— Не надо, я поняла. — Ну, так рассказывайте. Зачем вы здесь? Вам не страшно? Представляете, сколько нехороших людей можно встретить в этих местах? — Разве большинство из них не последователи Лабиринта? Он раздраженно хлопнул рукой по столу. — Как вы не понимаете! Эти хуже всех! — А ты к ним не относишься? — ощетинилась она и многозначительно посмотрела на рога, пришитые к голове мужчины. Он на мгновение поднял глаза. — А, это… Скажем так, я принял не самое взвешенное решение. Спать с ними — сомнительное удовольствие. Молодость, глупость… и, если честно, не обошлось без женщины. Она давно умерла, а я теперь хожу с дурацкими рогами. — Мы можем помочь друг другу, — сказала Александра. В совершенстве освоив науку Вспышки, она вложила в эти слова максимум страстной убежденности. Ранее сделанное предложение теперь покажется ему пределом мечтаний. — Да, да, понимаю. Забудьте мои слова, я погорячился. Я готов, я в деле. Только ради вас. — Нам понадобятся другие твои друзья, — продолжала она. — Все они должны быть паломниками, как и ты. Только, пожалуй, более преданными. Гораздо более. Но не чересчур. Хрупкое равновесие, понимаешь? — Ладно. Хорошо. И вы сдержите все свои обещания? Все до единого? — Даже больше, — прошептала она так тихо, что ему пришлось наклониться. — Я получаю то, что мне нужно, а вы можете двигаться в башни. Рога тебе удалит профессионал. Последнее привело его в восторг. По глазам было видно. — Хорошо, — сказал он. — А как вообще выглядит эта штука? — Гроб? — переспросила она. — Сейчас расскажу. 6 Джеки Джеки чудом заметила надпись. Чуть не пропустила. — Смотрите! — возбужденно воскликнула она, нуждаясь в подтверждении, что ей не померещилось. Прошло несколько секунд, и она подумала, что приняла желаемое за действительное. — Скорей сюда! Первым подбежал Доминик. — Ни хрена себе, — прошептал он. У него за спиной остановилась Миоко, за ней Триш. Продолжая поиски Айзека и Садины, четверка держалась вместе. Отдаляясь от дома, из которого похитили друзей, они периодически встречали некоторые признаки человеческого присутствия — свежие следы, кострище, отходы жизнедеятельности, однако не понимали, кому они принадлежат. «До сих пор», — подумала Джеки. Они отошли на две-три мили от злополучного дома; следы вели на восток, вдаль от океана. Группе Джеки выделили небольшой район — идеальное место для желающих переночевать или просто спрятаться. Один из домов на холме в самом конце главной улицы, двор которого давно потерпел поражение в борьбе с сорняками и кустарником, окружала высокая кирпичная стена. Кто-то нацарапал камнем по кирпичам прямо у калитки удивительно пространное сообщение. Сомнений в том, кто это сделал, быть не могло, да и надпись выглядела совсем свежей: ЗДЕСЬ БЫЛИ КУЗНЕЦ АЙЗЕК И САДИНА ПРЕМУДРАЯ — Мне не привиделось? — спросила Джеки, желая убедиться, что она не сошла с ума после нескольких часов неустанных поисков. День выдался безумно жаркий, одежда прилипала к коже. — Думаю, нет, — ликующим голосом ответила Миоко. Все прекрасно понимали, чему она так радуется. Ребята живы! Живы! — Я позову остальных, — вызвался Доминик и побежал вниз по холму. Триш отошла в сторону, закрыла лицо обеими руками и расплакалась. Миоко обняла подругу за плечи. Триш не противилась, и Джеки присоединилась к ним. Выплакавшись, Триш отстранилась от подруг и посмотрела на надпись. — Передать не могу, какое это облегчение, — сказала она. — Правда, я боюсь, что ей могут сделать больно или обидеть. По крайней мере мы теперь знаем, что они живы… Это ведь не может быть совпадением, правда? Джеки поняла, что Триш вновь начинает сомневаться. — Ни в коем случае! Надпись сделана недавно — смотри, какой свежий след. Думаю, Айзек специально написал про кузницу, чтобы у нас не возникло никаких сомнений. Даже я знаю о его одержимости кузнечным делом. — Да, он на ней помешан. — Триш шмыгнула носом, собралась и встала прямо. — Ты права. Это точно они, и теперь понятно, что мы на правильном пути. Лучшая новость за день! Издалека донеслись крики. Доминик вел друзей по улице. Его обогнала миз Коуэн, которая, должно быть, испытывала не менее сильные чувства, чем Триш. Несмотря на усталость, все были готовы драться не на жизнь, а на смерть. «Мы на правильном пути», — подумала Джеки и убежденно заявила друзьям и всему миру: — Мы их найдем. 7 Минхо Рокси протянула Минхо горячую металлическую миску с рагу, от волшебного запаха которого на глазах выступили слезы. Они сидели у огня — Рокси называла его «походным костром», утверждая, что это слово лучше подходит для веселого приключения. Ему было все равно. Минхо не стал бы возражать, даже если бы она дала пламени какое-нибудь идиотское имя: Кейси, Брент или Джеффри. Какая разница? Оно горячее, и на нем можно приготовить еду, причем очень вкусную. — У нас будет полно времени узнать друг друга, — сказала Рокси, проглотив жаркое. — Я не собираюсь вести себя как бабуля, которая без конца задает вопросы. Нет уж, увольте. Когда появится настроение рассказать что-то из своей жизни, валяй, не смущайся, буду рада послушать. Она сухо кивнула, будто убеждая не собеседника, а саму себя, и вновь принялась за еду. Минхо решил ее удивить. — А как насчет твоей жизни? Я тоже хочу услышать все подробности. Выкладывай. Она изумленно уставилась на собеседника, забыв о жарком, которое сползло с ложки обратно в тарелку. — Минхо, ты издеваешься? Не очень-то любезно с твоей стороны. Стыдно смеяться над серьезной пожилой женщиной вроде меня. Нехорошо, мальчик. Минхо издал звук, который в другой цивилизации могли расценить как смех. — Я не издеваюсь, Рокси. Я ни над кем не издевался с тех пор, как грудным ребенком меня спасли из ям, куда бросали зараженных Вспышкой. Расскажи о себе. Я когда-нибудь откроюсь, но ты должна подать пример. — Что ж, молодой человек, сам напросился… Она просияла, лицо осветилось неподдельной искренностью, чрезвычайно редкой для представителей Остатков нации. — С радостью послушаю. Он соскреб последние кусочки тушеного мяса, облизал ложку и сложил руки за головой. — Заранее извиняюсь, если нечаянно усну. Она начала рассказ. — Мои самые ранние детские воспоминания в основном состоят из картинок. Бабушка с дедушкой, немощные скорее от тяжелой жизни, чем от преклонных лет, сидят на пеньках. Убитый горем папа, который не смог забыть маму, погибшую какой-то ужасной смертью — мне так ничего и не объяснили, сколько ни спрашивала. Папа всегда носил с собой маленькую деревянную табуреточку. До сих пор вижу, как он, опустив голову, сидит на этой штуке… Она помолчала и тоже опустила голову.