– Знаете уже? – Если в голосе Поташова и сквозило разочарование, то лишь самую малость. – Могу я поинтересоваться откуда? Андрей коротко рассказал про торшер и Кораблева, подозрительно хорошо ориентирующегося в его доме. – Торшер надо бы проверить, я сейчас к вам ребят отправлю. Во всю эту муть с Варлаамом я не верю, конечно, но любое дело надо доводить до конца. За Кораблевым уже поехали, кстати. Но вы, уважаемый Андрей Михайлович, знаете все же не все. Я по вашей просьбе отправил сотрудника в городской архив, так вот Григорий Кораблев – прямой потомок Ии Малевецкой, той самой четвертой сотрудницы музея. – Значит, все-таки не Соболев, – заметил Андрей. – Ладно, Михаил Сергеевич, приезжайте. И Кораблева привозите. Будем на месте разбираться, что к чему. Приготовить обед Ксения успела, а вот съесть его им так и не довелось. Дом наполнился людьми, которые вытащили из подвала торшер-чудовище, действительно оказавшийся очень тяжелым. За суетой людей в форме закованный в наручники Григорий Кораблев следил с кривой ухмылкой. Основание торшера состояло из двух частей, скрепленных большими винтами. От времени их заело, поэтому открутить их удалось не сразу. Внутри оказалась полость, впрочем совершенно пустая. Вздох разочарования пронесся по комнате. Никакого осколка колокола внутри не было. – Да и не могло быть, – сказал Поташов, – по свидетельствам очевидцев, осколок сам весил килограммов сорок, а в этом торшере от силы тридцать будет. – Глупая была версия, но и ее отработали. – Да хрен с ним, с этим проклятым колоколом! – взвыл вдруг Кораблев. – Одигитрия где? Я же был уверен, что она здесь, в подвале. На торшер надеялся, что там хоть подсказка какая есть. Все впустую. Все. – Ты вообще как об Одигитрии-то узнал, болезный? – уточнил Погодин. Голос у него был ласковый, и это звучало так страшно, что Ксения даже зажмурилась. Не хотела бы она, чтобы этот мужчина когда-нибудь разговаривал с ней таким голосом. – Бабка рассказала. Давно, я еще маленький был. Она в старости деменцией страдала, уже не узнавала почти никого, заговаривалась, и все бормотала про то, что Глафира Погодина в своем доме клад прячет. – Прямо-таки в доме? – уточнил Андрей. – В том-то и дело, что да. Она про колокол рассказывала, про Варлаама, про проклятие его, от которого все поколения охальников не своей смертью умирали. Бабка старая была, 1929 года рождения. Она как раз в ту ночь родилась, когда Варлаам пропал. И всю эту историю от своей матери знала. – Ии Малевецкой, сотрудницы музея. – Да. Это моя прабабка. Для того чтобы хотя бы частицу колокола для истории сохранить, они тогда целый заговор придумали. Директор музея Бекетов специально в область уехал, чтобы вне подозрений остаться. А Поташов с Григорьевым должны были колокол ночью вывезти и спрятать. Для того чтобы им алиби создать, прабабка с доктором из соседней губернии договорилась. Он ее двоюродным братом был, просто они это не афишировали особо. Они разыграли, что у Григорьева дочка маленькая заболела, на глазах у всего Малодвинска в Вычегодск к врачу поехали, а на самом деле у Малевецких в доме спрятались, чтобы ночи дождаться. И девочку, Глафиру Григорьеву, у нее оставили, когда за колоколом отправились. Кто ж знал, что прабабка от волнения рожать начнет раньше времени. Она все боялась, что девчонка выдаст свое присутствие, но Глафира эта тихо сидела на печке, как мышка. Ни повитуха, ни доктор приехавший, потому что роды-то тяжелые были, даже не догадались, что в доме есть чужой ребенок. А мужики, значит, осколок колокола от Успенского храма увезли и в доме Григорьевых спрятали. А Глафира, когда выросла, типа хранительницей была назначена. Ей ее отец тайну Варлаама передал. – И все это вам рассказывала ваша бабушка? – уточнил Поташов. – Да она это всем рассказывала, только никто особо не слушал. Никого осколок колокола к тому моменту не