— Ну что там ещё?! — подол порвался в последний момент? Прыщ вскочил? Кружево оказалось кривым? — Вы чудесно выглядите, — служанка смущённо скомкала передник. — Это мне уже известно, — кивнула я. И тут же уставилась в зеркало: правда? — Правда, — ответил на мой незаданный вопрос брат. Белен стоял в приоткрытых дверях. В камзоле, вышитом серебром, что ветвями забирались в складки ткани, с забраными в хвост волосами, похожий на мифического Бога, властителя лесов. — Ты настоящая богиня, Вирке. Если бы рядом не стояла открывшая в восхищении рот Эделина, он бы точно отпустил очередную колкость. Красовался перед наивной мышкой, не более. Но я подыграла. Скандалить при посторонних — дурной тон. Большой вопрос, кто из нас привлечёт больше внимания. Не мог одеться поскромнее? Или хоть предупредить, что будет в серебре? Я же теперь рядом с ним в гранатовом вызывающем и открывающем все допустимые прелести платье выгляжу дешёвой… Ладно, дорогой, очень дорогой. — Но тебе придётся переодеться, — лаконично закончил брат. — С чего это вдруг? Этот потрясающе выглядящий сукин сын снял шейный платок и попытался пристроить его у меня на груди. Кусок шёлка оказался мелковат или грудь за годы подросла, но, как бы скромник не старался, всё равно оказывался недоволен результатом. — Нет, так всё равно не пойдёт. — Конечно, не пойдёт! — я повела плечами, позволяя ткани соскользнуть вниз. — Он же совершенно не подходит по цвету! — Ты ведь всё равно поступишь мне назло, — Белен смиренно подхватил платок и начал аккуратно складывать. — Поэтому я не стану ни просить, ни уговаривать, ни угрожать. — Потому что это совершенно бесполезно. — Я хотел сказать, потому что ты — упрямая и безмерно наглая стерва, — я зарделась от смущения. Нет, ну может же делать комплименты, когда хочет! — Но твой вариант тоже уместен. Поэтому я просто напомню, что Вальдинг устраивает этот приём, чтобы найти очередную любовницу. А ещё он немолод, неприятен и верхняя челюсть у него вставная, — с удовольствием закончил брат, наблюдая, как я меняюсь в лице. Желание позлить старых подруг вдребезги разбилось о нежелание спать с чьим-то величеством. Я поджала губы и вернулась к шкафу. — Ты собираешься отвернуться? — Вчера тебя это не смущало. — Вчера смущался ты. Поэтому я веселилась. Новое, куда более скромное платье, тоже не выглядело дешёвкой. Глубокий синий цвет подчёркивал черничные пряди, а узор на лифе напоминал рисунки из старинных книг. Но богиней в нём я уже не была. Впрочем, шлюхой короля я не была тоже, а это уже неплохое начало. — Ну как? — хмуро поинтересовалась я. Брат ещё немного подтянул корсаж, в тайне надеясь превратить меня в монахиню. — Как не-любовница короля, — кратко резюмировал он. *** Вы когда-нибудь бывали на королевском приёме? Я — да. И это… Скучно. Невыносимо, дико, неописуемо скучно. Опоздать на строго отведённое время; ненавязчиво поприветствовать тех, кто выше рангом, и бестактно проигнорировать тех, кто ниже, стараясь не думать, что для первых мы — вторые. Мило улыбаться, пока наши имена нарочито неспешно ищут в списках приглашённых и делать вид, что всё идёт, как надо, пока мимо проходят те, кто в списках не нуждается. Тот, кто придумал эти приёмы, ненавидел людей всем сердцем. И люди спустя века отвечали ему взаимностью. — Вирке! Красавица! Как давно я тебя не видела! Белен, моё почтение! — какая-то там сколько-то-юродная сестра или кузина кузена. Я не помнила имени и видела её раз или два в далёком детстве. Но полагалось вежливо раскланяться и умилиться, когда напомаженные губки мазнут по щеке, а тёмные, как у хорька, глазки её мужа задержатся в том месте, которое перед выходом всячески старался прикрыть брат. Не зря, надо признать, старался. От подобного внимания и в ризу облачишься. Дождавшись, пока Белен отвернётся, я не удержалась и поманила