– Я не знаю ничего касательно убийства Вики, – сказал Соболев, и лицо его снова исказилось. – Поверьте, я бы своими руками разорвал того, кто это сделал, и моя первая просьба к вам будет касаться именно этого вопроса. Могу ли я обратиться к вам, чтобы вы провели параллельное расследование и нашли убийцу? Если вы поймете, кто лишил Викусю жизни, то вашей первой задачей будет рассказать все мне, а уже после этого обращаться в полицию. Препятствовать закону я не стану. – Это первая просьба, значит, есть и вторая. – Да, есть. Видите ли, я действительно занимаюсь поисками пропавшего Варлаама, но дело в том, что ищу я не осколок колокола, а пропавшую одновременно с ним икону. Очень старинную. – Вы ищете Одигитрию? – изумленно спросил Погодин. – Значит, вы о ней слышали? – живо уточнил Соболев. – Где? – Я читал о ней в книгах Валевского. Однако о пропаже иконы он упомянул вскользь только один раз. – Да, это действительно так. Николай Петрович изучал все, что касается колокола, потому что пытался разобраться с проклятием, понять, угрожает оно семье Виктории или нет. Изучая архивные документы, он нашел упоминание о пропавшей иконе, но она его не интересовала, поскольку не имела никакого отношения к близким ему людям. Меня же встреченное в книге упоминание зацепило, поэтому я и решил познакомиться с автором. Спросить, что ему известно. К сожалению, оказалось, что ничего. Тем не менее я иногда продолжал захаживать к Валевскому, потому что беседовать с ним было интересно. Он искал следы Варлаама, а я был убежден, что Одигитрия до сих пор спрятана там же, где и осколок колокола. – Откуда вы знаете про икону, если даже краевед со стажем мало что о ней слышал? Соболев растер лицо руками, словно сильно устал от разговора, который они вели. Впрочем, Погодин его понимал. Тайны прошлого, оказавшиеся неожиданно завязанными на преступления настоящего, высасывали энергию будь здоров. – Мой дед был директором местного музея, – наконец сказал он. – И он до конца дней чувствовал свою вину за то, что не смог защитить колокол и не уберег Одигитрию, которую считал покровительницей Малодвинска. – Вашего деда звали Иван Бекетов? – То есть вы и это знаете. Да, Иван Александрович Бекетов. Он возглавлял Малодвинский краеведческий музей до войны, потом ушел на фронт, где и погиб в сорок третьем году. Моя мама была его младшей дочерью. Конечно, она отца практически не помнила, знала его только со слов моей бабушки, ее мамы. И про Одигитрию бабушка рассказывала, сначала ей, потом мне. Это было чем-то вроде семейной легенды. И я, когда вырос, вообще долго про это не вспоминал, пока не наткнулся на упоминание Одигитрии в книге Валевского. И вдруг понял, что икона до сих пор может быть где-то совсем рядом. – Могу я уточнить, вы ищете ее для того, чтобы продать и озолотиться? – сухо уточнил Погодин. – Икона шестнадцатого века стоит миллионы. Соболев посмотрел на него с легкой жалостью. – Мне не нужны миллионы, – сообщил он, – они у меня есть, и я обустроил свою жизнь в полном соответствии с тем, как мне хочется. Никакие зарубежные особняки, яхты и личные самолеты мне не нужны, поэтому и деньги, сами по себе, давно уже не интересуют тоже. Я бы хотел найти Одигитрию, чтобы вернуть ее Малодвинску. – И тем самым войти в историю, – заключил Погодин. Ну да, о негласном соревновании двух меценатов, один из которых устанавливал по всему городу памятники и арт-объекты, а второй благоустраивал детские городки и парки, он, разумеется, слышал. Пока в этом соревновании лидировал Олег Васин, с разгромным счетом побеждал, но возвращение в кафедральный собор Малодвинска иконы Богоматери Одигитрии бесповоротно вывело бы Александра Соболева в вечные лидеры. – Можете думать что хотите. Войти в историю, выполнить несбывшуюся мечту деда, просто сделать подарок городу. Какая разница? Валевский мечтал найти колокол, я – икону. Он