– Это Ласточка. Мы вместе живем. – уже нам с Лумумбой. – А Таракана вы знаете. – Рад познакомиться. – наставник чопорно поклонился. – Но… Я бы хотел видеть вашего учителя. Нельзя ли его тоже пригласить? – Нельзя! – вдруг крикнула она. Его никуда больше нельзя пригласить! – и, развернувшись, выбежала из кухни. Где-то хлопнула дверь. Мы перевели взгляды на Таракана. – Бабуля ушел. – вместо него сказала девушка. – И не вернулся. Глава 11 Маша Бабуля исчез в ту ночь, когда я ушла на охоту. Ласточка думает, он сам так решил. Почувствовал, что больше не может сдерживаться, что навсегда становится чудовищем. И ушел, чтобы никому не навредить. Это был удар. После всего что было, после Матери Драконов, психованных магов, из-за которых всё и покатилось к чертям собачьим, вернуться домой и узнать, что он ушел… У меня опустились руки. Ласточка, бледная после болезни, теперь и вовсе походила на ледышку – тонкую до прозрачности. Близняшки рыдали взахлеб. …Обрез, как и велел ему Таракан, довел меня до самого дома. Я, переборов себя, пригласила его войти. Нельзя отпускать человека, который тебе чем-то помог, даже чаем не напоив. Пусть он тебе и не очень нравится… Так мы и застали Ласточку с детьми на кухне. За пустым столом. Сила привычки. Бабуля всегда говорил: кухня – сердце хорошего дома. На кухне всегда тепло, вкусно пахнет, и есть стол, за которым может собраться вся семья… Без него – без привычного терпкого запаха самокруток, ироничного смеха, громкого голоса, распекающего за очередную проказу близнецов, было пусто и одиноко. Как мы будем теперь жить? Узнав, что произошло, я бессильно рухнула за стол. Навалилась усталость: две бессонные ночи, сумасшедшая битва с драконами, а теперь – это. Я будто провалилась в глубокий черный омут. Если б не присутствие близняшек, я бы наверное расплакалась. Но нельзя. Теперь я – старшая в доме. По-честному, старшая конечно Ласточка, но она всегда была не от мира сего. За ней тоже придется приглядывать… Обрез, поздоровавшись и уяснив, по какому поводу похоронное настроение, развил бурную деятельность. Растопил плиту, поставил чайник, смел окаменелые крошки со стола, выгнал близняшек умывать сопли и слезы. Ласточке приказал чистить картошку. Ну откуда Обрезу было знать, что ножей дома мы ей не даем? Что моя подружка, начав резать – неважно, что, – уже не могла остановиться… Это была оборотная сторона непревзойденного искусства владения клинком. Самое главное, не Бабуля её этому научил. Она уже такая была, когда к нам попала. Только ничего о своей прошлой жизни не рассказывала. Теперь, глядя на то, как она аккуратно снимает тонкий слой картофельной кожуры, высунув язык от усердия, я не знала, что и думать. Подменили подружку… Или Обрез так на неё повлиял? Она смотрела на парня – длинного, нескладного, с куцей, растущей только местами, бородкой, в постоянно съезжающих на нос разбитых очках, как на святого. – Откуда ты знаешь, что Сашка до сладкого сам не свой? – спросила я, пока Обрез споро замешивал тесто. Тесто, спросите вы? Ну да, самое настоящее, для блинов. Меня это поразило. Бабуля шутил, что профессионально он только консервы вскрывать умеет, мы с Ласточкой тяги к кулинарному искусству тоже не испытывали. Максимум – яичница и покупные полуфабрикаты. А этот невозможный парень… Каким отморозком он бывал на поле битвы – мама дорогая! Это ведь он меня чуть из огнемета не спалил! А третьего дня целый цыганский табор сжег… Напоив всех чаем, он пошарил по полкам, и, никого не спрашивая, побежал в продуктовый. Дома было шаром покати, после пельменей, которые я принесла третьего дня, никто толком ничего и не ел. Притащил целую гору продуктов – страшно подумать, сколько