Секретный ключ — Я вполне допускаю, что Саша мог покончить с собой, — мрачно сказал Марик Тростановский, отвечая на вопрос инспектора Берковича. — Переезд очень трудно ему дался. Там он был на хорошем счету, лучший программист уважаемой компьютерной фирмы. А здесь? Жена его бросила через месяц после приезда и дочку с собой забрала, языка он не знал, работы не было… — О языке и работе потом, — прервал Беркович посетителя. — А вот жена — это могло быть причиной. Почему она его бросила? — У Саши все могло стать причиной! — воскликнул Марк. — Он был очень чувствительной натурой. Весь на нервах. Я его много лет знал — еще по институту. — Так что же его жена? — напомнил вопрос Беркович. — Майя? Она предала Сашу. Оказывается, она еще за полтора года до переезда в Израиль завела любовника, и они договорились, что как только окажутся в Тель-Авиве, то каждый оставит свою семью. — Тот мужчина тоже был не свободен? — спросил Беркович. — Хорошее выражение: «Не свободен»! — хмыкнул Тростановский. — Впрочем, именно так и было. Майя ушла от Саши и Олю забрала, а Миша бросил Любу. Каждый оставил своей бывшей половине письмо — мол, так и так, создаем новую семью, подаем на развод… Очень романтично, особенно через месяц после репатриации, когда вообще не знаешь, на каком ты свете! — Как перенес Александр измену жены? — спросил Беркович. — Ведь после того события прошел год прежде чем он покончил с собой. — Плохо перенес, а вы как думали? — вскинулся Тростановский. — Вы лучше Майю об этом спросите! — Спрашивал, — сказал Беркович. — Она утверждает, что виделась с бывшим мужем только у адвоката и в раввинатском суде, когда развод оформляла. Никакой вины за собой не чувствует. — Еще бы, — передернул плечами Тростановский. — Женщины все такие… Беркович не был в настроении обсуждать характеры женщин, сбежавших от мужей к любовниками. Фактом оставалось одно: Александр Майер, тридцати одного года, программист, разведенный, житель Тель-Авива, покончил с собой, повесившись на кухне в своей съемной квартире. В том, что имело место именно самоубийство, сомнений у инспектора не было — эксперт Рон Хан сделал вполне однозначное заключение. Проблема была в другом. Через неделю после похорон Александра, когда закончился траур, Майя пришла в полицию и потребовала передать ей драгоценности, оставшиеся от бывшего мужа. Драгоценности, по ее словам, были немалые — старинные кольца, колье, серьги на общую сумму не меньше трехсот тысяч шекелей. Женщина говорила правду — из таможенного управления сообщили, что супруги Майер действительно вывезли из России и ввезли в страну перечисленные Майей ценности, представлявшие семейную реликвию. В процессе развода ничего из этого Майе не досталось, поскольку не было нажито супругами в процессе совместной жизни — ценности принадлежали Александру, получил он их от матери и позволял жене надевать в редких случаях, а потом прятал в шкатулку. Завещания Александр не оставил — не считать же завещанием предсмертную записку, содержавшую несколько слов: «Больше не могу жить. Не вините никого в моей смерти. Не надо было ехать». Бывает. Майер не первый, кто не нашел себя на исторической родине. И не последний, к сожалению. Поскольку завещания не было, то ценности, не доставшиеся Майе при разводе, должны были отойти Ольге, дочери — единственной законной наследнице покойного. Однако прежде всего пресловутую шкатулку нужно было найти, и именно с этим-то и возникли проблемы. Описанной Майей шкатулки не оказалось на квартире Александра, никто из его знакомых шкатулку не видел, никому на хранение он ее не передавал. Может, он переложил драгоценности из шкатулки в коробку или просто завернул в газету? Нет, никаких свертков, оставленных Александром, ни у кого из его друзей