потратил на поиски довольно много времени, но не преуспел. В последнее время он сильно болел и понимал, что не успеет закончить дело, которое считал важным. Он обещал Викиной бабушке, что позаботится о девочке, и очень тревожился из-за того, что скоро оставит ее совсем одну. На этой почве, заботе о Вике, мы нашли общий язык. – Я знаю, что у Виктории была карманная иконка с изображением Богоматери Одигитрии, довольно дорогая, выполненная в технике филиграни и финифти. Мне сказали, что это был подарок Валевского. – Это был мой подарок. Единственная вещь, которую она согласилась от меня принять. Икону и еще кожаный рюкзачок, когда ее старый, из дерматина, совсем развалился. – Понятно. После смерти девушки икона пропала, точно так же, как и документы. – Как я понял из полицейских отчетов, пропал весь рюкзак. Впрочем, вернемся к нашим баранам. Андрей Михайлович, я бы хотел нанять вас, чтобы вы, во-первых, нашли убийцу Вики, а во-вторых, вычислили, где именно может быть спрятана Одигитрия. Я имею в виду большую икону, разумеется. Я обещаю рассказать вам все, что знаю, о чем мы разговаривали с Валевским. Вы согласны? – Александр Николаевич, вы просили Викторию Угловскую стащить из кабинета Васина техническую документацию по тендеру на строительство аэропорта? Если бы Соболев сейчас начал врать и выкручиваться, то Погодин просто повернулся бы и вышел из этого кабинета. Но второй хозяин Малодвинска изворачиваться не стал. – Да, я знал, что Васин ведет переговоры о том, чтобы взять этот контракт, и понимал, что все документы должны быть у него на столе. Я знаю эту особенность Олега Ивановича – он всегда работает с бумажными носителями. Компьютером, разумеется, владеет, но на бумаге понимает лучше. В идеале мне подошли бы копии, но сделать их прямо в офисе Викуся, разумеется, не могла. Поэтому я попросил ее просто забрать папку. Был уверен, что успею посмотреть все, что мне надо, а на следующий день она просто вернула бы ее обратно. Васин должен был уехать из города на несколько дней, поэтому я не сомневался, что время у меня есть. Но он не уехал, обнаружил пропажу документов, потом погибла Вика. Бумаги она мне так и не передала, и где они теперь, я действительно понятия не имею. – Вы собирались увести у Васина из-под носа тендер или испортить ему репутацию? Соболев непонимающе посмотрел на Погодина, затем махнул рукой. – Нет, конечно, нет. Такой крупный объект моей строительной компании не потянуть, да и амбиций у меня подобных нет. Мне нужно было посмотреть план будущего аэропорта, причем в деталях. Кроме как в конкурсной документации, сделать это больше негде. Это не конкурентные войны, хотя я понимаю, что Олежек мне вряд ли поверит. Теперь пришла очередь Погодина признать, что он ничего не понимает. – Не конкурентные войны? Тогда ради чего вы толкнули девушку, которая всецело вам доверяла, на кражу папки? Для чего вам план аэропорта? – спросил он и чуть не упал, услышав ответ. – Меня попросил об этом Николай Петрович Валевский. * * * Ксения умела разговаривать с собой строгим голосом. Это умение пригождалось ей, чтобы не впадать в панику, когда болела маленькая Мила, когда очень хотелось плакать от обиды, но нужно было не расстроить родителей, или когда, вот как сейчас, требовалось взять себя в руки, чтобы сделать всю запланированную на сегодня работу, и только после этого позволить себе отвлечься на посторонние мысли. Строго наказав себе не отвлекаться, она выполнила норму перевода, приготовила ужин и даже вымыла полы. Ей всегда лучше думалось, когда снаружи все было в идеальном порядке. Пришла с работы Милка, почему-то недовольная, даже сердитая. – В школе что-нибудь? – аккуратно спросила Ксения, оценив нахмуренные брови и слегка оттопыренную нижнюю губу, служившую у Милки главным индикатором недовольства. – Что? В школе? Нет, там все нормально. К новому учебному году все