Дотронуться хочется, так что руки припекает. – Найти тебе управляющего? – спрашиваю лениво. – И с чего бы мне это делать? – Потому что бизнес ты строил для детей. Будет жаль, если из-за неопытности я быстро всё профукаю. Скрывает улыбку, отпивая из кружки. Чисто по-человечески испытываю крайне острое желание запустить в неё как минимум хлебницей, но как бизнесмен, готов вскочить и аплодировать стоя. Что я там говорил ещё пару минут назад? Сомневался, что она поступит? Пф-ф. Поступит. И надерёт там всем задницу в администрации. Слово Соболева даю. Пропустив пару раз воздух через лёгкие, снова хватаю ложку и в полной тишине поглощаю суп. Пожалуй, это самое вкусное, что я ел за последние недели. Желудок предательски вибрирует, по телу тепло растекается. – Ну так, что? – спрашивает Янка. Смотрит выжидающе. Сразила наповал и добивает. – Ты поможешь? – по-деловому складывает руки на столе. Удостаиваю её мрачным взглядом и безразлично отзываюсь: – Посмотрим. Просто не хочу вручать ей грёбаную победу с венком из лаврушки. Хотя даже тостер в этой кухне прекрасно понимает, кто сегодня чемпион. Вернее, чемпионка. – Я тебе помогу, – произношу подумав. – Но положенные двадцать процентов за наставничество заберу. – Будешь обирать своих детей? – спрашивает, качая головой. – Это будет первый урок предпринимательства, – отодвигаю пустую тарелку. – Спасибо. Вкусно. – Добавки? – задирает тонкую бровь. – Нет. Мрачно наблюдаю, как она поднимается и прихватывает посуду со стола. Относит её к мойке. – Так… что за урок, Соболев? – интересуется развернувшись. Проходится по мне намеренно безучастным взглядом, но грудь выдаёт её с потрохами. Собрав ноющие яйца в кулак, откашливаюсь. – Когда просишь о поддержке, неважно какой – финансовой, репутационной или интеллектуальной – привыкай делиться прибылью. Увы. По-другому не бывает, Яна Альбертовна. – Хорошо, спасибо. – Обращайся, – киваю. – Нет, – уставший взгляд становится серьёзным. – Правда спасибо, Дань. Я была не уверена, как именно ты отреагируешь. Разное представляла себе, – закатывает глаза и грустнеет. – Оставаться на денежном довольствии… немного унизительно, понимаешь?! – Не понимаю, но пусть будет так. Сверху доносится детский голос, и мы одномоментно подрываемся с мест. Дальнейшее время до вечера проходит в хлопотах. Маше заметно легче, но неожиданно температура поднимается у Вани. В последнее время из-за загруженности я был на редкость хреновым отцом. Пытаюсь это компенсировать помощью Яне в, казалось бы, простых, но выматывающих действиях. Дина тоже после недавней болезни, а ещё и в новой для неё обстановке плачет и просится к маме. Мы звоним Ане с планшета, она со слезами в глазах долго общается с дочерью. Затем сообща выполняем все лечебные процедуры, назначенные доктором. С Яной встречаемся редко, в коридоре, обмениваясь многозначительными взглядами. Как только наша троица наконец-то засыпает на ночь, чувствую себя примерно, как после самых долгих и мучительных переговоров в своей жизни. Спустившись, натягиваю куртку и замечаю, что Яна замирает на лестнице. – Поздно уже, может, останешься? – спрашивает робко. – В качестве кого? – отвечаю вопросом на вопрос, не сводя глаз с её лица. Она смотрит на меня в упор. Всё понимает, но молчит. Я готов биться об заклад и поставить всё своё имущество на то, что тоже переживает и сожалеет обо всём, что с нами случилось. Решимость, которую я так отчётливо видел в стенах своей квартиры в ту ночь, немного размылась под проливным дождём из сомнений. Ситуация, произошедшая в ресторане, только разбавила этот коктейль. – В качестве кого? – повторяю. – Хочешь секса? – А что, если да? – отвечает еле слышно, складывая руки на груди. Усмехаюсь, чувствуя на зубах привкус горечи, и тянусь к сигарете. – Секса в процессе развода у нас больше не будет. И после него тоже, – хватаюсь за ручку. – Только если ты закончишь этот цирк, и мы сядем спокойно разговаривать о том, как всё это наладить, – рассекаю рукой воздух. – Мы… зашли так далеко, что уже не получится, – хрипло отзывается Яна. – Получится. Я тебя люблю, так же, как и все эти десять лет. Если моё чувство взаимно, то всё получится, – ещё раз настаиваю, чувствуя себя кем-то вроде побитой собаки. – Я… не знаю, – растерянно мотает головой и озирается. Не хочет. В очередной раз на полной скорости сталкиваюсь с кирпичной стеной. Если Шацкая что-то решила, пойдёт до конца... Глава 39. Яна. Даня выходит, а я остаюсь стоять в полном одиночестве и растерянности. Озираюсь. Снова и снова. Потряхивает. Стреляю глазами на дверной проём, ведущий в гостиную, на пустую вешалку, коврик на пороге. Облизываю пересохшие губы. Будто бы на сломанных шарнирах сползаю, вцепившись рукой в перила. Усаживаюсь на лесенку и обнимаю себя за плечи. Качаюсь из стороны в сторону, сканируя входную дверь. Он больше не придёт. Никогда. И не попросится. И ничего больше не будет. Ни шуток его, ни запаха сигарет, ни докторской колбасы в холодильнике. Ни-че-го! Почему-то осознание пришло только сейчас. Приоткрыв рот, пытаюсь сдержать слёзы и надышаться воздухом, в котором ещё витает запах Соболева. Мозг отчаянно перебирает то, чего с этого момента больше не случится. Пытаюсь выстроить в ряд все плюсы, но именно сегодня, их как будто бы нет. Всё, чем я окружила себя в последние месяцы: работа, моя хвалёная самостоятельность… тонна обид, накрытых кружевным покрывалом из гордости… Всё это, как песок протекает сквозь пальцы и растворяется в одной-единственной мысли. Богдан ушёл навсегда. Вспоминаю нашу последнюю ночь в квартире. Какое тяжёлое у него тело , когда нависает сверху. И как нежно он меня любил. Неужели и правда отпустит? Перегнула? Сама себя обыграла. Отпустит. Я ведь так уверенно плела ему про манипуляции и поиск себя, а Богдан слушал, внимал, делал выводы. Ни разу не надавил и слова не сказал. А сегодня сдался. Признался, что любит, не услышал того же самого в ответ и… ушёл. Будет жить дальше. Он сможет, наверное. Сильный, угрюмый вдвшник с несгибаемой волей и чувством собственного достоинства. Всё отдаст и ничего не попросит взамен, будет жить дальше. А я как же?