не было. Может, покойный положил деньги в банковский сейф? Но тогда — в какой банк? Будь это известно, Беркович мог обратиться к прокурору с требованием вскрытия сейфа и изъятия вклада. Но что делать сейчас, когда не известно было решительно ничего? Может, собираясь свести счеты с жизнью, бедняга Александр выбросил шкатулку в Яркон или в Средиземное море или просто в мусорный бак на ближайшей улице? Он был на это способен, судя по рассказам его знакомых. «Так не достанься же ты никому!» Вполне нормальное решение для самоубийцы. — Ну хорошо, — сказал Беркович Тростановскому, — с женой все более или менее понятно. Никакой шкатулки или другого предмета ваш друг вам на хранение не оставлял… — Нет, — покачал головой Марк. — Вы об этом уже три раза спрашивали. — Два, — механически поправил Беркович. — И буду спрашивать еще. Случается, что человек только на десятый раз вспоминает: «Ах, как же я забыл?» Память — штука сложная… — Но Саша мне действительно ничего не оставлял, — сказал Тростановский. — А в чем, собственно, дело? Беркович промолчал. О том, что именно лежало в шкатулке, не знал из знакомых Майера никто — это было следствием уже установлено. Ни Майя, ни Александр вовсе не афишировали, какое богатство привезли с собой в Израиль. Жили очень скромно, да и могли ли жить иначе, если Майя мыла подъезды, а Саша ходил из фирмы в фирму, пытаясь устроиться? Он был хорошим программистом, но в фирмах требовались программисты не хорошие, а специфические: знатоки конкретных программ или интернетовские дизайнеры. — Ну хорошо, — повторил Беркович, — давайте подойдем к делу с другой стороны. Вы были другом Александра. По специальности вы тоже программист. Кстати, почему вам удалось найти в Израиле работу, а Александру — нет? — Я веб-дизайнер, — сообщил Тростановский, — а Саша был системщиком. Разные на самом деле специальности. Впрочем, сейчас и в нашей фирме трудности, так что я не уверен, что доработаю до конца месяца. — Вот как? — сказал Беркович. — Сочувствую. Но вернемся к Александру. Попробуйте поставить себя на его место. Представьте, что вы спрятали где-то небольшую вещь. И решили покончить с собой. — Я… — вскинулся Тростановский. — Не вы — Александр. Вы — то есть, Александр, — должны оставить сообщение о том, где эту вещь спрятали. По идее, конечно. Иначе она пропадет и никому не достанется. — Ну и не достанется, — сказал Марк. — Если я собираюсь, как вы сказали, покончить с собой, какая мне разница, достанется что-то кому-то или нет? — Возможен и такой вариант, — согласился Беркович. — Но давайте проработаем другие версии. Какое сообщение вы оставили бы на месте Александра? — Какое… — протянул Тростановский. — Не на бумаге — это точно. Честно говоря, я удивляюсь тому, что свое предсмертное письмо Саша написал на бумаге… — Письмо было в компьютере, — сообщил Беркович. — Файл так и назывался «Мое предсмертное письмо», написан в программе «Ворд-2000». — А, тогда другое дело, — почему-то успокоился Тростановский. — Но послушайте, если вы нашли в компьютере это письмо, то с таким же успехом можете найти и сообщение, которое ищете. У вас же есть программисты… — Естественно, — кивнул инспектор. — Все, что могли, они сделали. В компьютере нет никаких текстовых файлов, содержащих нужную информацию. Ни открытых файлов, ни запечатанных, секретных и прочих. Потому я вас и спрашиваю — вы лучше других знали Александра… — Лучше других, — с горечью отозвался Марк. — Мне и в голову прийти не могло, что он так с собой поступит. — Давайте думать, — настойчиво проговорил Беркович. — Как еще мог Александр сообщить о местоположении некоего предмета? На бумаге он писать не стал бы, по вашим словам. В компьютере ничего нет… — Ваши эксперты плохо искали, — упрямо сказал