Ловят распространителей, казнят наркоманов, борются с маганомалиями… Устали, за пятнадцать лет, от вседозволенности. А здесь – тишина, покой и воля! Даже начальник Агентства в ус не дует, тревоги не бьет, депеш в головной офис не строчит. Почему? – Привыкли, наверное. – пожал я плечами. – Почему в других местах не привыкли? Почему там, – он неопределенно махнул рукой в потолок, – нас дергают, если кикимора под полом заведется, а здесь, – теперь он потыкал пальцем в пол, – драконы над городом летают, и никто не чешется? – Ну, говорил же Шаробайко: до Москвы далеко, у них здесь свои законы… А и правда, бвана, чего вы так кипятитесь? Вон, про Мангазею рассказывают: тамошние бароны завели моду Запыленных на службу брать. И боевых берут и природных… Даже у нас, в Москве, за погодой маги следят! – Ты меня не путай, стажер. – Лумумба затряс головой. – В столице всё под контролем. Хозяевам Мангазеи тоже не резон собственные угодья разорять, они магической силе меру знают. А здесь – он выглянул в окно – всё как-то по-глупому. Анархия, одним словом. Разброд и шатания. Возьми хоть Мать Драконов: колдунье такого уровня, а тем более, Долговечной, были бы рады везде. И у баронов, и у нас в Агентстве. А на что она свой дар тратила? На мелкий шантаж нищих фермеров. Какой в этом смысл? – Эх, жалко, угрохали её эти горе-охотнички… – я, зевая, потянулся. – Моя бы воля – шкуры бы с них спустил и на просушку вывесил. В следующий миг я очутился на полу. Удар был бесконтактным, Лумумба мог это делать одним взмахом брови. – Объяснить, за что? – Очень бы хотелось услышать… – буркнул я, потирая копчик. – Ты, Ваня, не помнишь первых лет после Разлома. А уж жизнь до него – тем более… Как не помнить! Особенно, до того, как к монахам попал… Детские банды – самые жестокие, ибо дети не отличают добра от зла и не испытывают сочувствия к ближнему, а просто хотят выжить. Я был тогда одним из младших – только что пятый день рождения отпраздновал. Подростки такую мелюзгу и за людей не считали. Чтобы доставались хотя бы объедки, такое делать приходилось… Я потряс головой и зажмурился. Те годы я действительно старался не вспоминать. Иногда, внезапно проснувшись среди ночи, стыдно признаться, начинал плакать. От облегчения, осознания, что я уже вырос, и больше никогда не стану прежним. Маленьким зверенышем по кличке Глист… – …Между порядком и хаосом, стояли только они: вот такие вот охотники. – закончил Лумумба не заметив, что я на время отключился. – Убийцы они. Им мага замочить – что утереться. Извините, бвана, можете превратить меня в гусеницу на этом самом месте, но что охотники – благородные люди, искренне радеющие о благе общества, вы меня не убедите. – на всякий случай я всё-таки отполз подальше. – Возьмите хоть мегеру эту рыжую… От полу – метр с кепкой на коньках, а предоставь ей возможность – вцепится прямо в горло. Зубами. Повернись спиной – всадит нож под лопатку, да еще и карманы обчистит. У них даже имен нет! Таракан, Обрез… Как цепные псы, ей богу. Лумумба протянул руку, помогая мне встать. Усадил на стул, протянул кружку с кофе, заботливо наполнив её из кофейника. Сел рядом. От кофе явственно пахло желудями. – Ты думаешь, что маги и охотники – по разные стороны баррикад. Одни призваны колдовать, а другие – это самое колдовство пресекать. – крякнув, он расстегнул ремень, снял через голову перевязь с пистолетами и повесил её на спинку кресла. Затем принялся, упираясь пятками, стаскивать сапоги. – Но это не так. Когда-нибудь ты поймешь, что делаем мы одно общее дело. Я не стал возражать. Может, наставник и прав. Когда-нибудь всё станет как раньше, и все станут счастливы. Но… Он сам сказал: я уже не помню, как было раньше. До Распыления. И таких, как я – больше. Старики постепенно вымирают, а дети, особенно родившиеся сейчас, не знают другой жизни. Они не могут представить мир без магии. Я не могу. Утро нас порадовало визитными карточками, их принес управляющий. Мы с Лумумбой, пребывая в куда более приятном расположении духа, чем вчера, кушали чай. Похмелье… От любого удовольствия бывает откат, и Пыльца не исключение. Как погано я себя чувствовал вчера – словами не передать. И наша размолвка с наставником – следствие банальной ломки. Конфликт отцов и детей вечен. Нужно просто смириться с тем, что мы живем в немного разных временах. После отдыха, хорошего сна, между нами установились мир и благодать. Было очень покойно сидеть за столом, перед самоваром, вдыхая ароматы свежеиспеченных бубликов и клубничного варенья. – Ну-ка, глянем… – Лумумба мановением брови приказал подать визитки. – Господин Дуринян, Тигран Аванесович, виноторговец. Приглашает отобедать в ресторации "У Чаши", в два пополудни. Господин Ростопчий, Михайла Потапович, промышленник. Приглашает к себе домой. Адрес прилагается. Господин Цаппель, градоначальник… О! Вот это интересно: контрамарка на две персоны в "Зеленый Пеликан". Концерт-кабаре и ужин в нашу честь. – В нашу честь? – удивился я.