– Да тут рядом совсем моя деревня, товарищ лейтенант. Рукой подать. Только нет ее сейчас, одни трубы печные остались. Фрицы сожгли всё при отступлении, когда наши их погнали. Баранов остановился возле большого раскидистого дерева. Он немного помолчал, глядя в поле, на краю которого виднелась полоса густого леса. – Людей у меня мало, Щукин, – начал он, опустив голову и облокотившись на ствол дерева: – Четвертый день группу ждем с того берега Зуши. Командование «языка» требует взять. Да еще офицера. Да чтоб повыше чином был. Лейтенант немного помялся, глубоко вздохнул. Егору было хорошо видно, что командир чем-то глубоко озабочен и крайне устал от нервного напряжения. Глаза его были красными, щеки с двухдневной щетиной ввалились. Он продолжил, все так же глядя в сторону дальнего леса: – Разведчики в стрелковых полках уже притащили пару фрицев. Да все рядовых. От них толку почти нет. – Лейтенант сдвинул рукой шапку на затылок. – Ты в разведке не служил? Егор немного напрягся, ожидая, что отрицательный ответ может поставить крест на его службе во взводе разведки. Но врать в данной ситуации он счел абсолютно неуместным, поэтому ответил совершенно честно: – Нет. Я в пехоте был. Здесь недалеко, под Шашкино, меня ранили. В ногу. Во время атаки. Два месяца лечился. А теперь сюда к вам сам попросился. – Он чувствовал, что заметно волнуется. Его даже стал пробивать легкий озноб. Чувство неустроенности вселилось в душу солдата. Он с напряжением ожидал хода дальнейшего разговора с лейтенантом. – Хорошо, что сам попросился. Такие, как ты, мне сейчас ох как нужны. – Баранов посмотрел на Егора. – Полк недоукомплектован. Люди все еще прибывают. Кто из госпиталей, но с ними проще, воевали уже, обстрелянные. А так – все из тыла, наспех обученные. Лейтенант сделал несколько шагов и остановился возле участка леса с ровно снятым слоем грунта на небольшой поверхности. С первого взгляда Егор понял, что на земле нарисована карта местности. Изогнутая борозда показывала реку. Сбоку к ней вела еще одна, потоньше. Кора деревьев лежала в нескольких местах. Кое-где были раскиданы крупные куски мха. Глядя на импровизированный план, парень стал подозревать, что куски древесной коры указывают на деревни, а мох – это леса и рощи. Баранов поднял с земли две палки. Одну из них он аккуратно положил на земляную карту, а другую оставил в руке. – Вот реки: Зуша и Снежедь, – он провел палкой, как указкой, по бороздкам на земле. Потом посмотрел на Егора, – понимаешь? Тот кивнул в ответ. – Это дорога Болхов – Мценск. – Лейтенант быстро провел по лежащей палке, изображавшей дорогу. – А это деревни? – Солдат опередил его своим вопросом. – Так точно! – Баранов последовательно указал на куски коры на земле: – Шашкино, Миново, Ущерево, Городище. Наше задача – взять под контроль эту дорогу. Перерезать тем самым сообщение между соединениями гитлеровцев в обороне. А чтобы к ней подобраться, надо взломать сплошную оборонительную линию противника. Лейтенант потряс в воздухе указкой и бросил ее на землю. – Два раза ребят посылал за «языком». Оба раза безрезультатно. Нарвались разок. Бой завязался. Еле ушли, – он снова стал заметно нервничать, сунул руки в карманы галифе, стал водить глазами по верхушкам деревьев, – одна группа не вернулась! И вестей никаких. А с ними мои самые опытные разведчики ушли. Остался один Каманин. Остальные разве что обстрелянные. Баранов еще раз помялся, не пытаясь скрыть свое раздражение. Егор, глядя на него, понял, что еще ни разу не видел столь непринужденного общения между командиром и красноармейцем. У него складывалось впечатление, что лейтенант не только знакомит его с боевой обстановкой, но и пытается советоваться. По всему казалось, что он сам не был опытным