Тростановский. — Только в компьютере и может быть эта информация. Никак иначе. Если нет в текстовом файле, то, возможно, зашифровано в названии. — Названия всех файлов слишком коротки, чтобы в них можно было зашифровать достаточно большую информацию. — Тогда… — Тростановский задумался. — Нет, это должно быть именно в названиях файлов. Знаете, я вспомниаю такой эпизод, это еще в России было… Он мне на день рождения поздравление написал в виде акростиха. Знаете, что это такое? — Когда текст получается, если читать первые буквы каждого слова? — Вот именно. Если расположить файлы определенным образом, то из первых букв их названий можно составить текст. Так он мне и написал на день рождения. Файлы нужно было расположить по датам. Получилось: «День рождения — лучший праздник». — Да? — удивился Беркович. — Это у какого же файла название начинается с мягкого знака? — Текст был написан по-английски, — объяснил Тростановский. — Понятно. Да, возможно, вы правы, — согласился инспектор. Это действительно была интересная мысль, ее следовало немедленно проверить, и Беркович отпустил Марка, который покинул кабинет с удовлетворенным вздохом. — За кого ты меня принимаешь? — возмутился Рон Хан, когда Беркович сразу после ухода Тростановского позвонил в лабораторию и изложил идею поиска. — Мы с ребятами уже располагали файлы в любой мыслимой последовательности. И по датам, и по расширениям, и по темам… Ничего не получается. Пытались даже тексты внутри некоторых файлов располагать аналогичным образом… Нет, Борис, если не знать ключа, то возиться с этой задачей можно вечность. Или привлечь к работе десятки шифровальщиков. — Все должно быть проще, — сказал Беркович. — Не мог же Майер рассчитывать, что его задачку будут раскалывать десятки шифровальщиков! — Когда собираешься на тот свет, — буркнул Хан, — то вполне можешь оставить живым нерешаемую задачу. — Смысла нет, — не согласился Беркович. — Решение должно быть простым, чтобы до него мог додуматься не гениальный программист. И решение должно быть достаточно сложным, чтобы до него не додумался первый же, кто сядет за клавиатуру. — Противоречие! — оживился Хан. — Обожаю противоречия. Я бы искал акростих, расположив файлы по датам. — Это ты уже делал, — напомнил Беркович. — Делал, — сказал Хан. — Но я располагал файлы по датам их появления на диске. Это, так сказать, поверхность. А если расположить по датам реального создания файлов? — То есть? — Он мог в тот или иной день создать некий файл, дату создания записать в самом файле, а переписать на диск в окончательном виде совсем в другой день, чтобы запутать программиста, который… Боря, я должен это проверить! — Позвони, когда закончишь, — сказал Беркович. Хан явился в кабинет инспектора через час. Вид у эксперта был торжествующим. — Так и оказалось! — сообщил он. — Вот читай. На листке бумаги было написано: «Лина Аминова, подруга Майи, Ашдод». — Какая еще Аминова? — нахмурился Беркович. — Что-то я не помню, чтобы у бывшей жены Майера была такая подруга, я ведь ее расспрашивал. — Спроси еще, — посоветовал Хан. — Лина? — переспросила Майя, когда Беркович позвонил ей и задал вопрос. — Мы с ней давно не виделись, она была мне подругой в России, но мы поссорились и не общались. Потому я вам ее и не назвала. А что такое? — Спасибо, — сказал Беркович и положил трубку. Лина хранила полученный от Саши сверток в шкафу — он просил не открывать, она и не открывала. О смерти Саши Лина не слышала — думала, что он приедет и заберет сверток, как обещал по телефону. — Действительно, очень красивые вещи, — сообщил Беркович Хану, вернувшись под вечер из Ашдода. — Теперь у Ольги Майер будет хорошее приданое. — Жаль Александра, — вздохнул Хан. — Лучше бы он сам подарил дочери на свадьбу эти драгоценности…