всё это стоило, и вот теперь, стоя у нашей, не так уж часто используемой плиты, собирался печь блины. Мешая большой ложкой тягучую массу, он рассказывал: – Я тебе уже говорил. У меня в деревне два брата: Петька и Армен. Мы втроем месяцами жили, пока маманя на заработки ездила. А я – за старшего, так что пришлось научиться. И хлеб печь и суп варить… В деревне продуктовых лавок нету. – А что до сладкого… – он усмехнулся. – Помню, лет десять мне было. Сварила маманя варенье из малины, и поставила тазик на верхнюю полку, чтобы я не добрался. Да пригрозила: хоть ложечку сожрешь, пока меня не будет, все уши оборву. Естественно, как только она ушла, я полез за вареньем. Мелкий был, как клоп, а таз высоко стоял, я за край полки уцепился, подтянулся… А табуретка возьми, и упади. Так я и повис. Полка не выдержала, таз с вареньем перевернулся, и – на меня. Так и грохнулся, с тазом на голове. Сижу на полу, обтекаю… – Что, прямо весь таз? – мне малиновое варенье, может, разок и пришлось попробовать. Я в магазине банку стащила – давно это было. Бабуля тогда так всыпал, за воровство, что вкуса варенья я и не запомнила… – Ну да, весь. – кивнул Обрез. – Сижу на полу, обтекаю, а вокруг осы роятся. Хорошо, что варенье остыть успело. А тут маманя заходит. – И что? – близняшки слушали, раскрыв рты. Даже Ласточка, вместо того, чтобы вставлять ехидные комментарии, только сопела потихоньку. – А то… Маманя даже бить меня не стала. Языком, говорит, чтобы всё слизал. – А ты? – А что я? Слизал. Тошнило пото-о-о-м… – И что, больше ты сладкое не ешь? – Еще чего. Только пуще прежнего любить стал. Сахар могу тоннами жрать. А уж конфеты… Близняшки дружно захихикали. Помявшись, я сказала совершенно искренне: – Слушай, спасибо тебе. А то мы с Ласточкой по-хозяйству как-то не очень. Да и вообще… Не знаю, что теперь делать. Ладно, мы. А кто близняшек выучит? В городскую школу их не возьмут – больно дикие. Да они и не пойдут… Жизнь без Бабули представлялась страшной и полной скрытых до поры до времени неурядиц. А если дом отберут? Я удивилась своей отстраненности. Почему я думаю, как мы будем без него? Почти автоматически что-то рассчитываю, планирую… наверное, потому что не привыкла верить в лучшее. Всегда так: как только настроишься на что-то хорошее, поверишь – обязательно случается что-то плохое. Так что лучше не обольщаться. Не раскатывать губу… – Найдем мы вашего Бабулю. – не переставая мешать – очки запорошены, руки по локоть в муке – спокойно сказал Обрез. Тара – лучший следопыт в наших краях. Обязательно найдем. – Даже если найдем, что дальше? Как мы его из зверя расколдуем? И тут я поняла, что нужно делать. Единорог всё-таки не обманул: приезд магов в наше захолустье – судьба. Только они могут помочь Бабуле. Наконец вкусно запахло блинами. Стало тепло и уютно, будто Бабуля и не уходил вовсе. Последней мысли я устыдилась. Честно отвесила себе пинка, спрятавшись за дверью в углу, чтобы никто не видел. Бабулю заменить нельзя! Да и не нужно… Мы его найдем. Обязательно найдем, а потом я пойду к этим заезжим магам и упрошу, умолю, заставлю, подкуплю… Что угодно сделаю, но уговорю их Бабулю расколдовать. Сашка ходил за Обрезом как приклеенный – наверное, увидел в нем старшего брата. Он, когда помладше был, часто брата вспоминал. Того, настоящего. Тоже от Пыльцы сгорел: хотел магом стать, да не вышло. Пока накрывали на стол, Ласточка ускользнула с независимым видом наверх, и спустилась через пять минут совершенно преобразившись. Я глазам не поверила. Никакой бледной немочи! Щечки – розовые, глазки блестят, даже губки чем-то намазала… Вырядилась в своё лучшее платье и волосы по спине, как бледный серебряный дождь! Если б