– Преувеличила? – расстраиваюсь. – Ты серьёзно так считаешь? – Давай начнём с того, что ты вообще не должна была там оказаться. Ночью, в коротком платье, одна… – Ну хватит, – мама внезапно взмахивает руками. – Давайте ужинать пока вы окончательно не поссорились. Сдуваю прядь волос, налетевшую на лицо, и принимаюсь за ужин. – Яна, а эта девочка у вас всегда теперь живёт? – Дина? Пока Аня в Москве, да. – Всё на тебя свесили. – Мам, я не против. Где двое, там и трое... Мы устроили Дину в сад к Ване, да и Маше с ней веселее, – говорю, уминая четвёртую тарталетку. – А у Оли как дела? – Всё хорошо у них, – произносит отец. – Позвони сама и узнай. Она жаловалась, что ты её вычеркнула из жизни. – По-моему, это процесс обоюдный, – замечаю, глядя на маму. Мама жалобно улыбается и мне вдруг становится по-настоящему её жаль. Ведь она единственная кто пытается что-то наладить... – А что на горячее, мамуль? – спрашиваю, задевая тонкое запястье. – Мясной бульон, – радостно отвечает она, поправляя брошь на блузке, и поднимается, чтобы снять крышку с фарфоровой супницы. В воздухе возникает резкий запах, от которого мой желудок превращается в узел и всё съеденное срочно просится обратно. Вскакиваю с места. – Я сейчас, – проговариваю быстро, устремляясь в ванную комнату на первом этаже. Ужас. Не спуская с себя пристального взгляда, умываюсь холодной водой, и ею же смачиваю шею. В голове вереницей проплывают все симптомы. Вчера после глинтвейна мне было нехорошо, но я старалась этого не замечать. Сегодня с утра тоже подташнивало, но я продолжала грешить на глинтвейн. Дрожащими пальцами расстёгиваю крохотные пуговицы на блузке и веду ладонью по кромке кружевного лифчика. В целом я поправилась, но грудь… ей досталось больше всего. Обнимаю себя, рассматривая покрасневшие щёки, резко контрастирующие со светлыми волосами. Это… катастрофа. Просто катастрофа. Медленно возвращаю блузку в прежний вид и вытираю набежавшие слёзы. Я, конечно, наверное, несколько раз пропускала назначенные гинекологом таблетки и вообще, была не в себе в прошлые месяцы. Ослабила контроль. Даня тоже об этом не думал, а мог бы… Я мечтала учиться, работать. Хотела новой жизни, а сейчас что? Всё сначала?! Пелёнки, бессонные ночи… Вздрагиваю, словно от ледяного холода и тут же пугаюсь фигуры отца в дверном проёме, ведущему в гостиную. – Яна… – Где дети? – Они с мамой на кухне, ужинают. Пошли в кабинет, у меня есть разговор. Передвигаюсь по пустынному коридору, следуя за широкой спиной отца, и как никогда чувствую себя уязвимой. Не надо было сюда ехать. Ничего хорошего не будет. – Ты отозвала доверенности у моих юристов? – начинает отец с претензии, усаживаясь в кресло. – Аннулировала у нотариуса, если быть точной. – Муж надоумил? Устало вздыхаю и потираю пальцами виски. Хочу домой. Хочу лечь в постель и подумать, как быть дальше. «Где двое, там и трое» Просто не в бровь, а в глаз, Соболева! С размаху! – Пап, – чуть наклоняюсь к столу и дотянувшись, хватаю крепкую руку. – Ну сколько можно? Пожалуйста. – Дура ты, Янка. Будто бы и не моя дочь. Хлёсткая ментальная пощёчина попадает прямо в цель, и я резко отклоняюсь, потирая лицо. – А вот твой муж – наоборот. Сын своего отца. – О чём ты? – хмурюсь. Папа извлекает из кожаного чехла планшет, разворачивая его ко мне. Впиваюсь глазами в экран. На нём фотография Дани, который держит под локоть девицу лет двадцать пяти. Рядом с ними ребёнок. Вокруг троицы толпа людей, но чужими они не выглядят. Нервно сглатываю скопившуюся слюну. – Семья у него в Москве вторая, Яна. Вот, полюбуйся. И дочка Ваниного возраста… Глава 46. Богдан. Чувствуя ломоту и страшную усталость во всём теле, выхожу в коридор. Перед глазами разбегаются сверкающие мушки, давление видать ни к чёрту. За окном зимний ветер играет с одиноким фонарём, пытается занести его вялой метелью. Терпеть не могу быть вдали от дома. Тем более сейчас, после всего что случилось. Снова пялюсь в телефон, как идиот. Раз за разом налегаю на кнопку вызова и каждый из них слышу враждебный щелчок с кучей однообразных слов. Прикрываю глаза и случайно зацепляю плечом оконный косяк. Блядь. Тяжело вздохнув, инстинктивно тянусь к карману за сигаретами, но тут же матерюсь ещё громче. Озираюсь. Вроде никого. Не слышат. Твою мать. Ещё раз пытаюсь вызвонить Яну. Где её черти носят?! Постучав корпусом телефона о подоконник, решаю набрать Маше, но мобильный дочери тоже оказывается выключенным. А вот тесть, в отличие от моих девчонок, трубку поднимает как по отмашке: – Вечер добрый, – здороваюсь. – Говори, – сухо в своём стиле приветствует Шацкий. – Яна с ребятами у вас?! – А ты опять потерял жену на ночь глядя? Сука. – Альберт… я сейчас не могу по достоинству оценить уровень твоего сарказма. Поэтому спрошу ещё раз – мои у вас? – Н-е-т, – отзывается он и тут же бросает трубку. С раздражением потираю затылок и глазею на ебучий фонарь. Домой хочу!