Егор спустился с нар и стал быстро готовиться к чему-то пока еще неведомому. Из всего сказанного его очень сильно смутила новость об отсутствии ужина. Это означало, что предстоит боевая работа, перед которой, по опыту, не рекомендуется принимать пищу для предотвращения тяжелых последствий при ранении. Облаченный в не по росту большой маскировочный костюм, надетый поверх пришедшегося впору ватника, Егор подошел к Бушуеву. Тот без слов извлек из патронного ящика несколько винтовочных обойм и протянул их новичку. Егор уложил боекомплект в подсумки, после чего получил нож в ножнах. – Это твой. Нам без него нельзя, – сказал Бушуев и добавил: – Лопатку возьми. Тоже может пригодиться. Гордый собой Егор, то и дело пытавшийся представить себя со стороны, облаченный в снаряжение, доступное только боевым разведчикам, шел след в след за Каманиным. Ему очень хотелось, чтобы сейчас его увидел Николай, надоумивший когда-то Егора пойти в разведчики… – Ты же местный? – прервал его мысли Каманин. – Представляешь, где мы сейчас? – Представляю, товарищ младший сержант, – ответил Егор, тут же в душе отругавший себя за отвлеченные мысли вблизи передовой, – а мы тоже за линию фронта идем? – С чего ты взял? Мы с тобой на переднем крае будем заниматься поиском целей. Такая наша на сегодня будет боевая задача. Разведчики миновали землянки и хорошо замаскированные позиции минометчиков стрелкового полка. Прошли мимо горстки сидевших в лесочке солдат, внимательно слушавших политрука. Спустились в петляющую траншею, которую спешно углубляли несколько совсем молодых бойцов, раздетых до гимнастерок. Вскоре они подошли к большой землянке, к которой вела глубокая, подбитая для крепости бревнами траншея с выделенными в ней стрелковыми ячейками и широкими окопами для пулеметчиков. – Пока отдыхай, – сказал Каманин и начал извлекать из чехла армейский бинокль. Егор стал аккуратно выглядывать за бруствер окопа в сторону вражеских позиций, находившихся от них в сотнях метрах и отделенных рекой с крутыми берегами. Река красивым изгибом проходила где-то внизу. Из окопа было видно, как она, петляя руслом, уходит вдаль. Егор смотрел и не узнавал еще недавно такие знакомые берега, сейчас поросшие густым кустарником и деревьями. Он неловко дернулся, пытаясь получше разглядеть, что могло так изуродовать изумительного вида быстроводную реку. – Сильно не высовывайся, – одернул его Каманин и поднес к глазам бинокль. Немецкие укрепления, даже при наличии хорошей маскировки, хорошо угадывались на противоположном берегу. Они встретились глазами. – Что случилось? – Каманин почувствовал что-то недоброе во взгляде Егора, устремленном в сторону хорошо просматриваемой реки. – Можно, товарищ младший сержант? – Егор протянул руку к биноклю. Опытному разведчику, прошедшему немало фронтовых испытаний, не раз лечившему раны в госпиталях, стало тут же ясно, что могло смутить парня, едва вернувшегося в родные места и нашедшего здесь сильные изменения. Егор направил бинокль на русло реки, вытянув шею и замерев от увиденного. Весь извилистый берег, на сколько хватало глаз, с обеих сторон был изрыт воронками от мин и снарядов. Казалось, там не осталось ни одного целого дерева. Все было сломано и свалено, из изуродованных стволов с торчащими повсюду кривыми ветками образовались огромные заторы. Но самым ужасным, от чего Егора буквально затрясло, было скопление огромного количества незахороненных, разлагавшихся в воде и на берегу трупов людей. Лежащие беспорядочно, в самых нелепых позах, в которых они встретили смерть, облаченные в грязное от крови и следов гниения военное обмундирование, с вывернутыми внутренностями, тщательно обрабатываемыми несметными стаями ворон, которые черными тучами кружили над рекой, мертвецы представляли собой жуткое зрелище. У Егора перехватило дыхание. Он с силой вцепился в бинокль. Его трясло. Кровь отхлынула от лица, придав ему жуткий бело-серый цвет. Ноги стали подкашиваться. – Щукин, – позвал его Каманин, видя, что боец не в себе. Но Егор не слышал его. Он повернулся в сторону поля, видневшегося на противоположном берегу реки. Бинокль ощупывал крутизну склона, возвышавшуюся над водой. Небольшой овраг тянулся от редкого леса в сторону берега и спускался прямо к реке. Его края, те, что ближе воде, были изрыты воронками. Егор внимательно вглядывался в склоны оврага, заполненные лежащими в них телами убитых еще зимой моряков. Ошибиться в принадлежности погибших к флоту было невозможно. Оптика бинокля позволила четко рассмотреть полоски тельняшек. А возле самого берега, чуть присыпанная землей, лежала черная бескозырка, принесенная водой во время половодья. – Ну, хватит! Отдохни, парень. – Каманин с силой выхватил из рук Егора бинокль. Потом надавил ему на плечи, заставив сесть на дно окопа. Боец послушно опустился вниз. Он растерянно склонил голову и молчал, ничего не видя перед собой. В глазах стояли мертвые моряки, сгрудившиеся друг к другу в паре воронок и на склоне низенького оврага. Егор стал вспоминать громкий крик одного из раненых Василиев в госпитальной палате. Моряк из лыжного батальона принимал участие в штурме вражеских укреплений. Преодолев скованную льдом Зушу, морские пехотинцы в полный рост, не имея возможности укрыться, шли на пулеметы. Уцелевшие в смертельной атаке отходили к реке, но и там их настигала смерть от перекрестного огня. Выжившие раненые находили последнее пристанище на непростреливаемом склоне