волновал. Все за бред принимали. А я слушал, мне интересно было. – А Одигитрия? – напряженно спросила Ксения и виновато посмотрела на следователя и Андрея, мол, простите, что вмешиваюсь в расследование. – Про икону бабка мимоходом говорила. Ее больше Варлаам интересовал. Но слово меня зацепило, очень красивым показалось. Одигитрия. И я вспомнил бабкины рассказы, когда про Одигитрию от Александра Николаевича услышал. Он откуда-то узнал, что икона пропала вместе с колоколом, стал ее искать, а я ж всегда рядом, все на моих ушах, как говорится. Вот я и смекнул, что икона немалой стоимости надежно спрятана там же, где и осколок колокола. То есть в подвале погодинского дома. И тут мне, прямо скажем, не повезло. Дом ваш четверть века пустой стоял, в него влезть и все осмотреть можно было по-тихому, не привлекая внимания. И надо же такому случиться, что как раз в тот момент вы в городе появились. – В голосе Кораблева зазвучала такая ненависть, что Ксения не выдержала, подошла к Андрею и взяла его за руку, словно защищая. Он мимолетно улыбнулся ей, побежали лучики в углах глаз, меняя выражение лица, которое через мгновение тут же снова стало суровым. – Да уж, не повезло тебе со мной, парень. – Ночью в дом стало не пробраться. А днем ловить подходящий момент я не мог, я ж на работе. Мне было важно, чтобы Александр Николаевич ни о чем не догадался. Я и нанял Серегу Васнецова, чтобы он следил за домом и, выждав подходящий момент, посмотрел аккуратно, что к чему. – Он в самом доме зачем все вверх дном перевернул? Ясно же было, что ни куска бронзы, ни иконы в комнатах нет? – Серега – дурачок, деньги искал, поживиться хотел. Бабка четко про подвал говорила, поэтому я ему наказал именно подвал проверить. Он туда полез и с лестницы свалился, голову расшиб. Одна надежда была на то, что умрет. – И с Серегой тебе тоже не повезло, – покачал головой следователь Поташов. – Времени оставалось совсем мало. Девчонку соболевскую убили, а она же тоже поисками иконы занималась, в архивах сидела. Я решил, что еще кто-то клад ищет. Честно, думал, вы. Что вы именно для этого в Малодвинск вернулись. Как Глафиры Сергеевны наследник. И Вику утопили, потому что она что-то про вас накопала. Кроме того, вы начали разбирать подвал. И я был уверен, что это не простое совпадение. – Поэтому залез туда сам. Но ничего не нашел. – Нет, не нашел. Но уже когда убрался из вашего дома, вдруг про торшер вспомнил. Он тяжелый такой, я почему-то и подумал, что у него в основании могло быть что-то спрятано. Я ж не знал, что вы его внутри оставили. Всю кучу хлама на улице перерыл, а торшер не нашел. И тут уж понял окончательно, что практически попался. – И что ты собирался со мной сделать, голубь? – ласково спросил Погодин. – Шею сломать? – Придушил бы во сне по-тихому. – От обыденности тона, которым были сказаны эти слова, Ксению начал бить озноб. – Сегодня же ночью. Не успел. Вы раньше обо всем догадались, да еще и Серега в себя пришел. Не повезло. Закончив следственные действия, уехала оперативная бригада, увезли Кораблева, поникшего, как будто из него выпустили весь воздух. – Один вопрос у меня только, – сказал он напоследок. – Вы знаете, где Одигитрия? – Понятия не имею, – пожал плечами Андрей. – Подвал моей бабушки совершенно пуст, нет там никакого клада. Да, признаться, мне он и не нужен. Я без него пятьдесят лет жил и дальше проживу. Стоя в обнимку на улице, Погодин и Ксения смотрели вслед уезжающим машинам. Из дырки в окне появился Пират, посмотрел на них оценивающе, начал не торопясь спускаться по построенной специально для него лестнице. Дошел до последней ступеньки, спрыгнул вниз. Это было уже неопасно, невысоко. Ксения задумчиво проводила черного кота глазами. – Андрей, – сказала она и даже зажмурилась от неожиданной мысли, которая пришла ей в голову, – скажи мне, а как так получилось, что подвал в