— Как и всегда, — я равнодушно передёрнула плечами, едва не сползла с седла из-за вильнувшей задом поганки и ударила её пятками в бока, подгоняя. Копыта глухо приветствовали обласканную росой землю, оставляя в сужающейся деревенской дороге жестокие раны; замок Ноктис де Сол остался далеко позади, грозовой тучей мрачнея посреди нежного светлого неба; охраняющие посевы кустарники становились всё выше, разрастались до целых изгородей, норовили превратиться в рощи; в низинах спешил укрыться слоистый туман после ночного свидания с пушистыми полями, прощающимися робким шелестом мягких колосков. Брат с полным ликования возгласом пронёсся мимо: — Пошла! Н-н-но! Кто последний, — останется без завтрака! Он что, считает меня ребёнком?! Ясное дело, я его обгоню! — Н-н-но!!! Когда, смирившись с тем, что ни один из нас не уступит, а лошади у обоих донельзя вредные, мы пустили их шагом, Белен наконец извлёк из седельной сумы то, что имело наглость назваться нашим пайком. — Серьёзно?! — я не спешила брать в руки слипшееся нечто. — А что такого? — брат с готовностью надкусил то, что изначально походило на хлеб и сыр по отдельности, а ныне превратилось в рулет. — Помялся немного. На вкус ровно то же самое. Я осмотрела спутника, начиная с лошадиных копыт и заканчивая собранными во взъерошенный хвост волосами. Других мешочков, тайников и сумок не обнаружилось. — Ты собрался кормить меня этим? Ты уверен, что пытаешься наладить отношения, а не испортить их окончательно? Может, попросту хочешь отравить и прикопать, скажем, вон в том лесочке? — В том-то? — мужчина ел с наслаждением и ничуть не смущался того, что «рулет» исчезал быстрее, чем удавалось уговорить меня разделить трапезу. — Не, в том не получится. Там народ обычно деревья валит. Не лес, а проходной двор. Быстро отыщут, потом придётся похороны устраивать, скорбеть… А мне оно надо? — Дай сюда! — сообразив, что такими темпами и правда останусь голодной, я отобрала остатки хлебо-сыра и, на всякий случай брезгливо поморщившись, откусила. Ничего так. Видимо, с голода, но показалось, что даже вкуснее изысканной кухни нашей опытной поварихи. — Запить что есть? Во фляге оказалась обычная вода. Нда… Кажется, родственничек решил подготовить сестру к тяготам и лишениям. Белен, не рискуя смотреть мне в глаза, упорно разглядывал жиденький лесок, отделённый от нас полным туманного киселя оврагом. Лесок приветливо качал ветвями и всячески демонстрировал, что жизнь прекрасна. А вот брат, вопреки кажущемуся приподнятому настроению, морщил лоб и дважды набирал воздуха в грудь, чтобы начать некий, судя по всему, неприятный разговор. — Вирке, — он пересилил себя и развернул Вороную, чтобы поговорить лицом к лицу, подъехал чуть ближе. И… Оу! Взял меня за руку! Богиня, он умирает? Я умираю?! Или того хуже: он женится?! — Вирке, я намерен отказаться от наследства и отписать его тебе, — выпалил брат. О. О. О-о-о… Наследство. Конечно. Как я могла об этом не подумать? Папочка, никогда не питавший к младшенькой особой любви, благополучно оставил Ноктис де Сол старшему мужчине в роду. А я? А меня, видимо, полагалось поскорее передать в чью-то ещё собственность. Мужа, любовника — как повезёт. И правда, зачем женщине земли? Вот только… Действительно, зачем они мне? — Вирке? — брат осторожно провёл пальцем по моему запястью. Золотые искры укололи кожу, и я поскорее отдёрнула ладонь. — Ты не выглядишь счастливой. Вот он. Уверенный. Сильный. Красивый… Нет, это к делу не относится. Искренне считающий, что поступает правильно. Как всегда. — А ты намерен пойти побираться в порту? Или отнимать хлеб у егерей? — Я, — Белен запнулся и отвлёкся, чтобы потрепать по шее беспокойно переступающую кобылу. — Я вынужден… уехать. На какое-то время. Теперь я поймала его руку и заставила поднять глаза. Гоблиновы искры! — И эта поездка не подразумевает твоего возвращения? — А разве тебе не всё равно? — он наклонился совсем близко ко мне. Так близко, что лошади недовольно зафыркали, не желая оставлять главенство за соперницей. Я промолчала. — Отмолчаться не получится, — брат сидел, чуть согнувшись, не давал лошади двинуться и не переставал