крутого берега, где их забрасывали минами. И те, последние, кому чудом удалось оставаться живыми, жались друг к друг, ища спасения от осколков и лютого холода. Одни истекали кровью, другие замерзали на двадцатиградусном морозе, так и не дождавшись помощи или спасительной темноты, чтобы самостоятельно выбраться к своим. Перед смертью, предвидя свою погибель, они хором пели «Варяг». Слова песни еще долго доносились до немецких пулеметчиков, прильнувших к прицелам и ловивших еле заметное движение мужественно умирающих моряков. «Цусиму нам устроили!» – звенели в ушах Егора слова раненого Василия. «Полундра!» – орал во все горло лежащий в дверном проеме госпитальной палаты другой моряк, с забинтованными ногами. – Красноармеец Щукин! – резко произнес Каманин. – Я! – привычно бодро отозвался Егор. Младший сержант смотрел сверху вниз на сидящего на дне окопа молодого солдата. Он пытался придумать, как отвлечь его и вывести из того состояния, в которое его ввергло увиденное на берегу родной реки. – Тебя где ранило? – задал он вопрос, навязывая парню разговор. – Вы уже спрашивали меня, товарищ младший сержант, – тихим голосом ответил ему Егор, – возле Шашкино. – Через реку наступали? – Каманин сел рядом. – Нет, по полю, – не меняя спокойного тона, ответил молодой солдат. – Давно? – Младший сержант перешел на шепот, поддавшись подавленному настроению Егора. – Больше двух месяцев прошло. В феврале дело было. Каманин задумался. Потом наконец нашел способ подобрать тему для отвлекающей беседы. – Егор, а тебе сколько сейчас? Повернувшись и посмотрев на своего командира, солдат ответил: – В мае девятнадцать будет. Довольный собой из-за удачной перемены темы, младший сержант продолжил, не давая ему вернуться к мрачным мыслям: – Так тебе перед войной уже восемнадцать было? – Да, – спокойно ответил Егор, не понимая, к чему клонит Каманин. – А чего же ты не в армии был? У нас ведь уже несколько лет, как всеобщая воинская обязанность введена, – не унимался разведчик. – Так ведь я в техникуме учился! – Егор прочитал интерес в глазах младшего сержанта. – Как война началась, я домой вернулся. Хотел из родительского дома на фронт уходить. Только я не учел тогда, что документы мои остались в военкомате, где техникум находится. Я же там на учете был. Егор от досады потер лоб ладонью, предварительно сдвинув на затылок пилотку. Ему стало неловко от сложившейся с ним около года назад ситуации. – И когда же ты на фронт ушел? – Каманин достал из кармана штанов кисет и стал сворачивать самокрутку. – Да я все ждал призыва. Только потом понял, что местный Чернский военкомат обо мне ничего не знает. А там немцы нас оккупировали на целых два месяца. – Егор вспомнил, как оказался в колонне пленных красноармейцев, как сбежал потом и прятался в родительском доме. – Призвали, только когда нас освободили. Ну, освободили-то нас в конце декабря, а призвали меня только в январе. – А чего не сразу? Проверяли, что ли? – Каманин раскуривал самокрутку, выпуская клубы густого табачного дыма. – Не знаю, – растерянно ответил Егор, – не проверяли вроде. Сначала даже пару дней на оборонительных работах был, траншеи копал. Они замолчали. Разведчик затягивался крепким табаком и изредка косо смотрел на Егора. Тот уткнулся затылком в земляную стенку окопа и снова стал погружаться в мысли о доме и родителях. – Братья, сестры есть? – Каманин заговорил снова. – Нас пятеро, – ответил ему Егор, – три брата, две сестры. – Отец с братьями, поди, воюют? – не унимался младший сержант. – Отцу пятьдесят пять. Его по возрасту не призвали, – Егор сел поудобнее и стал смотреть на курящего Каманина, – а брата старшего призвали еще в самом начале войны. До сих пор от него вестей нет. Только одно письмо пришло, да и то еще летом. – А второй брат? – Разведчик повернулся к Егору. – Тому семнадцать будет. Успеет еще. – Солдат нахмурился, не пытаясь скрыть свое переживание за судьбу младшего брата. Где-то в траншеях, недалеко от сидящих в пулеметном окопе разведчиков, послышались голоса. Кто-то сильно ругался. Другой голос ворчал в ответ. Раздался громкий крик, снова послышалась ругань и ворчание в ответ. В проеме окопа промелькнул пехотный лейтенант, бросивший на ходу резкий взгляд на Каманина и Егора. Вслед за ним проскочил еще один, с сержантскими треугольниками в петлицах. – Вот где они могут быть? – кричал, по всей видимости, лейтенант. Другой голос, принадлежавший скорее всего сержанту, отвечал: – Да кто их знает, товарищ командир. Два часа назад на месте были. А потом – как сквозь землю провалились. Лейтенант с красным от напряжения лицом снова промелькнул в проеме. За ним проследовал сержант. – Так найдите мне их! Ко мне приведите! Среди бела дня солдаты пропадают, а ему хоть бы хны! – продолжал кричать лейтенант. Крик и ругань еще продолжались по мере удаления людей в коридоре траншей. Еще через минуту мимо окопа разведчиков, не спеша, проследовали два бойца. – О, братки, закурить не найдется? – спросил один из них, остановившись в проеме и просияв широкой редкозубой улыбкой. – Найдется. Отчего же не найтись, – ответил ему Каманин и полез в карман за кисетом, – слушай, а чего это у вас лейтенант свирепствует? – А! Это ротный наш, – ответил второй боец, невероятно маленького роста, отчего рукава его шинели были подвернуты почти до локтей. – Да ребята пропали из последнего пополнения, – пояснил первый. – Как пропали? Дезертировали, что ли? – насторожился Каманин.