это был кто угодно другой, я бы решила, что моя подружка настроена на серьезный штурм. Или всё-таки? Когда на столе воздвиглась огромная стопка блинов, с куском желтого масла сверху, я посмотрела на Обреза с уважением. Может, не такой уж он и долбоклюй. Возится же с ним почему-то Таракан, а Таракана все уважают. И Сашка в него сразу влюбился… А у нашего Сашки нюх на людей такой, что собаки завидуют. – Мир этому дому. – на пороге стоял, кто бы вы думали? Таракан! А я почему-то даже не удивилась… – Как раз вовремя. – по-хозяйски пригласил Обрез. – Проходи, Тара, знакомься. Он уже вел себя, как дома! Рубаха на груди расстегнута и выправлена из джинсов, рукава по локоть закатаны. Хаер убран под красный, в цветочек, платок, в котором я с ужасом опознала любимую косынку Ласточки. Да что ж такое, а? Я что, попала в параллельный мир? – Здравствуй, Марьяшка. – это мне. – Не переживай, отыщется Бабуля… Я еле сдержалась, чтобы не закричать и не затопать ногами. Тоже мне, нашлись герои. Взяли шефство над бедными сиротками. Мы и сами бы прекрасно справились! Без всяких мужиков. Но, глянув на подругу в поисках поддержки, я опешила: она сидела вся такая хрупкая, такая беззащитная… И это – моя подружка? Та, которая может не моргнув глазом перерезать горло упырю? Попасть, не глядя, ножом в сердце василиску? Да мне до сих пор снится, как она – глазищи горят, на губах кровожадная улыбка, – расстреливает из автомата орду орков на гигантских волках! А теперь сидит, заламывает ручки и строит из себя цветочек аленький… Точно параллельный мир. А блины были вкусные. Таракан принес с собой меду – и теперь Сашка, я так себе думаю, продаст ему душу… Мы макали блины в мед и запивали чаем из душицы и чабреца. Стемнело. Я всё ждала, когда Таракан с Обрезом соберутся восвояси, чтобы поговорить начистоту с Ласточкой, да и свои мысли в порядок привести – третьи сутки на ногах, я уже не понимала, где право, а где лево; но они, кажется, никуда уходить не собирались. Странно… Не потому же, что Таракан хочет под шумок оттяпать себе жилплощадь, а Обреза так уж волнуют прекрасные глаза моей подружки? Ладно, не гнать же их на ночь глядя – тем более, после всех гостинцев. Завтра разберемся. Таракан заявил, что прикорнет в гостиной, на диване. Этой комнатой мы почти не пользовались. В ней были собраны раритеты с прошлых времен, до Распыления: несколько шкафов, набитых книгами – могу с гордостью сказать, что уж один-то шкаф набила я сама, лично… Магнитофон. Диски хоть и поцарапанные, но вполне можно было послушать "Травиату" или "Кармен"… Бабуля нам пересказывал по-памяти, в чем там сюжет: ерунда, сплошь любовные страдания. Но пели очень красиво, что есть, то есть. Ноутбук давно не работал, Бабуля носил его в Слободку, к спецам, те сказали, материнская плата выгорела, а новая стоила больше, чем весь наш дом… Была целая коробка журналов – комиксами назывались. Только мы ими как-то не увлеклись: видала я этих суперменов, трех или четырех. Обыкновенные мужики в трусах поверх штанов, ни ума, ни фантазии… Был даже телевизор, плоская черная панель размером два на метр. Он, конечно, не работал – не было каналов, которые бы вещали в наших краях, но Бабуля пользовался им иногда вместо радио – что-то там настраивал и слушал голоса, пробивающиеся сквозь белый шум… Обрез спросил разрешения устроиться в комнате Бабули – я не успела открыть рот, чтобы отбрить его как следует, а Ласточка уже разрешила… Дети, даже Глашка, без звука отправились спать, умывшись и почистив зубы, я тоже не стала выкобениваться – глаза слипались сами собой, так что по лестнице, в нашу с Ласточкой комнату, я поднялась не помню как. Переоделась в ночнушку и вырубилась.