хмуриться. — Это был вопрос. Тебе не всё равно? Я досадливо дёрнула повод, но Белен схватился за уздечку, как за последнюю надежду, заставляя животное стоять ровно: — Вирке, тебе не всё равно? — Я тебя ненавижу, — прошипела я. Ни слова лжи. — Я знаю. А теперь ответь на вопрос. — Нет, мне не всё равно. И будь ты проклят, — удивительно, но он всё ещё умел улыбаться. Я не была в этом уверена, — Ты мой брат, Белен. Мне не может быть всё равно. Если кто-то тебя убьёт, это должна сделать либо я, либо чума, — улыбка погасла быстрее, чем стала заметной. Он выпрямился и пустил вороную медленным шагом, позволяя часто останавливаться, чтобы выкусить особо аппетитный пук травы. — Отец поступил неправильно… — Отец был идиотом, — перебила я. — Вирке, перестань их ненавидеть. Смерть — не их вина. Они любили нас обоих, но воспитывали… Как выяснилось, воспитывали не совсем правильно. Они просто пытались защитить нас. — От чего? Мы жили в спокойное время. То есть, в по-настоящему спокойное. Уже двадцать лет ни намёка на восстание. Все недовольные ковены распались или спрятались так глубоко в своих норах, что не сумели бы выбраться ещё очень долго. Торговля с объединённым королевством Витания стало честью и невероятно выгодным предложением для всех окружающих государств. Ни разу мне не попадались измождённые голодом или болезнями деревни. Хотя, кто знает? Может, я просто не присматривалась? Нас не от чего было защищать. — Ты понятия не имеешь, насколько жесток и неприятен мир! — Имела бы, если бы не провела почти десять лет в тюрьме на острове, с которого не могла сбежать даже на празднование Ламмаса! Ты когда-нибудь отмечал сбор урожая, сидя в четырёх стенах? Незабываемое чувство! Так что, ты пошёл по стопам дорогих родителей. — Мы защищали тебя от смерти! — Вы не давали мне жить. Это разные вещи. Белен хотел сказать что-то ещё. Я точно знала, что хотел: обидное, злое, что-то, что стало бы унизительнее пощёчины. Но, наверное, он и правда взрослее меня. Наверное, отец был прав, оставляя его за главного. — Ты права, — он опустил голову и принялся перебирать спутавшуюся угольную гриву. — Родители любили тебя. Ты не представляешь, как сильно, и не смогла бы ненавидеть их, если бы знала… Но ты права. Мы не дали тебе возможности жить так, как ты сама хочешь. Но теперь эта возможность есть. Замок твой. Я уеду и обещаю больше никогда не лезть в твои дела. — А может я не хочу, — ляпнула я. Это надежда мелькнула на бледном лице или просто облако отбросило случайную тень? Небо оставалось чистым. — Может, мне не нужен Ноктис де Сол. — Вирке, это твой дом. Мой дом? Давно уже нет. — И что с того? Я здесь чужая. — Вирке, Ноктис де Сол — не просто замок. Это наследие. Это земли, — мужчина повёл рукой, указывая на бесчисленные поля, кучкующиеся на горизонте домики, копошащихся вдалеке вилланов, — это люди, которые рассчитывают на тебя. Которым нужен их лорд. Или леди. С каких пор меня беспокоят эти люди? — Кажется, ты снова забыл спросить моего мнения. Мне они не нужны. Мне никто не нужен! И ты… ты не нужен тем более! Что это? Слёзы? Нет, ни за что! Только не снова! Больше никогда! Я резко завернула упрямую клячу, только попытавшуюся завести дружбу с Вороной, и хлестнула изо всех сил. Убежать. Спрятаться. Скрыться. Я больше не буду слабой. Не имею права! Я уже давно одна. Слишком давно. Я научилась. Думала, что научилась. Туда, где нет боли. Туда, где не догонят, не достанут, где не заставят терять снова и снова. Скорее. Скорее! Невидимая нить, соединяющая сестру и брата, натягивалась, звенела, готовясь порваться, а Сила внутри росла, множилась, рвалась наружу, требовала выхода. Быстрее! Убежать, скрыться в прячущей слёзы темноте, в пустоту, забирающую, выпивающую боль. Туда, где больше ничего нет, только спокойствие… Я ведь не умела пользоваться Силой. Глупая маленькая девчонка, понятия не имеющая, на что способна настоящая магия. Я создавала огненные шарики и ставила подножки чванливым лордам, но разве это Сила? Разве можно коснуться гладкой поверхности крохотного пруда, не потревожив её? И разве не может пруд таить в себе затягивающий, чёрный, бездонный и голодный омут?