Сила всколыхнулась, задрожала, готовясь выпустить на волю скрытое от сторонних глаз глубинное чудовище. Круги на воде. Один. Второй. Третий, облизывающий берег волнами, готовый плеснуть через край. Больше, чем я могла выдержать. Желание глупой ведьмы исполнилось. Я хотела быстрее — и лошадь понесла. Никогда не видела, чтобы лошади двигались так: копыта не касались земли, не оставляли следов, пот струями стекал со вздымающихся боков, а пена клочьями срывалась с выплёвывающих хрипы губ. Леса? Поля? Тропинка? Что-то должно было виднеться, мелькать перед взором, но сливалось в единый цветной водоворот, пытающийся запутать, заглотить и никогда не выпускать. Верх? Низ? Болото или река? Что под ногами и где они, эти ноги? Я прижалась к кобыле, обхватила её как можно крепче, забыв обо всех правилах верховой езды, чувствуя, что вот-вот соскользну и упаду, провалюсь, туда, где ничего уже не важно. Как и желала. — Вирке! Солнце мазнуло по волосам, обозначая верх. — Вирке! Кто-то словно выхватил из омута за шиворот и с силой дёрнул, вытаскивая из засасывающей темноты. — Вирке! Брат начал нагонять, и почти сразу стал различим стук копыт. Невидимая золотая нить натянулась вновь, не давая захлебнуться, забыться. Она тянула, держала, дарила свет. — Вирке! Белен скакал рядом, изо всех сил подхлёстывая измученную Вороную. Протянул руку, пытаясь ухватиться за капсюля7, но пальцы соскользнули с мокрого ремня. Ещё одна попытка. И ещё. Лошадь гнала. — Хватайся! Он вцепился в дрожащее от напряжения плечо, но отпустить потную воняющую шею оказалось выше моих сил. — Вирке, гоблин тебя раздери! Я посмотрела туда, где мелькали копыта, и вновь зажмурилась. Нет уж! Лучше умру так. Хоть без мучений. Не знаю, что он делал. Не знаю, как извернулся, как удержался в седле, как вообще меня догнал. Но мои руки оказались слишком слабы по сравнению с руками воина. Он схватил меня за талию, рванул, выдёргивая из седла и завернул Вороную за миг до того, как Тварь (вот уж правда тварь!) сиганула в овраг и нырнула в мокрый пух тумана. Туман сыто чавкнул, а мы, непонятно как державшиеся до сих пор, кубарем скатились со спины напуганной клячи. Снова верх и низ поменялись местами. Что-то царапало спину, что-то в кровь разодрало локти и колени. Юбка задралась выше некуда, ногами я обхватила твёрдые мужские бёдра, и катилась, не понимая, как остановиться. Золотые искры рассыпались во все стороны, бренчали, прячась в траве, путались и сливались в единые сети, пытающиеся ухватить, задержать и помочь выжить. Я пришла в себя в его объятиях. Таких крепких, что, казалось, скорее мир распадётся на части, чем он меня отпустит. Да и сама сжимала коленями захваченную ногу брата. Лицо Белена замерло непозволительно близко от моего. Он запустил пальцы в мои растрепавшиеся, как вороньи перья, волосы, совсем немного сжал, словно боялся, что я ненастоящая, и прижался губами к моему лбу. — Жива, — прошептал он, то ли спрашивая, то ли воздавая молитву. — Пока да. Но если домой придётся идти пешком, точно сдохну, — мрачно нахамила я, не пытаясь отодвинуться. Глава 4. Больше не сестра Что может быть хуже, чем хорошенько шлёпнуться на землю с бегущей полным ходом лошади, исцарапать все обнажённые и некоторые прикрытые части тела, и порвать или, скорее, превратить в лохмотья любимое платье? Ну разумеется! После всего пережитого пришлось добираться до замка пешком: кобылицы убежали без оглядки. С большим, кстати, трудом представляя, в какой стороне этот самый замок находится. Благо, сапоги для верховой езды достаточно высоки, чтобы защитить ноги при падении, и достаточно удобны, чтобы устроить в них длительный променад. Зато неимоверно жаркие, так что, лучше бы я поехала хоть в атласных бальных туфельках, а не в этом орудии пыток. Белен, к счастью, ни разу не заикнулся о том, кто виноват в пешей прогулке. Подставлял плечо, помогал перебираться через ямы и кочки, хоть и не меньше моего страдальчески морщился. Когда зенитное жестокое солнце начало припекать особенно сильно, он сдался и снял редингот8, оставшись в одной рубахе. — Это ещё что? — я беспечно