разведчиком и, скорее всего, был назначен командиром разведвзвода за неимением другой подходящей кандидатуры. Егор вспомнил лейтенанта Стрижака, ночевавшего у них в доме накануне прихода гитлеровцев в их деревню. Тот был таким же измотанным, усталым. Только в отличие от нервного Баранова Стрижак выглядел спокойным и даже равнодушным. То ли на самом деле он был таким, то ли умел делать вид. А может, многие дни боев в отступлении и гибель подчиненных сделали этого человека отрешенным от происходящего. – Сегодня в караул заступишь, – неожиданно сменил тему разговора лейтенант. Он посмотрел на винтовку, висевшую на плече Егора: – Ну-ка, покажи. Он протянул Баранову свою трехлинейку, полученную часом раньше из рук солдата Бушуева. Командир повертел в руках трехлинейку, осмотрел ее, попытался открыть грязный и проржавевший затвор. – Где тебе ее дали? – почти смеясь и одновременно возмущаясь, сказал он. – По приказу младшего сержанта Каманина получил. Ваши солдаты нашли ее в лесу во время занятий, – ответил Егор, почувствовав, что невольно компрометирует бойцов в глазах командира. – Прикажу старшине, чтобы выдал тебе нормальную. А эту ему сдашь, – лейтенант не придал значения словам Егора, – почти весь полк вооружили тем, что в полях собрано. Пушки новые получали. А винтовки – что попало. В стрелковых полках еще что-то стоящее. А у нас… Оружейники день и ночь работают, восстанавливают то, что заржавело давно. Баранов еще немного покрутил в руках винтовку Егора. Потом, задумавшись, сказал: – Это только между нами. Смотри, не брякни где не попадя. Понимаешь, о чем я тебе говорю. Егор уже слышал об особых отделах в подразделениях Красной Армии. Держать язык за зубами, предварительно думая над каждым словом, становилось его привычкой, жизненно необходимой при нахождении в суровой обстановке на передовой. – Понимаю, товарищ лейтенант, – ответил он, не задумываясь, но таким тоном, чтобы Баранов не сомневался в искренности его слов. Егор уже чувствовал наступление утра. Ночная темнота постепенно уходила. Над землей поднимался густой туман, который был плотным и высоким даже в лесу. Прошедший вечером дождь значительно снизил температуру воздуха. Плащ-палатка, надетая поверх шинели, хорошо защитила одежду от влаги, но совершенно не спасала от холода. Постепенно Егор начинал чувствовать, что замерзает. Особенно раненая нога. Единственное, что совсем не беспокоило парня, это добротные ботинки и теплые портянки, полученные вчера от непривычно заботливого старшины госпиталя. Ноги были в тепле. Егор не спеша прогуливался от одного дерева к другому. Ненадолго останавливался, оглядывался по сторонам и отправлялся к следующему дереву. Полученный накануне, перед заступлением в караул, инструктаж был очень подробным. Егор старательно не смыкал глаз и настолько проникся поставленной задачей, что окончательно выдавил из себя желание заснуть. Егор старательно нес караульную службу. Каждый шорох, каждый шум, даже самый незначительный, не могли остаться незамеченными. Еще вечером Баранов в своей непринужденной манере рассказывал о профессионализме немецких разведывательных групп, регулярно действовавших в тылах наших передовых частей. Упомянул он и о регулярных похищениях зазевавшихся солдат или задремавших на посту часовых. Лейтенант преподнес это настолько ярко, что Егор почувствовал настоящий испуг. Иногда он оглядывался в сторону шалаша, служившего пристанищем разведчикам, старательно осматривал подступы к нему, пытаясь предотвратить в случае необходимости нападение немецких охотников за «языками». В очередной раз обернувшись на шалаш, он увидел две скользнувшие в темноте фигуры, проследовавшие за ближайший кустарник. Егор присмотрелся. Потом стал настороженно оглядываться