Как бегун на длинной дистанции спешу к размытому перед глазами финишу. Не замечая никого вокруг. Даже себя не замечая… Своих чувств, собственных детей, любимого человека. Только вот что там, за финишной рамкой?! Что я буду делать через пять лет, через пятнадцать? Как я буду без него, в конце концов? Усмехаюсь. Да! Как я буду уже завтра?! Может быть, пока не поздно, найти в себе силы нажать на тормоза? Вдруг иногда, чтобы одержать победу, надо просто... остановиться и осмотреться вокруг. Вскакиваю с места и несусь к выходу. Колени подкашиваются, превращаются в вату, словно в самом жутком сне, когда сдвинуться не можешь, а потом в бездну срываешься и просыпаешься. Вот и я проснулась, наконец-то. Взрывной волной по телу ужас прокатывается. Сколько я так просидела здесь? Минуту? Десять? Час? Он уже уехал – бьёт понимание по лицу. Задержав дыхание, толкаю дверь. Вспышка. Белый свет... Ёжусь от пронизывающего холода, но упрямо вылетаю босиком на крыльцо. Первое, что вижу – широкие плечи и небрежный поворот головы. Преодолев пару ступенек, упираюсь в его спину и охватываю крепкое тело. В нос проникает запах кожи, ступни режет острыми иголками. Шёлковая пижама на ветру словно в ледяную корку превращается, но внутренности так полыхают огнём, что всё это пропускаю. – Пошли домой, – говорю вмиг охрипшим голосом. Богдан молчит. Курит, как обычно. Серьёзный, собранный. – Даня, пойдём, – произношу чуть громче. В отчаянии. Слёзы по щекам. Кровь в венах останавливается. – Вопрос всё тот же, – произносит он спокойно. – В качестве кого? – Я не знаю, – мотаю головой, прижимаясь ещё ближе. Его тело дрожит. То ли от холода, то ли от всего происходящего. – Я не знаю, – теперь чуть ниже. – Я боюсь. – Чего? – Всего. Что не получится… Что не сможем… Что однажды ночью, ты снова уйдёшь, как тогда, – торс под моими ладонями напрягается. – Уйдёшь, а я умру в то же утро. Просто не вынесу, понимаешь? В первый раз была неизвестность, наверное, это и спасло. Молчит. – Боюсь, что ты будешь молчать вот так… – Не буду. – Что будешь попрекать. – Не буду. – Боюсь, что уйдёшь, – повторяю основное. Как дура твержу одно и то же. – Не уйду. Богдан ругается, резко разворачивается и загребает мои плечи в объятия. По-хозяйски. Жмусь к тёплой груди, как котёнок, руками под куртку проникаю. Его сердце так бешено бьётся, что начинаю дышать ещё отчаяннее. – Никогда больше не уйду, – говорит он, упираясь подбородком в макушку. – Прости, Ян. Это самый дурацкий поступок, который не подлежит логике или объяснению, как бы ни размышлял над этим. Чуть отклоняется. – Совсем голая вышла. – Я к тебе спешила. Успела. Даня без труда подхватывает меня на руки и заходит в дом, закрывая двери на защёлку. Зарываюсь холодным носом в воротник рубашки, ничего не соображая. По телу тепло разливается, сердце сжимается от всего происходящего. Он остался. Остался. Открываю глаза, когда мы оказываемся в спальне. Полумрак. Тёплая постель. Богдан шуршит одеждой, а потом укладывается рядом, накрывая своё тело моим. Скидывает повязку с волос и гладит по голове. – Почему ты не уехал? – спрашиваю, заслоняя глаза ладонью. – А хрен его знает. Всю пачку выкурил. – Тебе надо меньше курить, Дань. Он хрипло хохочет. – Что? – Соскучился по твоей долбёжке. – Это не долбёжка, – сла́бо улыбаюсь. – Я переживаю за тебя. – Всё будет хорошо. Хочешь, я совсем брошу? – говорит как-то по-мальчишески. Словно нам снова максимум двадцать. Тихо смеюсь. Уже и не помню, когда в последний раз так делала. – Это в тебе адреналин говорит, Соболев. Ты никогда не бросишь. Несколько ночей я почти не спала, ухаживала за нашими болеющими детьми, но сейчас, лёжа в одной кровати с мужем, с которым мы едва не развелись, мне почему-то совершенно не хочется спать. Душа требует близости. Ни секса, не сейчас. А именно внутреннего единения, чтобы снова почувствовать. Что не одна я. Что «мы» всё ещё есть. – Я тебя люблю, Дань. Давай попробуем. Но я учиться хочу, работать. Как раньше не будет. – Понял. – И что думаешь? – Делай что хочешь. Я не против. Удовлетворённо вздыхаю. Богдан нежно целует мою раскрытую ладонь, а я перемещаю её на холодную от ветра небритую щёку и согреваю поглаживаниями. Засыпая говорю, что чувствую. Не из соображений долга, просто знаю, как для него это важно. – Я бы не ушла от родителей, будь это кто-то другой. Его дыхание стопорится. Рука на моём плече становится каменной. – Не надо, Ян. Всё нормально. – Нет, я серьёзно. Когда не видишь любви вокруг, сложно её сразу почувствовать. – Сейчас чувствуешь? – Конечно. Всегда. Глава 40. Яна. Всю ночь я отчаянно жмусь к его телу. Сильному, тёплому, родному. Периодически просыпаюсь, чтобы уткнуться в мягкую кожу и в очередной раз выдохнуть. Да, я приняла решение на эмоциях. Будучи в раздрае и ужасе оттого, что всё может закончиться. Но клянусь, ни секунды не раскаиваюсь в этом. Под утро сон становится крепким. Совершенно не замечаю, как просыпается Богдан, а когда открываю глаза, первым делом хватаю телефон с тумбочки. На часах уже десять. Десять! У меня трое детей в доме. Больных и голодных. Накинув халат, отправляюсь сначала по комнатам, которые оказываются пустыми, а затем спускаюсь на первый этаж.