— Ты была права. Племянник ни при чем. — Вы ее арестовали? — спросила Наташа. — Да, — кивнул Беркович. — И она созналась в убийстве собственного мужа? — Какого мужа? — удивился Беркович. — Она разведена! — Кто разведен? — не поняла Наташа. — Ронит оставалась женой… — При чем здесь Ронит? — нетерпеливо сказал Беркович. — Я говорю о Лимор Зильбер, их дочери. — Ничего не понимаю, — пробормотала Наташа. — Женщин мы вообще во внимание не принимали, — сказал Беркович. — Мы думали: или несчастный случай, или виноват племянник. А когда ты сказала о том, что Ронит могла продать виллу… Понимаешь, я подумал: кому отойдет все состояние Зильбера, кроме виллы и рукописей? Дочь не была упомянута в завещании вообще, но если относительно жены и племянника есть четкие указания, то все остальное по закону отходит к дочери — других претендентов на наследство нет. — Но… Лимор спала, ты сам сказал, что это доказано! — Доказано, что она приняла снотворное. Но когда? До грозы или после? На этот вопрос экспертиза ответа не дала, потому что перед ней такой вопрос и не ставился. Я попросил Рона — это наш лучший эксперт, — и он сегодня проверил выводы… В общем, лекарство она приняла не раньше часа ночи. — Это еще не улика, — упрямо сказала Наташа, не желавшая расставаться со своей версией. — Улика, хотя и косвенная. Но мы нашли и прямую. Лимор наступила на струйку крови, а не Игаль, и не заметила этого. На подошвах ее тапочек обнаружены следы, так что… — Но ей-то зачем было убивать отца? — поразилась Наташа. — Неужели из-за этого проклятого наследства? У нее тоже были денежные проблемы? — Представь себе. Точнее, не у нее самой, а у ее бывшего мужа, которого она продолжала любить так сильно, что столкнула с лестницы собственного отца… Муж ее бросил, а она… Нет, женщины — странные существа, — заключил Беркович. — Не более странные, чем мужчины, — заявила Наташа. — Разве так трудно понять, что ради любви женщина готова на все? Смерть на яхте — Яхта «Челеста», — сказал инспектор Хутиэли. — Сейчас она стоит у причала яхтклуба. Ты, помнится, уже разбирался в одном убийстве, случившемся на яхте. — Арик Кабало, — вспомнил Беркович. — Его убил собственный охранник. — Совершенно верно, — согласился инспектор. — Сейчас, впрочем, другая ситуация. Трое вышли в море, чтобы провести уикэнд, наслаждаясь природой. «Челеста» принадлежит Йосефу Бирману — это талантливый менеджер, недавно он перешел работать в «Интел». На прогулку с Бирманом отправился Даниэль Войцеховский, они давно знакомы, вместе служили в армии. С ним была невеста, зовут ее Ализа Лурье. — Сегодня утром Войцеховский сообщил, что Бирман покончил с собой выстрелом в голову, — продолжал Хутиэли. — Произошло это ночью, яхта стояла на якоре метрах в двухстах от берега, выстрела не слышал ни Войцеховский, ни его подруга. — Они спали в одной каюте? — спросил Беркович. — Оба утверждают, что находились в разных каютах и всю ночь спали, как убитые. Утром Даниэль постучал в каюту Бирмана, тот не ответил, дверь была не заперта, Войцеховский вошел и увидел Йосефа, лежавшего на полу в луже крови. Он тут же позвонил в полицию. Через полчаса на «Челесту» прибыл катер. — У Бирмана были причины для того, чтобы покончить с собой? — спросил Беркович. — Это не было самоубийством, — хмыкнул Хутиэли. — Осмотр показал, что Бирмана убили. Рана находилась в затылочной части. Кроме того, в каюте не оказалось огнестрельного оружия. — А у Войцеховского? — Ну, не настолько же он глуп, чтобы держать оружие у себя! Выбросил за борт, и все. Оружие, кстати, нестандартное — крупный калибр, похоже на автоматическую винтовку, череп чуть ли не снесло. Стреляли не в упор, в ране нет следов пороха. — Гильза? — Не нашли, — покачал головой Хутиэли. — В каюте ее нет, но если стрелял Войцеховский, то он мог и не входить к Бирману. Открыл дверь, выстрелил, гильза осталась на палубе и либо