доме твоей бабушки такой неглубокий, что ты все время бьешься там головой о потолок? Этого же не может быть, потому что у вашего дома необыкновенно высокий цоколь. Такой, что ваша семья даже сделала специальную лестницу для кота. И в окна к тебе заглянуть совершенно невозможно, даже человеку с высоким ростом. Андрей немного отстранился и в изумлении уставился на Ксению, потом на окно с лестницей для кота, потом снова на Ксению. Подошел к самой стене дома, цоколь которого заканчивался примерно сантиметрах в десяти над его головой. Да, биться головой о потолок подвала при таком инженерном решении было совершенно невозможно. – Ксюша, ты гений, – сказал он. – Совершенный гений. И чтобы это доказать, нужно совсем немного – позвонить Александру Николаевичу Соболеву. – Зачем? – не поняла Ксения. – Он быстрее найдет в этом городе металлоискатель. И бравых парней с гвоздодером, готовых быстро отодрать доски пола в подвале. Они, кстати, так мягко пружинят, как будто под ними пустота. Я это отметил, только значения не придал. Теряю квалификацию. Пообедать им все-таки удалось, хотя и наспех. Отправленная Соболевым бригада во главе с самим бизнесменом появилась в доме минут через тридцать. Еще через десять минут металлоискатель показал, что в одном их углов подвала под деревянным настилом пола явно спрятано что-то, содержащее металл. К тому моменту вернулся и вызванный Андреем Поташов. – Клад принадлежит государству, – сообщил он, мрачно глядя на Соболева. – Александр Николаевич, что бы там ни оказалось, вам оно не принадлежит. И вам, Андрей Михайлович, тоже. – Я понимаю, – безмятежно сообщил Андрей. – Я на всякий случай. Вдруг за двадцать пять лет, которые вы провели на чужбине, вы позабыли российское законодательство, – он усмехнулся. – Узнал все-таки, – улыбнулся Андрей. – За что зацепился, Михаил Сергеевич? За паспорт? – Конечно, за паспорт, – улыбнулся следователь. – Я, конечно, выгляжу деревенским дурачком, но таковым не являюсь. Я хорошо знаю свою работу, Андрей Михайлович. – Не сомневаюсь. – Посуди сам. Найден труп. Рядом новый человек, которого тридцать лет никто не видел, а тут появился и живет как ни в чем не бывало. Одежда и обувь – пижонские, вид нездешний, ни с кем не общается, никуда не ходит. Я, признаться, и без трупа на берегу хотел в твой паспорт посмотреть, а тут такой случай предоставился. – А что у тебя с паспортом? – с любопытством спросила Ксения. – Да ничего! – воскликнул Поташов. – Паспорт как паспорт. Российского гражданина. Только всем российским гражданам последний паспорт выдают в сорок пять лет, а у господина Погодина Андрея Михайловича он почему-то в пятьдесят получен. – В то, что я мог его просто потерять или у меня его украли, ты, конечно, не поверил. – Андрей принял подачу и тоже перешел на «ты». Ксения понимала почему. Отличный мужик этот Михаил Поташов. – Мог потерять, могли украсть, – согласился следователь. – Но я предпочел проверить. Ты ж особо не прячешься. Да, полковник? – Не прячусь, – согласился Погодин. – Не афиширую свой жизненный опыт, но и не прячу. Нечего мне стыдиться, как понимаешь. – Кажись, нашли, – услышали они и подошли поближе. Из дыры в полу рабочие, отдуваясь, с трудом достали кованый сундук, по виду очень тяжелый. Мгновение – и с сундука был сбит замок, еще миг – и откинута скрывающая почти столетнюю тайну крышка. Ксения вытянула голову, чтобы лучше видеть из-за мужского плеча, и затаила дыхание. Выпуклый кусок бронзы, с внутренней стороны покрытый сусальным золотом, вот что она увидела. Несомненно, перед ними был осколок колокола Варлаама, историческая реликвия, ради сохранения которой так рисковали свободой, а то и жизнью четыре сотрудника Малодвинского музея: Иван Бекетов, Петр Поташов, Сергей Григорьев и Ия Малевецкая. Трое их потомков – Александр Соболев, Михаил Поташов и Андрей Погодин – молча смотрели на