Патрульный, двухметрового роста «марокканец», вытянулся перед Берковичем, вогнав бывшего стажера в краску: — Тело обнаружил в ходе патрулирования местности. По документам… — Давайте, я посмотрю сам, — нетерпеливо сказал Беркович и взял из руки полицейского удостоверение личности. «Хаим Барнеа, — прочитал он, — год рождения…» Хаиму было сорок пять лет и, судя по вложенному в удостоверение личности документу, он владел парикмахерской на углу улиц Ротшильда и Каценельсона. «По виду не скажешь», — подумал Беркович, ему почему-то казалось, что парикмахер должен выглядеть не так, как обычный мужчина, должно было в его облике нечто такое… демоническое. Впрочем, Беркович редко имел дело с профессиональными парикмахерами, его и сейчас стригла по дружбе соседка, новая репатриантка, и Борис был доволен — он и деньги экономил, и время проводил за приятной беседой с красивой женщиной… Мужчина, которого уже положили на носилки, застонал и попробовал приподняться. — Лежите спокойно, — приказал фельдшер, — у вас может быть сотрясение мозга. Хаим Барнеа опустил голову на подушку и закрыл глаза. — Я поеду с вами, — сказал Беркович. — Мне нужно задать этому человеку несколько вопросов. Фельдшер выразил неодобрение лишь взглядом, но возражать не стал. Машина скорой помощи мчалась, срезая углы и заставляя автобусы жаться к тротуарам. Парикмахер, судя по его взгляду, уже пришел в себя, и Беркович не стал дожидаться, когда машина доберется до приемного покоя и за дело возьмутся врачи — тогда придется ждать не один час, пока эскулапы закончат штопать голову парикмахера. — Как по-вашему, — спросил Беркович, наклоняясь над носилками, — это было случайное нападение или кто-то знал о деньгах? Кстати, почему при вас была такая крупная сумма? Барнеа было трудно сосредоточиться, взгляд его блуждал, видимо, у него действительно было сотрясение мозга. — Я… в банк… нес деньги в банк… Наверно, знал… кто-то узнал… — Кто? — быстро спросил Беркович. — Кто мог это знать? И почему вы были не на машине? — Я… — Барнеа повернул голову и посмотрел Берковичу в глаза. — Я всегда… гуляю в это время… Полезно для… А деньги… Нет, никто не знал… Обычно я отношу выручку позднее… и на машине… — Но кто-то же все-таки узнал, — стараясь говорить как можно внушительнее, настаивал на своем Беркович. — Вы изменили планы и кому-то, видимо, сказали об этом. — Кому… Только Ирит. — Ирит? — Моей жене, — пояснил Хаим. — Вы же не думаете, что… — Успокойтесь, пожалуйста, — быстро сказал Беркович. — Конечно, ваша жена тут ни при чем. Но кто-то мог слышать ваш разговор. Или Ирит могла кому-то сказать… — Не могла, — отрезал Барнеа. — Послушайте, — вмешался фельдшер, — вы бы дали человеку прийти в себя. Допросите потом, имейте совесть! — Ничего… — прошептал Барнеа. — Я нормально… — Чем быстрее я разберусь в ситуации, — сказал Беркович, — тем больше шансов найти преступника. Господин Барнеа, скажите, этот разговор между вами и женой происходил наедине? — Наедине? — повторил парикмахер, он, казалось, плохо понимал значение слов. — Да, нас никто не слышал. — Вы были в комнате одни? — настаивал Беркович, поскольку ему показалось, что Барнеа не вполне понял вопрос. — Нет, — ответил тот. — Это… в салоне. Я собирался… и сказал Ирит… — Кто был в это время в салоне? — Три женщины… Но они не могли слышать… Нет. Они сидели под феном… Голова под колпаком… и жужжит… А мы разговаривали тихо… И далеко… Нет, они не могли… — Три женщины, — раздумчиво произнес Беркович. Других подозреваемых он не видел. Могла ли женщина нанести удар по голове? Почему нет? Впрочем, у нее мог оказаться друг, ждавший снаружи. Но Барнеа прав: сидя под жужжащим феном, не услышишь того, что говорят, да еще вполголоса, на расстоянии трех-четырех