скатилась в море, либо сам Даниэль поднял ее и выбросил. Как и оружие. — Что говорит по этому поводу Войцеховский? — с интересом спросил Беркович. — Он задержан? — Конечно. И он, и его подруга. Впрочем, к женщине претензий практически нет, к вечеру ее выпустят. А положение Войцеховского незавидно. — Довольно глупо, — пробормотал Беркович. — Он должен был понимать, что станет единственным подозреваемым. — Да, — согласился Хутиэли. — Все он понимает, не дурак. Не знаю… Может, выстрелил, будучи в состоянии аффекта. Поругались или еще что. А потом решил все отрицать. — В чем должна заключаться моя роль? — спросил Беркович. — Я должен убедить Войцеховского, что отпираться бессмысленно? — Нет, ты должен найти доказательства его вины. — Вы сказали, что Войцеховский и Бирман вместе служили. А потом? Где он работал? Конфликтовал с Бирманом? — Если и был конфликт, то внешне он не проявлялся, — сказал инспектор. — Если бы они враждовали, зачем стал бы Бирман приглашать Войцеховского с его подругой на уикэнд? — Согласен, — сказал Беркович. — Пожалуй, я сначала поговорю с Войцеховским. Подозреваемый в убийстве оказался приятным мужчиной лет тридцати — насколько приятным может выглядеть человек, которого уже допрашивали несколько часов. На вопросы Берковича Войцеховский отвечал односложно, смотрел в сторону, похоже было, что на своей судьбе он поставил крест, но ни в чем признаваться не собирался, поскольку всю ночь спал, выстрела не слышал и вообще потрясен всем случившимся до глубины души. — Вы же понимаете, — сказал Беркович с некоторым сожалением, ему действительно было жаль этого человека, то ли вконец запутавшегося, то ли просто не отдававшего отчет в том, насколько серьезным было его положение, — вы понимаете, что, кроме вас, стрелять было некому. Или вы обвиняете Ализу? — Нет! — вскричал Войцеховский, на мгновение выйдя из состояния ступора. — Она тоже ни при чем! Беркович отметил про себя это «тоже» и завершил допрос. На яхте, куда он прибыл полчаса спустя, старшего сержанта встретил дежурный полицейский. Каюта Бирмана находилась в носовой части, две другие располагались на корме. Расстояние небольшое, полтора десятка метров, почему ни Войцеховский, ни его подруга не слышали выстрела? Беркович поймал себя на мысли, что исходит в своих рассуждениях из того, что Даниэль все-таки, несмотря на все, говорит правду. Презумпция невиновности, да. Но в такой очевидной ситуации… Либо-либо. Стрелял или Войцеховский, или его подруга. Третий вариант: некто забрался на яхту, когда все спали, убил Бирмана и скрылся тем же путем. Вариант еще менее вероятный, чем два первых. Во-первых, какой идиот стал бы стрелять ночью на яхте? Куда проще воспользоваться ножом! Разве убийца мог быть уверен, что грохот выстрела не разбудит гостей Бирмана? И во-вторых, откуда гипотетический убийца, подплывший к яхте, мог знать, что дверь в каюту Бирмана будет не заперта? Или он надеялся, что хозяин сам ему откроет? Войцеховский мог знать, что его друг не запирается на ночь, но откуда было знать об этом киллеру? Труп из каюты, естественно, давно убрали, но крови на полу натекло действительно много. Иллюминатор был не заперт, а только прикрыт — должно быть, ночь была не такая уж теплая, и Бирман оставил лишь небольшую щель, чтобы в каюте не было душно. Выйдя на палубу, Беркович оставил дверь открытой и всмотрелся в полумрак каюты — мог ли убийца в темноте разглядеть фигуру Бирмана… где? На постели? Если действительно была ночь, Бирман должен был лежать, а между тем, когда в него стреляли, он стоял — это очевидно, ведь тело лежало поперек каюты, и эксперт утверждал, что никто его не трогал, в том числе и убийца. Но если так… Беркович достал сотовый телефон и набрал номер Хутиэли. — Скажите, инспектор, — сказал он, — кто из экспертов осматривал каюту? Рон или кто-то другой? — Бен-Ханина, — отозвался Хутиэли. — А