по сторонам, пытаясь понять, было ли это на самом деле или начала сказываться усталость. Кто были эти две тени: свои или чужие? Он боком шагнул в гущу веток ближайшего дерева. Со стороны шалаша проскользнули еще две тени, на этот раз не в кустарник, а вниз по оврагу. Это успокоило Егора: теперь он точно знал, что ему не показалось. Он продолжал стоять среди веток, прикрытый с двух сторон широким кустарником, что делало его почти невидимым отовсюду благодаря темноте и туману. Ориентируясь в темноте, он хорошо видел, как одна тень, незадолго до этого скользнувшая из шалаша в овраг, медленно приблизилась к нему с другой стороны. Это насторожило Егора. Он заметил, что тенью был тот самый рыжий разведчик из его взвода, который еще вчера ухмылялся над его добровольным приходом в разведку. Рыжий залег под кустом в двух десятках метров от дерева, в кроне которого находился Егор, и стал смотреть в сторону шалаша. При этом он растерянно вертел головой по сторонам, как будто пытался найти кого-то. Наконец Егору стало понятно, что ищут именно его. Вероятно, это было продолжение вчерашних занятий по подготовке групп для захвата «языка». А объектом тренировки должен был стать сегодняшний часовой. Эта мысль родилась в голове молодого солдата после рассказа Николая еще во время лечения в госпитале. Опытный разведчик рассказывал о довоенных учениях, когда отрабатывались действия, во время которых похищались бойцы «вражеской» воинской части. Тем самым молодые солдаты получали опыт работы в ближнем тылу реального противника. Егора такая мысль поначалу даже позабавила. Но, помня тщательный инструктаж лейтенанта перед заступлением в караул, он стал внимательнее вглядываться в темноту и прислушиваться к доносившимся шорохам. Едва он насторожился, как где-то сзади раздался хруст веток. Он медленно отвел в сторону руку с винтовкой и, как только шум усилился, резко прыгнул влево и мгновенно повернулся, держа оружие на изготовку. – Ха! – недовольно усмехнулся разведчик, пытавшийся броситься под ноги Егору, чтобы повалить его на землю. Молодой солдат растерянно стал осматриваться по сторонам, пытаясь понять, как ему вести себя в ситуации, когда его неожиданно атаковали свои же, да еще в целях отработки действий по захвату «языка». Настороженность и отменная реакция снова не подвели Егора. Едва он почувствовал приближение к себе очередного «охотника», моментально отпрыгнул в сторону, не дав схватить себя за шею. Чьи-то руки крепко вцепились в капюшон плащ-палатки. Резко поворачиваясь с винтовкой в руках, Егор сбил штыком с ног человека в маскхалате, смахнув с его головы шапку. Упавший вдруг громко крикнул: – Отставить! Отставить, Щукин! Свои! – Перед Егором на земле распластался, подняв руки вверх, сам лейтенант Баранов. Из-под дерева и за дальним кустарником послышался смех разведчиков, понявших неудачный исход тренировки. – Отставить смех! – снова крикнул Баранов. – Виноградов, Панин, Бушуев, ко мне! Разведчики быстро построились возле своего командира. Егор тоже встал по стойке «смирно», ожидая услышать гневную речь командира. Тот нервно прошелся вдоль строя, потом, уже негромко, начал говорить: – Вот видите! Вся наша подготовка коту под хвост, – Баранов стал ходить взад- вперед, – даже неопытный солдат смог нас раскусить, несмотря на крайнюю усталость, дождь и холод. А там, за Зушей, опытный враг, уже изрядно повоевавший. Его всю зиму и полвесны пытались выбить с занимаемых позиций. Он там укрепился лучше некуда. Обложился минами, колючей проволокой, дотов понастроил. Лейтенант нервно махнул рукой и быстро направился в сторону шалаша. Пройдя половину пути, он, не оборачиваясь, крикнул: – Вольно! Разойдись! Разведчики с горестным видом проводили взглядами своего