— С опознанием будут проблемы, — сказал эксперт Хан. — На родственников надеяться не стоит, хорошо, если в обморок не упадут. Разве что по кольцам да туфле… — Возьми на себя круг ее знакомств, — сказал Берковичу Хутиэли, — а я займусь свидетелями происшествия. Час спустя старший сержант уже имел кое-какую информацию о погибшей. Он бродил по квартире Ханы Хазан и пытался понять характер хозяйки. Из больницы пока сообщений не было, медсестра, с которой он разговаривал минуту назад, сказала, что первые роды всегда долгие, может пройти несколько часов… Что ж, есть чем заняться. Хана Хазан, 24 года, не замужем, сотрудница рекламного агентства. Соседка из квартиры напротив сообщила: вечером к Хане пришла подруга, она часто приходила — Ора Бен-Закай. Женщины дружили и, по мнению соседки, даже обменивались любовниками. Доверять этой информации Беркович не собирался, но проверить было необходимо. Кто-то из любовников мог пойти на преступление — изменила, допустим, или сказала, что уходит, подобные убийства уже случались. Впрочем, в данном случае дело, скорее всего, обстояло иначе. По словам соседки, Ора пришла к Хане поздно вечером, причем одна. Это соседка знала точно, потому что видела сама. Что здесь такого — если бы она не смотрела в глазок, то у полиции было бы меньше информации. Спать соседка легла поздно, в доме было тихо, и она слышала, как в квартире Ханы женщины о чем-то спорили, а потом хлопнула дверь, и послышались шаги на лестнице. Когда это было? Она не смотрела на часы, потому что лежала в темноте. Должно быть, часа два ночи. А может, больше. Нужно было встать и посмотреть, но кто ж знал, что так все обернется? Что ж, хоть какая-то зацепка. Ора убила Хану из-за мужчины? Почему тогда убитая оказалась не на водительском сидении, а на месте пассажира? В кармане зазвонил телефон. — Борис, — это был голос инспектора, — ситуация осложняется. Убитая — не Хана Хазан. — Вот как? — сказал Беркович, не очень и удивившись. — А кто? Ора Бен-Закай? — Откуда ты знаешь? — спросил Хутиэли и, выслушав рассказ старшего сержанта, продолжил: — Да, похоже, что так и было. Женщины повздорили, и в машине Хана убила подругу. Поэтому тело находится не на водительском сидении. — Почему вы решили, что это Ора? — спросил Беркович. — Тут некий Зеэв Кабало, он хорошо знает обеих, похоже, что в свое время был то с одной, то с другой. Он утверждает, что кольца, что на пальцах… тела, носила Ора. И туфля тоже ее. — Понятно, — пробормотал Беркович. — Это упрощает дело. Домой Хана вряд ли вернется, судя по тому, что она сожгла машину, чтобы сделать невозможным опознание тела. Хотела, чтобы полиция потеряла время… но для чего ей это? — Разве непонятно? Чтобы сбежать, — сказал инспектор. — Я уже объявил розыск. В управлении сейчас размножают ее фотографии. Задействуем дорожную полицию. — Женщины вышли из дома около двух ночи, — сообщил Беркович. — Если убийство произошло до шести часов, скрыться Хана могла только на другой машине или на такси. — У Оры своей машины нет, это я проверил, — сказал Хутиэли. — Вряд ли Хану подбросил случайный водитель, время слишком позднее. Остается такси, и я уже отдал распоряжение Соломону провести проверку. Но ты ж понимаешь, сколько это отнимет времени. — Да, — протянул Беркович. — Где она могла бы скрыться на время? У подруг? Знакомых? Бывших любовников? — У любовников — вряд ли, но список ты заготовь и займись сам. Подругами займись тоже, в квартире должны быть записные книжки. — Пока не нашел. Бумаг много, но записи хаотичны, больше числа, чем что-то осмысленное. Послушайте, инспектор, она ведь может попытаться уехать из страны — нужно сообщить в аэропорт. — И в морские порты тоже, — согласился Хутиэли. — Об этом я уже подумал и информацию передал. В Бен-Гурионе ее задержат, конечно, но не такая она, полагаю, дура — тоже наверняка понимает, что там ее вычислить проще всего. — Верно, — вздохнул Беркович и отключил связь. Методически продолжая осмотр квартиры, он пытался представить себе, как могли развиваться события. Куда и зачем женщины отправились в два часа ночи? Понимала ли Ора, что может произойти, когда садилась в машину Ханы? И зачем, черт подери, Хане понадобилось поджигать собственную машину? Допустим, она хотела затруднить опознание — это логичное желание преступника. Ну так облила бы труп бензином и подожгла, а потом уехала — ведь на машине она могла бы быстрее покинуть место преступления! Ночью ее еще не искали, к утру она могла уехать очень далеко и бросить машину в пустынном месте… Так было бы куда логичнее. Конечно, у женщин своя логика, и, когда Хану найдут, она может дать такое объяснение своему поступку, какое ему, Берковичу, и в голову не придет. Или вот еще чисто женская логика: труп она сожгла, не пожалев машины, а кольца с пальцев не сняла — могла ведь догадаться, что золото не сгорит, а по кольцам опознать Ору можно даже если лицо окажется изуродованным. Хана находилась в состоянии стресса, но все-таки… Преступник-мужчина, скорее всего, обратил бы внимание на эти неувязки и принял меры. Телефон зазвонил опять. — Сержант Соломон нашел компанию, чьи водители работали в Яффо этой ночью, — сообщил инспектор. — Семнадцать человек, сейчас Соломон их обзванивает. Как видишь, все идет нормально. Если повезет, найдем водителя, который расскажет, куда отвозил женщину с набережной. — Может, и расскажет, — вздохнул Беркович. — Я тут думаю о женской логике. Хана могла назвать любой нелепый адрес, отпустить машину, а потом взять другую, верно? — Понимаю твой скепсис, — сказал Хутиэли. — Можешь предложить другую схему поиска? — Нет, все правильно. Только кажется мне, что мы эту Хану не найдем. Слишком много времени прошло, а логика у нее довольно странная… Старший сержант закончил осмотр квартиры, не нашел никаких зацепок. Типично женское жилище. С одной стороны — чистота и порядок, с другой — полный хаос в бумагах и всяких мелочах. Беркович постоял в дверях и решил поехать теперь домой к Оре Бен-Закай. Она тоже жила одна, и в ее квартире тоже, скорее всего, не удастся найти ничего, да и на что, собственно, он рассчитывал? На записку типа: «Дорогая Ора, приезжай, я хочу тебя убить»? Чистота и порядок. Хаос в мелочах. Убийство — не мелочь. Почему Хана оставила на пальцах жертвы кольца, по которым Ору могли опознать? Женская логика? Забывчивость? Или… Беркович набрал номер телефона инспектора Хутиэли и быстро заговорил, услышав голос начальника: — Инспектор, дайте, пожалуйста, сообщение в аэропорт: пусть ищут не только Хану Хазан, но и Ору Бен-Закай. Может, еще не поздно. — Зачем? — удивился Хутиэли. — Что тебе пришло в голову? — Логика. Поведение Ханы показалось мне нелогичным, и я решил было, что это чисто женская манера… А если нет? Преступнице нужно было затруднить полиции опознание тела, и она, тем не менее, оставила кольца? А если она все-таки не дура, и кольца с сняла? Но не с трупа, конечно, а со своих пальцев, и надела их на пальцы убитой? И машину сожгла не свою? — Ты хочешь сказать… — Что убита Хана Хазан! Да, женщины повздорили и поехали выяснять отношения. И это Ора заколола Хану. Потом перетащила труп на правое сидение, сняла с палец Ханы ее кольца и надела свои. Туфли тоже поменяла. Может, вообще переодела в свое платье, сейчас уже не выяснить… Подожгла машину — чужую, не жалко… — Понял, — сказал Хутиэли. — Безумная идея, но… Беркович покинул квартиру Ханы Хазан и стоял на углу, дожидаясь полицейской машины. Два звонка раздались один за другим. Сначала позвонил инспектор. — Ты прав, — сказал он. — Ора Бен-Закай вылетела час назад рейсом Эль-Аль во Франкфурт. Придется связываться с немцами. Еду в