Я благодарно улыбнулась ему и вошла в больничную палату. Эдуард, как и говорили, не спал и сидел в постели, но его вид – в больничном халате, с подключением к аппаратам – пробудил шквал воспоминаний. – Папа, проснись! Пожалуйста, проснись! – Я рыдала, пытаясь вырваться из хватки Элин и побежать к нему. – Папа! Но как бы громко я ни кричала, как бы сильно ни плакала, он оставался бледен и неподвижен. Аппарат возле его кровати ровно, непрерывно пищал, и все вокруг кричали и бегали, кроме моего деда – он сидел, опустив голову, и у него дрожали плечи. Николая уже вывели из комнаты, а теперь пытались заставить уйти и меня, но я никуда не собиралась. Пока не проснется папа. – Папа, пожалуйста. Я охрипла от криков, и последняя просьба прозвучала шепотом. Я не понимала. Еще несколько часов назад все было в порядке. Папа поехал за попкорном и конфетами – на дворцовой кухне все закончилось, и он сказал, глупо кого-то просить, если легко можно съездить самому. Он пообещал, что, когда он вернется, мы будем есть попкорн и вместе посмотрим «Красавицу и чудовище». Но он не вернулся. Я слышала разговор врачей и медсестер. Что-то про машину и внезапный удар. Я не знала, что это значит, но поняла: дело плохо. А еще я поняла, что папа никогда, никогда не вернется. Я почувствовала жжение слез в глазах и знакомую тяжесть в груди, но натянула улыбку и постаралась не показывать беспокойства. – Дедушка. – Я бросилась к Эдуарду. Я называла его дедушкой в детстве и так и не переросла это обращение, но теперь использовала его только наедине – слишком «неофициально» для короля. – Бриджит, – он казался бледным и уставшим, но слабо улыбнулся, – не стоило тебе сюда срываться. Я в порядке. – Поверю, когда услышу от доктора. Я сжала руку деда, ища утешения не только для него, но и для себя. – Я король, – хмыкнул он. – Мое слово – закон. – Не в медицинских вопросах. Эдуард вздохнул и нахмурился, но спорить не стал. Он начал расспрашивать о Нью-Йорке, и я рассказывала ему обо всем, что случилось с момента нашей последней встречи на прошлое Рождество, пока он не устал и не задремал посреди истории о неловко разлившем вино Луи. Дед отказался объяснять мне, как оказался в больнице, но Николай и врачи ввели в курс дела. Как выяснилось, у него обнаружили редкое заболевание сердца – обычно оно протекает в скрытой форме, пока у пациента не возникает сильного стресса или тревоги. В такие моменты заболевание может привести к внезапной остановке сердца и смерти. От таких новостей у меня самой чуть не остановилось сердце, но врачи заверили, что у дедушки легкий случай. Он потерял на какое-то время сознание, но операция, к счастью, не понадобилась. Но лекарства от заболевания не существовало, и деду следовало серьезно откорректировать образ жизни, чтобы снизить уровень стресса и не допустить более серьезного инцидента в будущем. Представляю, как отреагирует Эдуард. Он самый настоящий трудоголик. Врачи продержали его в больнице еще трое суток. Хотели оставить на неделю, но он отказался. Сказал, это плохо скажется на общественном настроении и ему нужно вернуться к работе. А когда король чего-то хочет, никто ему не отказывает. Когда он вернулся домой, мы с Николаем изо всех сил пытались уговорить его переложить часть обязанностей на советников, но он упорно отмахивался. Три недели спустя мы так ничего и не добились, и я впала в отчаяние. – Он упрямится. Я не могла сдержать разочарования, пока вела лошадь к угодьям за дворцом. Эдуарда достали наши с Николаем уговоры прислушаться к рекомендациям врачей, и он буквально выгнал нас из дворца на весь день. Погрейтесь на солнышке, сказал он. И дайте мне спокойно понервничать. Но нам с Николаем было не до смеха. – Он должен хотя бы сократить ночные созвоны. – Ты же знаешь дедушку. – Николай ехал верхом, и его волосы лохматил ветер. – Еще упрямее тебя. – Ты называешь упрямой