предмет, много лет окутывающий их родной город мистической тайной. И не их вина была в том, что четвертый потомок – Григорий Кораблев – находился сейчас в камере предварительного заключения. Соболев рванулся вперед, дрожащими руками выхватил из сундука завернутый в вощеную бумагу прямоугольник, развернул, поднес ближе к фонарю, неярко освещавшему подвал. Лик святой смотрел на всех собравшихся в подвале людей торжественно и печально. Не только осколок Варлаама спасала от поругателей эта четверка, но и главную святыню Малодвинска, на протяжении веков хранившую его жителей икону Богоматери Одигитрии, привезенную в город в 1290 году, пережившую несколько пожаров и революций. – Ну что, Александр Николаевич, и это обещание я выполнил. Нашел Одигитрию, – сказал Андрей Соболеву. – Тот не мог ответить, так сильно у него тряслись губы. – Правда, Михаил Сергеевич прав, эта икона – национальное достояние. В частную коллекцию ее забрать не получится. – Да я и не собирался, – хрипло сказал Соболев. – Я же вам объяснял, что для этого города немало сделал, и икону искал, чтобы в кафедральный собор святыню вернуть. Я не меньше Васина Малодвинск люблю. Я в нем родился, вырос и жизнь прожил. Вот так-то. – Ну и замечательно, – искренне сказал Андрей. – А Варлааму явно в музее место найдется. Тем более что вся его история так чудесно Валевским описана. А уж последнюю главу дописать нетрудно, да, Ксюша? – Да, – согласилась Ксения, у которой отчего-то сильно щипало глаза. – Нет больше никакого проклятия Варлаама. Жаль только, что ни Вика, ни Николай Петрович не дожили до сегодняшнего дня. – Похороны в понедельник, – тихо сказал Соболев. – Я организовал. Их обоих рядом с Анастасией Угловской похоронят. Будут рядышком внучка, бабушка и человек, который ее всю жизнь любил. Светлая им память. – Что теперь? – тихо спросила Ксения у Андрея, когда все наконец разъехались. Часы показывали начало седьмого, и она вдруг поняла, что сильно устала от обилия впечатлений и событий этого дня. – Если ты спрашиваешь про сегодня, то мы сейчас сходим проведать твою дочь, все ей расскажем, что-нибудь вместе поедим и перевезем тебя ко мне. – К тебе? – В дом моей бабушки, которой ты, кстати, очень сильно бы понравилась. Я это знаю. А если ты спрашиваешь про вообще, то я думаю, что мы с тобой побудем в Малодвинске еще с месяц. Подготовим экспозицию для музея, посмотрим, как будет смотреться Одигитрия в церкви, поддержим твою дочь в начале учебного года, а потом потихоньку поедем в Москву. Или ты не согласишься оставить Милу одну? В голосе его звучало затаенное волнение. Этот мужчина был готов понять, что любая мать всегда выбирает своего ребенка. Даже если это убивает любовь всей ее жизни. Ксения прислушалась к себе, чуть удивленно улыбнулась. – Нет, Мила – взрослая женщина, умеющая принимать решения и за них отвечать. Моя готовность приехать сюда помогла ей пережить предательство, но со всем остальным она точно справится. Зная ее характер, я убеждена, что до конца учебного года она своих учеников не бросит, но и сама не пропадет. Малодвинск – не край света, тут тоже люди живут. Причем в большинстве своем очень хорошие. Конечно, я поеду с тобой в Москву, Андрей. Я поеду везде, куда тебе будет надо. Погодин тихо обнял ее, прижав голову к своему плечу. Через открытую форточку издалека доносился колокольный звон, свидетельствуя об окончании субботней вечерни. – Очень Викторию жалко, – сказала Ксения. – Пусть даже я никогда ее не видела, но девушка, похоже, была чудесная. И Валевского тоже. Я бы очень хотела с ним познакомиться. Это так странно – переживать из-за смерти двух незнакомых людей, но я, пожалуй, действительно горюю. – «Смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе», – процитировал Андрей. – Это Хемингуэй? – спросила Ксения и тут же смутилась, потому что обнимающий ее мужчина тихонько засмеялся.