Глава 15 Маша Лично я думаю, Цаппеля грохнули свои же. Хотя бы те молодчики, которых он на кладбище притащил. Рожи у них, мало того, что незнакомые – явно не наши, не городские, так еще и насквозь уголовные. И слиняли они слишком быстро. Я тогда еще подумала: обделались со страху и к реке побежали – портки стирать. А выходит, вовсе они не испугались. Узнали про сокровища, которые Зиммельдорфиха зарыла, и ходу. Возможно, прямо сейчас клад копают. А Ядвигу жалко. Такая она была печальная, одинокая… Каково это: знать, что тебя отравил собственный муж? А Цаппель и вправду злодей. Ходили слухи, что он по подвалам на беспризорников капканы ставит. Теперь я им запросто верю… Когда Лумумбу повинтили, внутренний голос твердил: уходи, пока на тебя никто не смотрит. Скройся, заползи в канаву и сиди там, как мышь под метлой… Но я заупрямилась: надоело. Надоело быть незаметной, прятаться при малейшем шорохе, чувствовать себя никем. Вон, магам убийство шьют, а они скалят зубы как ни в чем ни бывало. Ни Ванька не боится, ни Лумумба. Хочу, как они. Чтоб ничего не бояться и ни на кого не оглядываться! К тому же, с ними довольно весело. Всё время что-нибудь происходит. Когда уходили из гостиницы, я даже испугалась, что про меня забудут. Но Штык не забыл. Вообще-то он мужик неплохой, даже хороший. Делает для города, что может, кражи расследует, убийства. И не только всяких там денежных мешков, простым людям тоже помогает. Я знаю, потому что Бабуля к нему иногда обращался. Дети часто терялись: одни убегали, наслушавшись сказок про магию, другие – от непутевых, обдолбавшихся Пыльцой, родителей… Вместе они многих спасли. Находили, вразумляли, отправляли по домам. Если это было невозможно, пристраивали в другие семьи или в ученики к ремесленникам. Самых трудных, одичавших, потерявших всякую надежду – забирали мы… Не могу перестать думать о Бабуле. Увидев прошлой ночью как он изменился, я почти потеряла надежду. Пока он оставался Зверем – страшным, несчастным, с чешуйчатой головой и огромным, заросшим шерстью телом, была уверенность: таким он быть не захочет. Но сегодня ночью… Это был почти что он, такой родной и хорошо знакомый. Только лучше. Такой как мы с Ласточкой его себе представляли в мечтах. Мы обе были в него влюблены… Но это не такая любовь, когда сюсюканья и поцелуи при луне, а совсем другая. Безнадежная. Страшная. Мы-то знали, у кого на самом деле его сердце… Только Бабуля теперь по ту сторону ходит, а любовь его здесь осталась. Он ведь чуял, что так случится, и сам от нее отказался. А в Управлении ничего не изменилось. Накурено и мрачно, как и пять лет назад. Стены обшарпанные и полы грязные, будто их с тех пор и не мыли ни разу. Полицейские бегают, как ошпаренные – из-за убийства градоначальника. Таких громких дел у нас отродясь не было, вот и вздрючили их по полной. Никаких бомжей и пьяниц, не наблюдается, только за конторкой дежурного сидят две девки в лифчиках и панталонах и уличными голосами орут частушки. На них никто не обращает внимания. Нас почти силком протащили в кабинет полицеймейстера. Здесь было почище, но воняло всё так же гадостно – горелой бумагой и махоркой. Штык, отмахиваясь и отбрыкиваясь от подчиненных, захлопнул дверь, запер её на ключ и, стремительно пройдя через комнату, упал на своё место за старым, изрезанным ножиком столом. Базиль уселся в единственное гостевое кресло. Нам же с Ванькой пришлось довольствоваться табуретками у стенки. – Итак, приступим. – сложив руки на груди, Штык мрачно посмотрел на Лумумбу. – Когда и при каких обстоятельствах вы виделись с господином фон Цаппелем в последний раз? – Господин полицеймейстер. – откликнулся тот. – Думаю, пришло время поговорить начистоту. – и, достав из внутреннего кармана какие-то корочки, протянул их через стол. Корочки были тускло-коричневые, с потертыми уголками. Полицеймейстер так и впился в них взглядом. Когда дочитал, глаза его съехались к переносице, а рот открылся. И стал господин Штык точь-в-точь окунь, вытащенный из воды и тут же брошенный на сковородку. Через секунду, придя в себя, он злобно посмотрел на Базиля и зарычал что-то невразумительное. Тот, насвистывая легкомысленный мотивчик, сидел, как ни в чем не бывало. Тогда полицеймейстер налил себе воды из засиженного мухами кувшина, выпил залпом, и спросил: – Почему вы не пришли ко мне сразу? – При всем уважении, это не ваша епархия. Кому надо, мы представились. Штыка затрясло. – Это Шаробайке, что ли? Да он… – Знаю. – Лумумба прикрыл глаза. – Поэтому и посчитал небесполезным уведомить еще и вас. – Но… – Это не отменяет подозрения в убийстве? У нас не было мотива. – Убивать Живчика у вас тоже якобы не было мотива. Однако вы ошивались рядом и в том, и в другом случае. С тех пор, как вы в городе – случилось два убийства. Два! – Возможно, с тех пор, как мы появились в городе, кое-кем овладела