пальцем крохотный бутербродик с подноса проходящего мимо лакея: — Autem! Как и всегда в присутствии брата, сосредоточиться оказалось сложно. Бутербродик дрогнул, не желая расставаться с насиженным местом, но всё-таки спрыгнул и прокатился по полу, чтобы замереть у ног хорькоподобного муженька. Ещё один неуместный поклон, чтобы получше разглядеть содержимое чьего-то платья, и кобелёк, поскользнувшись, с грохотом упал сам. Свалил жену и в завершение сбил лакея, который усыпал всю эту кучу дождём из лакомств. Я отвернулась, пряча хихиканье под личиной скучающей леди. — Вирке, не смей! — не переставая доброжелательно улыбаться, одёрнул меня брат. — Что? Вместо ответа Белен ухватил мою руку и положил на сгиб локтя, для надёжности прикрыв собственной ладонью. Я раздражённо попыталась вырваться: — Я что, ребёнок? — Именно. И проведёшь весь вечер со мной в обнимку, если не умеешь себя вести. — А как же твои важные разговоры? — напомнила я. — Неужели ты не боишься, что я могу что-нибудь ляпнуть некстати? — А ты можешь? — спросил и тут же сам себе ответил брат. — Конечно, можешь… — Ох, дорогая, не ожидала тебя здесь увидеть! — если сражения не избежать, лучше напасть первой. — Ты так похорошела, Колетта! Чудесно, что ваша семья наконец-то может позволить себе выпускать тебя в свет! Похожая на муху девица напряглась и повернулась, удивлённо икнув. — Вирке! Как я рада… ик!.. тебя видеть! Безмерно приятно, что тебя не заточили в высокой башне после того случая! — Ну что ты! Какая ерунда! Никто ведь серьёзно не пострадал, — свободной рукой я поманила слугу, разносящего воду, и заботливо предложила бокал Колетте. — Держи. Говорят, помогает от икоты. Старая знакомая вежливо приняла подношение и неприязненно вынужденно осклабилась. — Ты представлена моему дорогому брату? — беззаботно продолжала я. — Белен, я рассказывала тебе о Колетт. — Разумеется, — Белен, впервые услышавший это имя, наконец отпустил мою руку и склонился для поцелуя. — Я уж думала, ты меня не помнишь, — я легко сделала вид, будто то, что сотворила с мерзкой девицей, можно забыть. Ненавижу! Ненавижу всех! Будьте вы прокляты! Я с трудом запихивала воздух в грудь и никак не могла вздохнуть. Слёзы катились сами собой, руки тряслись, а они всё смеялись, хохотали, как ненормальные… — В чём дело? Уже не такая смелая? Толчок — и я отлетаю к стенке, натыкаясь на чьи-то руки. Мгновение, которое никак не заканчивается. Снова удар. И снова руки. — В чём дело, Вирке? Где твой острый язычок, воронёнок? Ничего не хочешь нам сказать? — Хватит! Прекратите! — хрипы уже не похожи на слова. Было ли мне больно? Не настолько. Но дышать всё равно не получалось. — Хватит! — Попробуй попросить получше! — и Колетт, умеющая заглядывать в глаза преподавателям с истинным раболепием, хохотала, разбрызгивая слюну, и снова толкала. А потом справа. И слева. И ещё… Хватит!!! Наверное, если бы не эти глупые девицы, Сила всё равно пробудилась бы. Раньше, позже… Когда-нибудь. Но это случилось именно в тот момент. Как вовремя и одновременно как поздно! — Хватит!!! — визг расплескался живыми волнами, бьющими в грудь обидчицам. Стены ухнули, затрещали. Кто-то сбежал сразу, решив не выяснять подробности; кто-то быстро сообразил, что забитая лохматая Вирке не так проста, как всем казалось; Колетт уйти уже не могла. Воздуха казалось невероятно много. Он заполнял изнутри, распирал, требовал выпустить наружу, бежал по жилам… Я протянула вперёд руку — девица с полными ужаса глазами проскользила по мраморному полу. Я взметнула пальцы вверх — забившаяся в паутине чужой воли муха захрипела и взлетела, телом повторяя узор трещин в камнях. Я дёрнулась — и Колетт оказалась на потолке. А потом я отпустила руку. Наверное, я не хотела сделать ей больно. Наверное, сама испугалась случившегося и лишь пыталась остановиться. Наверное…