метров. Может, кто-то еще находился в зале? Например, муж одной из посетительниц? Ждал жену, читая газету, а Барнеа не обращал на него внимания? Он задал этот вопрос и получил однозначный ответ: — Нет, никого больше не было. — Придется заняться каждой из ваших посетительниц, — сказал Беркович. — Я понимаю, что они могут оказаться невиновны, и им будет неприятно, но другого выхода не вижу. Вы их знаете, этих женщин? — Одну — да… Пнина Финкель… На улице Гиллель… Жена Финкеля, дипломата… Очень почтенная… Сорок три года… ходит ко мне давно… Пнина Финкель, жена Финкеля. Очень полезная информация. Но, если женщина — давняя клиентка, ее, видимо, нужно сбросить со счетов. А остальные? — Две другие, — продолжал Барнеа, и чувствовалось, что говорить ему становится все труднее, — были в первый раз. — Вы совсем ничего о них не знаете? Барнеа не успел ответить, машина затормозила у приемного покоя больницы, задняя дверь распахнулась, в проеме возникли лица санитаров, готовых принять носилки. — Минуту, — поднял руку Беркович. — Одну минуту, хорошо? — Только минуту и не больше, — резко сказал фельшер бригады скорой помощи. — Вы превышаете полномочия! — Вы совсем ничего о них не знаете? — повторил вопрос Беркович. — Кое-что успел… всегда разговариваешь, когда… Одну зовут Далия… Молодая… лет двадцать пять… Секретарша в офисе «Хеврат хашмаль»… Другой под сорок… Натали… русская… сказала, что работает в магазине Гринберга… — Замечательно! — обрадовался Беркович, который даже не надеялся на получение таких сведений. — Офис «Хеврат хашмаль», тот, что на улице Ахад А-ама? — Н-не знаю… — прошептал Барнеа. — Неважно, — сказал Беркович, — разберемся. — Я бы не хотел… — сказал Барнеа, и на его лице появилась гримаса неудовольствия. — Они порядочные женщины… — Никому не будет нанесен урон, — внушительно произнес Беркович. — Вы говорили еще о чем-нибудь перед тем, как усадили женщин под колпаки? — О модах… О скидках в «Машбире»… Далия говорила о муже, он… тиран, да… Натали… жаловалась, что работа не нравится… — А госпожа Финкель ни на что не жаловалась? — вздохнул Беркович. — Нет… она никогда не жалуется… Веселая такая, хотя и глухонемая… — Как вы сказали? — встрепенулся Беркович. — Глухонемая? — Да, с рождения… — Все, — вмешался фельдшер, — минута прошла! — Да-да, извините, — сказал Беркович. — Больше не задерживаю. Надеюсь, — обратился он к Барнеа, — что все будет хорошо. Парикмахер ничего не ответил, он закрыл глаза, лицо стало бледным, как простыня, разговор, видимо, его действительно очень утомил. Санитары вытянули носилки из машины, поставили на колеса и быстро покатили к двери приемного покоя. Беркович вылез следом и принялся разминать затекшие от неудобного сидения ноги. Подумав, вытащил из бокового кармана коробочку сотового телефона и набрал номер патрульной машины, которая, как он знал, должна была находиться поблизости от парикмахерской Барнеа. — Восьмой слушает, — сказал мрачный бас. — Сержант Беркович, — представился Борис. — О! — сказал мрачный бас. — Самозванец! С каких это пор ты стал сержантом, стажер? — С восьми часов нынешнего утра, — сухо сообщил Беркович. — Поздравляю! — искренне обрадовался бас. — Что хотели сказать, сержант? — Отыщите на улице Гиллель квартиру некоего дипломата Финкеля… — А чего искать? Знаю я этого Финкеля, работает в консульском отделе. — И жену его знаете? — Жену — нет. — Отправляйтесь к нему домой и произведите задержание Пнины Финкель. — Ордер… — начал полицейский. — Я буду на месте через полчаса, — сказал Беркович, — и привезу необходимые бумаги. Вы ее просто не выпускайте, чтобы не сбежала. — А что… — Попытка ограбления. — Пнина Финкель? — изумился полицейский. — Или ее сообщник, это мне хотелось бы выяснить.