готово, я даже успела дидактические материалы на всю первую четверть разработать. В понедельник-вторник распечатаю, и добро пожаловать в первое сентября. – Тогда чего ты такая надутая? Милка прошла в свою комнату, сняла брюки и блузку, аккуратно убрала их в шкаф, натянула шорты и майку, в которых ходила дома, и сразу из строгой учительницы превратилась в девчонку. Ксения ужасно любила наблюдать за этой метаморфозой и поэтому, когда могла, с удовольствием смотрела, как дочь переодевается в домашнее. Вот и сейчас она стояла в дверях, глядя на нее. – Я не надутая, – быстрой скороговоркой говорила между тем Мила. – Я расстроенная жизненной несправедливостью. – Ну-ка, ну-ка… Что на этот раз? – Понимаешь, мам. Я всегда считала, что если бог какому-то человеку щедро отсыпает хороших качеств, таланта там, красоты, фигуру хорошую, ума с лихвой, то человек как-то должен всему это соответствовать. Отрабатывать, что ли… Он как минимум не может быть злым. Это убогие и больные могут злиться, а красивый здоровый человек должен нести свет, а не тьму. – Понимаю, – улыбнулась горячности дочери Ксения. Милка любила завернуть что-нибудь этакое, да и юношеский максимализм в ней так и не вытравился до конца, несмотря на то что неминуемые горести взрослой жизни, как и положено, не прошли стороной. – Так часто и бывает, доченька. К примеру, ты у меня и умная, и красивая, и талантливая, и добрая. – Да не обо мне разговор. – Милка с досадой махнула рукой. – Я-то у тебя, конечно, лучше всех, как и ты у меня. Но, мам, так же не всегда бывает, вот что несправедливо. Просто я сегодня шла с работы мимо храма, где торговые ряды стоят. Ну, знаешь, палатки для туристов, в которых расписные платки продают, валенки, сувениры… Ксения, разумеется, знала. Эти палатки она с интересом осмотрела еще в первый день пребывания в Малодвинске, и, хотя их ассортимент был таким же, как и везде в русской глубинке, все-таки не могла не признать, что качество товара здесь держали на высоте. К примеру, вязаные носки и варежки были домашними, сделанными вручную, а не китайским ширпотребом, льняные скатерти – тугими и колкими от крахмала, деревянные игрушки, производством которых славилась расположенная с другого конца города слобода, сработанными с любовью и хитринкой. – В общем, там у палатки, торгующей шерстяными носками и жилетками, стояла одна женщина. Такая, знаешь, современно сделанная. Оттюнингованная по самое не балуй, но все-таки красивая. Холеная, роскошная даже. Волосы ламинированные, грудь подтянутая, губы накачанные, на лице ни морщинки. И одета неброско, но очень дорого. Когда кажущаяся простота на самом деле стоит как крыло от «Боинга». – Еще скажи, как чугунный мост, – засмеялась Ксения, которая терпеть не могла клише и никогда их не использовала. Она сегодня тоже видела женщину, подходящую под описание Милы как нельзя лучше, и что-то ей подсказывало, что это одна и та же особа. Не могло быть в сонном Малодвинске двух таких прекрасных явлений, как ресторанная собеседница их соседа. – Да не важно, мам, на самом деле. – А что важно? – А то, что она так высокомерно разговаривала с бабулечкой, которая эти носки и жилетки продавала, через губу, как будто одолжение делала. Я просто мимо шла, а слышала, потому что ее голос на пол-улицы раздавался. Нельзя так презирать людей, мам. Вот просто нельзя, и все. Даже если они не такие успешные, как ты, и вынуждены торговать шерстяными носками, чтобы семью прокормить. – Обычная туристка, коих много, – сказала Ксения лицемерно. Женщина не была обычной туристкой. В прошлой жизни ее звали Линн Тайлер, а сейчас она приехала в Малодвинск к Андрею Погодину, разговаривала с ним в ресторане «Северное сияние» по-английски, и в их разговоре упоминался развод. Правда, Миле знать про это было совершенно необязательно. – Она не туристка, мам, – сказала дочь, и Ксения вздрогнула от