схватилась за край и задрала её. Половину спины брата украшал здоровенный, налитый пунцовой краской синяк. И он ещё переносил меня через болотце у оврага, когда я заявила, что не стану мочить ноги! — Немедленно раздевайся! — Так сразу? — Белен потянулся вернуть одежду на место. — Даже не надейся! Я требую серьёзных отношений! — Снимай рубашку, олух! Тебя нужно вылечить, или дома все решат, что я пыталась тебя убить! — А ты разве не? — поднял брови брат. Пожалуй, это и правда неплохая мысль. — Ещё слово и я задумаюсь над тем, что добить тебя проще, чем спасти. — Я в порядке. Предпочитаю не лезть в эти ваши магические штуки. Крепкий сон и хорошее вино — лучшее лекарство. — Если немедленно не замолчишь, не доживёшь ни до первого, ни до второго. Я с трудом поймала непрестанно вертящегося и сопротивляющегося больного. Да уж, раздевать мужчин силой мне ещё не приходилось. Схватилась за сорочку и потянула вверх; Белен сопротивлялся, отворачивался и отмахивался. Пришлось хорошенько тыкнуть его кулаком в травмированный бок, чтобы доказать, что без помощи ему не обойтись. — Всё, убедила, — прохрипел страдалец, сгибаясь пополам и неловко усаживаясь на землю. Поднял руки — справляйся, дескать, сама. Предательские негнущиеся пальцы всё время пытались вместо завязок отправиться исследовать то, что под ними спрятано. Я дулась, пыхтела, надувала губы, не решаясь посмотреть чуть выше — туда, где наверняка блуждала снисходительная ухмылка. Тем более, я не смотрела в глаза Белену. А ведь тогда знала бы, что помимо довольно изогнутых губ, то и дело изрекающих едкие замечания по поводу моей сноровки в вопросе раздевания мужчин, лицо не покидала морщинка между бровями. Сегодня особенно глубокая. — Нет, так может продолжаться бесконечно, — брат ловко распустил ворот и одним движением избавился от одежды. — А сразу так — руки бы отсохли? — нахлобучить бы эту вонючую тряпку ему на голову. Я не отказала себе в удовольствии. — Вирке, ты ругаешься, как… — Как кто? — Как куртизанка. Можешь хоть иногда вести себя как леди? — Могу, — я устроилась на земле, поджав под себя ноги и демонстрируя всем страждущим колени. Это к требованию «вести себя как леди»: шли бы вы, уважаемые! — Но не хочу. Весь запас вежливости исчерпала. Ищи — не найдёшь. Больной, решив, что спорить с врачевателем для здоровья вредно, мученически вздохнул и стиснул зубы. Теперь можно и делом заняться. Синяком, то есть. Вообще-то, тогда я не умела колдовать. Действовала по наитию, совершенно не понимала, что творю, довольствовалась парой советов и простеньких заклятий из старых, покрытых паутиной книг в дальнем углу огромной библиотеки. А что? Худо-бедно колдовала. Никто не умел, а я умела. Разве избалованной девице нужно что-то ещё? Простуженную малявку вылечила; графов и лордов на приёме заставила понервничать; лошадь, в конце концов, из-за меня понесла. Так что, я убеждала себя, что справлюсь. Всего лишь не касаться бледной тонкой кожи. Не так уж это и сложно, хоть и довольно заманчиво. Палец неторопливо скользнул по старому шраму вдоль позвоночника. Знала же, что не сдержусь! Рубец тонкой розовой лентой вился между лопатками и спускался к пояснице. Как и много лет назад. Не выцвел, не зажил. Мою спину украшал такой же. Няньку, не досмотревшую за двумя сорванцами, выпавшими из окна на кучу щебня, выгнали из дома сразу же. По крайней мере, так говорили. Я её не помнила вовсе, так что приходилось верить. Хорошо хоть не головы расшибли. Полоска детских воспоминаний вела ниже, прокладывая дорожку к огромному кровоподтёку. Сейчас я его! Жилы знакомо защекотало, кончики пальцев потеплели, сердце забилось с удвоенной скоростью, не в силах совладать с непокорной, разбрызгивающей солнечный свет, магией. Глубоко вдохнуть. Выдохнуть, выпуская на волю чистую Силу. Исцеляющую, освещающую, согревающую… — Salutem. Ничего не произошло. — Ну что там? Плечо чешется, — нетерпеливо заёрзал брат. — Salutem! Сила продолжала дрожать на коже, как тягучие капли, и никак не могла сорваться. — Не выходит, — я уставилась на ладони, перечёркнутые золотыми лучами. — Быть не может.