меня? Забавно. Насколько я помню, это ты объявил трехдневную голодовку, когда дедушка не пустил тебя на скайдайвинг с друзьями. Николай ухмыльнулся: – Но ведь сработало? Он сдался уже к концу третьего дня. Брат был точной копией отца – пшеничные волосы, голубые глаза, квадратный подбородок, – и иногда сходство казалось настолько сильным, что причиняло боль. – И вообще, это пустяки по сравнению с твоим упорным желанием жить в Америке. Неужели наша страна настолько ужасна? Началось. Нет ничего прекраснее осеннего дня, слегка приправленного виной. – Ты же знаешь, дело не в этом. – Бриджит, я могу сосчитать на пальцах одной руки, сколько раз ты приезжала домой за последние пять лет. Другого объяснения я не вижу. – Сам знаешь, я скучаю по вам с дедушкой. Просто… каждый раз, когда я приезжаю домой… – Я попыталась сформулировать. – Я словно под микроскопом. Все, что я делаю, надеваю и говорю, тщательно анализируется. Клянусь, желтые газеты способны сделать историю из моего неверного вздоха. А в США всем плевать. Пока я не делаю ничего безрассудного, я могу жить нормальной жизнью. Насколько она вообще может быть нормальной у человека вроде меня. Ник, мне тяжело здесь дышать. – Знаю, это непросто, – признал Николай, смягчившись. – Но мы для этого рождены, и ты здесь выросла. Раньше у тебя не возникало проблем с вниманием. Возникали. Просто я никогда не показывала. – Я была младше. – Мы остановили лошадей, и я погладила свою по гриве, по привычке наслаждаясь шелковистой шерстью под ладонью. – Тогда люди были не такими злобными, а я еще не поступила в колледж и не пожила жизнью нормальной девушки. Это… приятно. Николай смотрел на меня со странным выражением лица. Не знай я его, могла бы поклясться: его гложет чувство вины, но это казалось бессмыслицей. В чем он может быть виноват? – Бридж… – Что? Сердце забилось быстрее. Его интонации, выражение лица, напряженные плечи. Сказанное мне явно не понравится. Он опустил взгляд: – Ты меня возненавидишь. Я крепче сжала поводья: – Просто скажи. – Прежде всего хочу заверить тебя: я ничего этого не планировал, – сказал Николай. – Я не ожидал, что встречу Сабрину и влюблюсь, и не ожидал, что через два года все так обернется. Недоумение смешалось с опасениями. При чем здесь Сабрина? – Я хотел сказать раньше, – добавил он. – Но потом дедушка попал в больницу, и… – Он тяжело сглотнул. – Бридж, я сделал Сабрине предложение. И она согласилась. Я ожидала услышать отнюдь не это. Даже близко. Я плохо знала Сабрину, но она мне нравилась. Милая и веселая, она делала брата счастливым. И этого мне было достаточно. Я не понимала, почему он так нервничает. – Ник, это потрясающе. Поздравляю! Ты уже сказал дедушке? – Да. – Николай по-прежнему смотрел на меня с виноватым видом. Моя улыбка исчезла. – Он расстроился? Помню, он был недоволен, когда вы начали встречаться, из-за… – Я осеклась. Ледяные пальцы скользнули по позвоночнику, когда фрагменты наконец сошлись воедино. – Погоди, – медленно сказала я. – Ты не можешь жениться на Сабрине. Она не благородной крови. Так говорил закон, а не я. Закон Эльдорры о королевских браках предписывал монархам жениться на особах знатного происхождения. Архаично, но незыблемо – и Николай, как будущий король, подпадал под юрисдикцию закона. – Нет, – сказал Николай. – Не благородной. Я уставилась на него. Было так тихо, что я слышала шорох листьев, падающих на землю. – К чему ты клонишь? У меня внутри вспыхнул ужас – он рос и рос, как воздушный шар, пока не выдавил из легких весь воздух. – Бриджит, я отрекаюсь. Шар лопнул, оставив по всему телу кусочки ужаса. В сердце, горле, глазах, пальцах рук и ног. Я приходила в себя и не могла говорить целую минуту. – Нет. – Я моргнула, надеясь проснуться от кошмара. Но нет. – Ты не можешь. Ты станешь королем. Ты готовился к этому всю жизнь. Нельзя просто взять и выбросить…. – Бриджит…