Губы Риса растянулись в легкую ухмылку, и он поднялся с места: – Только потому, что ты послушалась и не пошла на фестиваль. Теперь нахмурилась я: – Ты будто собаку дрессируешь. – Большинство вещей в жизни похожи на дрессировку собаки. – Неправда. – Придешь на работу – получишь зарплату. Будешь ухаживать за девушкой – потрахаешься. Будешь учиться – получишь хорошие оценки. Действие и награда. Так устроено общество. Я открыла рот, чтобы возразить, но он был прав. – Никто уже не использует слово «ухаживать», – пробормотала я. Я ненавидела, когда он был прав. Его ухмылка стала на миллиметр шире. Рис не помещался в палатку и поэтому устроился рядышком на полу. Несмотря на уговоры, он так и не притронулся к еде, предоставляя мне разбираться с закусками самостоятельно. Еще через час я объелась сахаром и углеводами до легкой тошноты, а Рис, казалось, вот-вот заснет от скуки. – Я смотрю, ты не фанат электронной музыки. – Я потянулась и поморщилась. Последняя пачка чипсов с солью и уксусом была лишней. – Звучит как фальшивая реклама «Маунтин Дью». Я чуть не поперхнулась водой. – Вполне справедливо. – Я вытерла рот салфеткой, не в силах спрятать улыбку. Рис был таким серьезным, что я радовалась всякий раз, когда его каменная маска трескалась. – Тогда ответь. Если тебе не нравится электроника, то что нравится? – Я особо не слушаю музыку. – Хобби? – упорствовала я. – У тебя должно быть хобби. Он не ответил, но короткая вспышка тревоги во взгляде сказала мне все необходимое. – У тебя оно и правда есть! – Я так мало знала о Рисе вне работы, что хваталась за любую информацию, как изголодавшийся зверь. – Какое? Дай угадаю: вязание. Нет, наблюдение за птицами. Нет, косплей. Я выбирала самые случайные, неподходящие Рису увлечения, какие только могла придумать. – Нет. – Коллекционирование марок? Йога? Покемоны… – Если я скажу, ты заткнешься? – раздраженно процедил он. Я ответила блаженной улыбкой: – Возможно. Рис долго сомневался, а потом сказал: – Иногда я рисую. Из всех вариантов, что я ожидала услышать, это не входило даже в первую сотню. – Что именно? Наверное, кучу бронированной техники и охранных сигнализаций, – поддразнила я. – И возможно, немецкую овчарку, когда хочется чего-нибудь теплого и пушистого. Он фыркнул: – Помимо овчарки, звучит невыносимо скучно. Я открыла рот, но он поднял руку: – Не бери в голову. Я закрыла рот, но улыбка осталась. – Как ты начал рисовать? – Мне предложил психотерапевт. Сказал, поможет справиться с моей проблемой. И мне понравилось. – Он пожал плечами. – Терапия закончилась, а рисование осталось. Я снова удивилась: у него был психотерапевт, и он свободно об этом рассказывал. Большинство людей не признались бы так легко. Хотя это вполне логично. Он прослужил в армии десять лет. И наверняка пережил немало тяжелых моментов. – Посттравматическое расстройство? – мягко спросила я. Рис быстро кивнул: – Комплексное. Он не стал вдаваться в подробности, и я не стала настаивать. Слишком личный вопрос. – Ты меня расстроил. – Я сменила тему, почувствовав, что он снова начал замыкаться. – Я правда надеялась на косплей. Из тебя вышел бы отличный Тор, только с темными волосами. – Ты уже второй раз пытаешься стащить с меня футболку, принцесса. Осторожнее, или я подумаю, что ты хочешь меня соблазнить. Мое лицо запылало. – Я не пытаюсь стащить с тебя футболку. Тор даже не… – Я осеклась, когда Рис издал низкий смешок. – Ты издеваешься. – Когда ты злишься, твое лицо напоминает клубнику. Домашний фестиваль в сочетании со словами Риса «твое лицо напоминает клубнику» создавали впечатление, будто я проснулась в альтернативном измерении. – Я не похожа на клубнику, – заявила я со всем достоинством, на какое была способна. – И я, по крайней мере, не отказываюсь от операции. Густые темные брови Риса недоуменно нахмурились. – Твой вечно угрюмый вид, – уточнила я. – Хороший пластический хирург с этим поможет. Мои слова на секунду повисли в воздухе, а потом Рис потряс меня до глубины души. Он рассмеялся. Я услышала настоящий смех, а не легкий смешок, как в Эльдорре. Рис прищурил глаза, и вокруг них появились слабые морщинки, которые почему-то казались мне сексуальными, а его зубы сверкнули белизной на фоне загорелой кожи. Звук скользнул по мне, грубый и шершавый – именно такими я представляла его прикосновения. Не сказать, что я когда-нибудь представляла его прикосновения. Чисто гипотетически. – Туше. Улыбка стала еще шире, превратившись из великолепной в сногсшибательную. И тогда случилась еще одна катастрофа, куда более тревожная, чем слишком тесное платье в общественной раздевалке. Нечто легкое и бархатистое коснулось моего сердца… и затрепетало. Всего один раз, но мне хватило, чтобы узнать. Бабочка. Нет, нет, нет. При всей моей огромной любви к животным я не могла допустить, чтобы в моем животе поселилась бабочка. Не из-за Риса Ларсена. Ей следовало немедленно умереть. – Ты в порядке? – Он бросил на меня странный взгляд. – Выглядишь так, будто тебя вот-вот стошнит. – Да, в порядке. – Я снова сосредоточилась на экране, изо всех сил стараясь не смотреть на Риса. – Слишком много и быстро съела. Вот и все. Я пришла в такое смятение, что не могла сосредоточиться до конца дня, а когда наконец пришло время ложиться спать, заснуть не получалось. Меня не должен был привлекать мой телохранитель. Не до бабочек в животе. Они затрепетали, когда мы впервые встретились, но быстро умерли, едва Рис раскрыл рот. Почему они вернулись сейчас, когда я полностью осознала, насколько он невыносим? Соберись, Бриджит. Телефон завибрировал из-за входящего вызова, и я ответила, радуясь шансу отвлечься.