командира. – Ну, что же ты нас так подвел, боец Щукин? – неожиданно произнес высокий рыжий солдат, скривив лицо в недовольной гримасе. – Да, готовились-готовились, отрабатывали-отрабатывали. А ты нас уделал, – сказал второй разведчик. – Все равно сегодня в ночь пойдем в поиск. Лейтенанта в штабе каждый день треплют, «языка» требуют, – проговорил Бушуев, бросив косой взгляд на Егора. Егор крепко спал в землянке, им же самим приготовленной к проживанию. Полдня он был в наряде по очистке помещения от земли и грязи, образовавшейся после весеннего подтопления. Сейчас землянка была насухо убрана. Пол застелен соломой, над входом в качестве двери повешена ничейная плащ-палатка. Здоровяк-старшина заботливо установил печку-буржуйку, которая своим теплом подсушивала пропитанные влагой стены и потолок деревянной постройки. Егору выпало первым спать на верхних нарах в дальнем углу. Из последних сил, шатаясь от усталости, вызванной постоянными нарядами и караулами, он застелил деревянный лежак слоем соломы. Сверху положил свою плащ-палатку. Привычным движением соорудил из тощего вещмешка подобие подушки и, не раздеваясь, в шинели и ботинках лег и отвернулся к стене. Усталость одолела молодой организм. Он крепко спал и видел во сне родной дом. Тот самый, который четырьмя месяцами ранее безжалостно сожгли фашисты. Но ему он виделся целым, любимым всеми членами большой крестьянской семьи Щукиных. Дом, своими руками построенный отцом Егора еще до его рождения. Из этого дома когда-то, после конфликта с отцом, ушла на заработки в город мать, забрав с собой еще совсем маленьких старшую сестру и брата Петра. Три года она работала на дому у помещицы, одна поднимала детей. Все это могло бы так и продолжаться, если бы не болезнь, вынудившая мать вернуться домой в деревню к мужу и повиниться ему. Отец принял ее, не стал браниться, и семья Щукиных зажила по-прежнему. Вскоре конфликты родителей между собой возобновились, к счастью, они никогда, на радость детей, не заканчивались рукоприкладством. Отец ни разу не позволил себе ударить самовольную и высокомерную по характеру мать, лишь срывался в гневную брань. Но, едва высказавшись, он отходил и становился прежним – спокойным и рукодельным хозяином. Командир дал отдохнуть не только Егору. В землянке спали еще несколько разведчиков. Не смыкали глаз только те четверо, кому ночью предстояло идти в поиск на занятую противником территорию. Который день в штабе не давали покоя лейтенанту Баранову, требуя добыть «языка». Тот нервничал, терял последний покой и силы. Исхудал окончательно. Днем ранее Егор, заступая на пост, случайно услышал отрывок разговора командира с Каманиным. – Сказали, что партбилет положу на стол, если «языка» не приведу! – раздосадованно говорил лейтенант. Каманин сурово молчал. Четверо разведчиков, уделив несколько дней тренировкам и занятиям, теперь готовились к выполнению боевой задачи. Они уже облачились в маскхалаты и сейчас, сидя на расстеленных на земле плащ-палатках, готовили автоматы и гранаты. Остальные, кто был свободен, вполголоса обсуждали вероятность благополучного исхода поиска. Их мало волновал захват и доставка «языка», ставшие, казалось, головной болью только одного Баранова. Солдаты волновались только за своих товарищей. Каждый ставил себя на их место, и все разговоры сводились к тому, кто бы что сделал в случае абсолютно безвыходной ситуации. – Подъем, боец! – услышал сквозь сон Егор. – Я! – еще не открыв глаза, повернулся тот к будившему его Каманину. – Просыпайся. Со мной пойдешь. На столе ватник и маскхалат. Одевайся. Шинель, вещмешок здесь оставь. Бери винтовку. Патроны у Бушуева возьми, – он стоял возле Егора, положив руку на край нар, – на сборы десять минут. Ужинать не будешь. Все.