паника? – флегматично спросил Лумумба. – Вы же понимаете, мы здесь не просто так. И вправе подозревать вас точно так же, как вы подозреваете нас. Судя по филиалу нашего Агентства, коррупция охватила самые высшие эшелоны власти. – Пыльца. – с силой проводя по лицу ладонью, как делает всякий человек, которому не дали выспаться, простонал Штык. – Черт бы её побрал. – Слишком много Пыльцы. – поправил его Лумумба. – Для такого захолустного городка. – Наш город является транзитным. – возразил полицеймейстер. – Река, а так же крупные междугородние трассы… Невозможно отследить все пути распространения. – Вот видите. – похвалил его Базиль. – Вы и сами всё понимаете. Так случилось, что именно этот город является ключом к югу России. И воротами на север. Отсюда многое видно, и многое можно сделать. Они замолчали, думая каждый о своём. А я гадала, когда нас отпустят. Лумумба говорил, что если не получится с Бабулей здесь, нужно будет ехать в деревню… – Что вы задумали? – вдруг спросил Штык. Он успокоился. Казалось, даже расслабился. Может, вздохнул с облегчением: не придется распутывать убийства в одиночку. – Будем работать. – пожал плечами Лумумба. – Мы думаем, что убийства Живчика и Цаппеля связаны между собой. И, если не принять меры – будут и другие. – Другие? – на лбу полицеймейстера выступил пот. – Мы думаем, они действительно спровоцированы нашим приездом. Кто-то догадывается, кто мы, и избавляется от свидетелей. Чувствует, что ему вот-вот прижмут хвост. – Базиль сложил пальцы домиком перед подбородком и уставился на Штыка. Белки его глаз недобро сверкнули. – Но мы не дадим ему спрятаться. Не имеем права. Потому что Пыльца – только звено. – Гибридная война. – поморщился полицеймейстер. Лумумба с интересом выпрямился. – А вы далеко не так просты, как хотите казаться. – У меня тоже есть начальство. – буркнул Штык и многозначительно посмотрел в потолок. – А-ха! – Лумумба хлопнул себя ладонями по коленям. – А я-то всё думаю: отчего это от вас так знакомо попахивает? – и хищно дрогнул ноздрями. Я тоже осторожно принюхалась. Кроме плохого табака, пахло еще носками и порохом. Больше ничем. – По какому ведомству? – спросил Базиль совсем другим тоном. – Контрразведка. – он встал из-за стола. Поднявшись, Штык расстегнул китель, ослабил узел галстука и, достав из портсигара длинную сигарету с черным фильтром, отвернулся к окну. С наслаждением затянулся, выпустив дым из ноздрей… А я сидела и думала: почему он нас с Ванькой не выгнал? Или хотя бы меня. Понятно, что с Лумумбой они теперь найдут общий язык – ворон ворону… Но при чем здесь я? Даже разозлилась. Любопытство – любопытством, но влезать в игры всяких там сильных мира сего мне не улыбается, даже статистом. Особенно статистом, потому что именно их обычно убивают в первую очередь. – Назревает война. – сказал Штык, глядя в окно. – После Распыления начался новый виток Большой Игры. Он вернулся к столу и затушил сигарету в пепельнице. Затем взял окурок, разломал его на кусочки, вместе с фильтром, и поджег. Поплыл вонючий желтый дым. – Только я не знаю, кто работает непосредственно в городе. Я здесь не так давно, мне еще не доверяют. – А что случилось с прошлым полицеймейстером? – спросил Базиль. – Вышел в отставку по возрасту. – усмехнулся Штык. – В отличие от начальника вашего агентства. Того, по слухам, убрали… – Ну что ж. – Лумумба поднялся и протянул руку полицейскому. – Будем держать вас в курсе. – Не забывайте: расследование веду я. – предупредил Штык, отвечая на рукопожатие. – На самом деле, я не должен был вам ничего говорить, но… – Я понимаю. – кивнул Базиль. – Очень трудно всё делать в одиночку… Да! Вы обследовали кабинет градоначальника? – Штык кивнул. – Поделитесь? – Ну… – Давайте начну я. – Лумумба прошелся по кабинету. – В сейфе обнаружено золото Мангазейской чеканки. – запустив пальцы в карман жилета, он извлек монету. – Фальшивка. – сказал Штык. – Но мы еще не знаем, откуда оно. – У Цаппеля были долги? – спросил Базиль. Штык пожал плечами. – Возможно. Он же хотел отыскать клад, зарытый женой. – Но тогда зачем ему это? – Лумумба подбросил монету и поймал. – Это золото ищут уже много лет. И сам Цаппель, и другие… – сказал полицейский. – Но безрезультатно. – Не думаю, что он искренне полагал, что в моих силах поднять из могилы его жену, а тем более, расспросить. – Лумумба всё подбрасывал монету. Сверкала она, по-моему, как вполне себе настоящая. – Магия – магией, но в такие вещи люди обычно не верят. Возможно, Цаппель что-то подозревал или даже знал о наших истинных целях. И просто хотел избавиться от помехи – в стороне от города, на кладбище. А потом придумать какую-то правдоподобную версию нашего исчезновения… Например, что заезжий маг, не справившись с заказом, устыдился и убрался от греха подальше. Кто бы стал проверять? – Вы предполагаете, что градоначальник был шпионом?