что тебя интересует? — Горел ли свет в каюте, когда полицейские прибыли на яхту? — Могу и сам ответить: да, горел. Свет выключили после осмотра. Значит, с освещением у убийцы проблем не было. Но почему в середине ночи Бирман был одет, не находился в постели и включил свет? Может, он ждал кого-то? Что значит — кого-то? Ждать он мог Даниэля или Ализу. Что же получается? Бирман захотел отбить у приятеля женщину, пригласил ее ночью в свою каюту, а Войцеховский об этом узнал и пришел первым? Логично? На первый взгляд. Ведь тогда Даниэль должен был заранее знать о том, что может произойти — иначе зачем он взял с собой на яхту оружие? И почему — крупного калибра? Не проще ли было… Круг замкнулся. А если Бирман не ждал гостя или гостью? Может, у него была бессонница? Или он размышлял о делах фирмы? Или… Беркович еще раз набрал номер телефона Хутиэли. — Извините, инспектор, — сказал он. — У меня еще один вопрос к эксперту. Иллюминатор в каюте закрыт наполовину. Было это с самого начала или кто-то прикрыл иллюминатор во время осмотра? — Не знаю, — сказал Хутиэли, помедлив. — Я дам тебе номер телефона Бен-Ханины… Через минуту Беркович получил ответ на свой вопрос, хотя и не знал пока, что с этим ответом делать: иллюминатор был раскрыт настежь, а прикрыли его во время осмотра каюты, чтобы не дуло. Что получается? Ночь, Бирман стоит одетый в освещенной каюте, иллюминатор открыт, потому что жарко. Открывается дверь, на палубе темно, и Бирман не видит убийцу… Нужно было сделать еще один звонок, но сначала Беркович сошел с «Челесты» на причал и прошел вдоль борта к носовой части. Вот иллюминатор каюты Бирмана. С пирса видно плохо, но если всмотреться… Да, пожалуй, так и могло быть… Усевшись в тени, Беркович позвонил в компанию сотовой связи. Он вовсе не надеялся, что ему повезет. В конце концов, то, о чем он подумал, было всего лишь предположением, хотя, на его взгляд, и более вероятным, чем официальная гипотеза следствия. — Спасибо, — сказал он минут десять спустя, получив наконец ответы на все свои вопросы. Теперь он знал, как было совершено убийство. Но кто убил? Вернувшись в управление, Беркович прошел в кабинет инспектора. — Полагаю, что Войцеховский не виноват, — сказал старший сержант. — В ноль часов семнадцать минут Бирман услышал звонок своего сотового телефона. Звонили из автомата, но звонившего Бирман наверняка хорошо знал. Иначе почему он открыл иллюминатор и высунулся из него? Немедленно раздались выстрелы, одна из пуль попала Бирману в голову, и он упал. — Ты хочешь сказать, что выстрелов было несколько? — недоверчиво сказал Хутиэли. — То, что выстрелов было несколько, — это точно. Эксперт осмотрел каюту изнутри, но не догадался осмотреть яхту снаружи. Справа и слева от иллюминатора в борту видны царапины — будто пули чиркнули по металлу. Смотрите — каюта ярко освещена, и это единственное яркое пятно, видное издалека, кроме бортовых огней на мачте. Неожиданно в круге иллюминатора появляется темное пятно — голова Бирмана, отличная мишень. Если хорошо прицелиться… — Ты думаешь, что стреляли с судна, проходившего мимо? — Я думаю, что стреляли с берега — ведь до яхты было метров двести, не больше. Если использовать оптический прицел… — Кто мог позвонить ночью Бирману на яхту и заставить его выглянуть в иллюминатор? — продолжал Беркович. — Хороший знакомый или, точнее, хорошая знакомая. Здесь ведь больше романтики, чем логики, не так ли? Почему Бирман пригласил на уикэнд Даниэля с Ализой? Почему сам был без женщины? Да потому, что со своей девушкой он поссорился. Я навел справки, это не так уж и трудно. Зовут ее Мирьям, она дизайнер. Думаю, что именно она позвонила ночью Бирману: «Я, мол, на берегу, вижу твою „Челесту“, выгляни, и ты тоже увидишь меня»… А когда Бирман высунул голову из иллюминатора, раздались выстрелы. — Ты хочешь поговорить с этой Мирьям? — спросил Хутиэли.