управление. Второй звонок был из больницы. — Господин Беркович? — спросил мелодичный голос. — Рада сообщить: у вас родился сын. Три двести. Поздравляю! Жена передает вам привет. — Скажите Наташе, что я сейчас буду! — воскликнул старший сержант. — Я ее очень люблю! Ариэль, сын Бориса Беркович вышел из палаты в коридор и прислонился к стене, чтобы перевести дух. Он не предполагал, что способен так разволноваться. Наташа кормила грудью их сына, и Берковичу хотелось встать перед женой на колени, целовать ей пальцы и говорить — неважно что, просто говорить, потому что любое сказанное сейчас слово было бы словом любви. Он заехал в больницу на несколько минут и обещал Наташе вернуться вечером, когда остальные посетители уже начнут расходиться. Спустившись на первый этаж, Беркович направился к выходу и едва не столкнулся с сержантом Соломоном. — Борис? — удивился Соломон, увидев коллегу. — Тебя тоже вызвали по этому делу? — По какому? — не понял Беркович. — Я приходил к жене. Видишь ли, у меня родился сын… — Да, я слышал! — воскликнул Соломон, хлопнув себя по лбу. — Поздравляю! Как назвали мальчика? — Еще не решили, — сказал Беркович. — Послушай, а ты-то что здесь делаешь? — Нужно зайти в терапию, — объяснил Соломон. — Покончил с собой Рон Липкин, хозяин торговой сети «Интерглобаль». — Вот как? — протянул Беркович. Один из супермаркетов «Интерглобаль» находился в квартале от его дома, и Наташа чаще всего ходила туда за продуктами. Минуту спустя Беркович поднимался с Соломоном в лифте и слушал краткий рассказ о происшедшем. Липкину было пятьдесят четыре года, и до последнего времени он не жаловался на здоровье. Работал всю жизнь, всего добился сам, состояние его недавно перевалило за сто миллионов. Двое детей, внуки, с женой развелся. Липкин считал себя здоровым человеком, но неожиданно узнал о том, что смертельно болен. Рак крови, очень быстрая форма, излечение невозможно. Некоторые — сильные духом — кончают с собой, чтобы избежать страданий. Генерал Мота Гур, например. Липкин ввел себе в вену смертельную дозу сильнейшего снотворного. Уснул и не проснулся. Арье, один из сыновей Липкина, не смог разбудить отца и вызвал скорую. Когда скорая прибыла, Липкин был еще жив, и его доставили в больницу, но сделать уже ничего было нельзя. Врачи, естественно, вызвали полицию, поскольку имел место суицид. — Что сказано в записке? — спросил Беркович. Лифт остановился, и полицейские вышли в административный сектор терапевтического отделения. Кабинет главного врача был в конце коридора. — Читай сам, — сказал Соломон и вытащил из бокового кармана листок бумаги. Четким почерком человека, находившегося в здравом уме и твердой памяти, было написано: «Не хочу ждать. Я не боюсь боли, но не желаю быть обузой. Человек жив, пока здоров. Простите». — Когда он узнал, что болен? — спросил Беркович сержанта Соломона после того, как с формальностями было покончено, и полицейские спустились в холл. — Недели две назад, — сказал Соломон. — Проходил проверку, и анализы показали… — По поводу чего проверка? Люди не очень-то любят проверяться, если ничего не болит. — Не знаю, — сказал Соломон. — Какая, собственно, разница? — Никакой, — согласился Беркович. — Тело уже отправили в морг? — Отправили, — кивнул Соломон. — Тебе что-то не нравится? По-моему, здесь нет вопросов. — Только один: почему Липкин выбрал такой способ самоубийства? Так обычно поступают женщины. Мужчины предпочитают действовать иначе: веревка или пуля. Чаще пуля. Наверняка у Липкина был пистолет. — Да, — сказал Соломон. — «Беретта», лежит в небольшом сейфе в его спальне, оружием давно не пользовались. — Вот видишь. Куда проще было достать пистолет и… А он искал яд, вводил себе дозу… Откуда он знал, какая именно доза нужна? Тебе не кажется, что был еще кто-то, с кем Липкин мог консультироваться?