того, насколько созвучно это было ее мыслям. – По крайней мере, не обычная туристка. Я уже видела ее раньше, еще до того, как ты приехала. Сама понимаешь, туристам столько времени в Малодвинске делать совершенно нечего. – Видела? Где? – воскликнула Ксения. – Да вот здесь, практически у самого нашего дома. Она с Викой разговаривала. – С кем? – С Угловской. Это было в тот самый вечер, когда я видела Вику в последний раз. То есть у нас был урок, но она пришла чуть раньше условленного, а я в магазине задержалась. Наутро ты должна была приехать, вот я и готовилась, накупила всего. В общем, я тащила сумки и увидела Вику, которая стояла и разговаривала с этой женщиной. Она действительно очень красивая, ее невозможно не узнать. – О чем они говорили? – Я не знаю. Пока я подошла, они уже расстались. Женщина села в машину, в черную BMW, и уехала, а мы с Викой пошли к нам домой и начали урок. – И ты не спрашивала у нее, кто это? – Нет, мне было неудобно. Зачем лезть к человеку в душу, если он молчит? Да и не придала я этому никакого значения. Ну женщина, ну красивая, роскошная даже. Что такого? Я и сегодня не вспомнила бы, если бы не увидела, как по-хамски она себя ведет. А когда увидела, то расстроилась из-за того, что она злая. Плохой человек. А раз так, то вдруг она имеет какое-то отношение к тому, что случилось с Викой. А, мам? Голос дочери звучал жалобно. Признаться, Ксению тоже встревожило то, что она сейчас услышала. По всему получалось, что Линн Тайлер, или как ее еще звали, провела в Малодвинске не меньше недели, но при этом люкс в гостинице сняла только сегодня. Где она жила все это время? Ответ напрашивался сам собой – у Андрея Погодина. Но почему он тогда вел себя так, словно никакой женщины в его доме не существовало? Впрочем, дойдя до этого места в своих рассуждениях, Ксения тут же одернула саму себя. Вчера вечером этот человек целовал ее у крыльца. Она была достаточно взрослой женщиной, чтобы понимать, что это был поцелуй с «продолжением», которое в случае ее согласия никак не могло иметь места в тесной квартирке, в одной из комнат которой спала Мила. Продолжение, против которого Ксения, черт бы ее подрал, не возражала, могло случиться лишь в его доме, так удачно расположенном по соседству. Но Андрей остановился. Отстранился и просто ушел, сбежал, ничего не объясняя. Так не потому ли, что не мог пригласить Ксению к себе, из-за того, что там находилась Линн? Но почему она пряталась? Зачем? И отчего сегодня переехала в гостиницу, нарушив свое заточение? Что скрывают Погодины-Тайлеры? И имеет ли отношение их тайна к смерти Виктории Угловской? От мыслей у Ксении даже голова закружилась. Посвящать в эти мысли дочь она не собиралась, а потому они поужинали, не возвращаясь к теме, после чего Милка с ногами устроилась на диване в комнате матери и погрузилась в просмотр какого-то сериала. Для этого она попросила материнский ноутбук, но Ксения не дала, сославшись на неоконченный перевод и велев воспользоваться телефоном. Милка вздохнула, но согласилась. Впрочем, к переводу сегодня Ксения возвращаться не планировала, а усевшись за столом так, чтобы быть уверенной, что погруженная в просмотр фильма дочь не видит, что она делает, открыла поисковик, на мгновение задумалась и ввела в строку имя «Андрей Погодин», удивляясь, что не сделала этого раньше. Поисковик выдал ей одного известного актера, несколько врачей и кучу пользователей социальных сетей с таким именем, однако, просмотрев их профили, Ксения убедилась, что среди них нет человека, которого она искала. Ее сосед, представляющийся этим именем, был полной невидимкой для мировой паутины, и это Ксению слегка удивило. Даже ее скромная персона находилась через поисковые запросы, а уж у финансового аналитика, имеющего большой опыт работы с крупными компаниями, интернетовский след должен был быть гораздо более серьезным. И ничего.